Приватизация и социализм в России

 

Как менялись наши взгляды. — Марксизм и национал-социализм. —

Этическое и экономическое в марксизме. — Маркс и Бернштейн.

Возможность элементов социализма в России. — Основная проблема перестроечной экономики

 

Я, как и мои ближайшие друзья, сел в лагерь за идеалы социализма, Октябрьская революция для нас была великим событием. Сталинскую диктатуру мы рассматривали, с одной стороны, как необходимый этап в развитии, с другой — как контрреволюцию, которая стала возможна из-за отсталости и крестьянского характера тогдашней России. Этого противоречия в те поры мы не замечали.

Из лагеря мы вышли уже несколько другими. Попытку построить социализм в такой стране, как Россия или Китай, мы считали авантюрой, тоталитарный строй рассматривали как регресс к восточной деспотии, а взятие власти большевиками — как контрреволюцию. Но Маркс оставался нашим учителем.

Марксизм некоторые сравнивают с национал-социализмом. Но главное их различие вот в чем.

Нацистская идеология вернулась к языческим идеалам — первобытному единству, исключающему всякий индивидуализм, основанному на кровном (на самом деле — псевдокровном) родстве нации, и к насилию как базовой ценности, на которой основано существование нации и человека.

Марксизм исходил совсем из иной системы ценностей, унаследованной от христианской культуры Европы. «Манифест Коммунистической партии» провозглашает «свободное развитие каждого как условие свободного развития всех», свободное же развитие предполагает моральную ответственность «каждого» за судьбу «всех». Не отрицая само существование наций, марксизм высту-

 

пает против «эксплуатации одной нацией другой», против «враждебных отношений наций друг к другу». Наконец, насилие для марксизма не самоцель, а только средство (теория опиралась на опыт Нидерландской, Английской и Французской революций). В предисловии к Марксовой «Гражданской войне во Франции» (1895) Энгельс пишет, что только безумец предложит баррикады при наличии всеобщего избирательного права.

Ошибочными оказались не идеалы марксизма, а его экономические построения ( в первой части этих мемуаров я уже приводил высказывание Бернштейна по данному поводу). Именно поэтому эта теория вопреки себе самой победила в наиболее отсталых крестьянских странах: Россия, Югославия, Албания, Китай, Вьетнам, Северная Корея, Куба, Эфиопия и так далее — в более развитые страны она пришла на советских штыках.

В этих странах на вооружение была взята экономическая теория Маркса. Что же касается идеалов, то интернационализмом был назван империализм, демократией — тоталитаризм, гуманизмом — система ГУЛАГа.

Военное поражение нацистской Германии дискредитировало миф о превосходстве арийской расы и саму идеологию насилия. Экономический крах СССР дискредитировал не столько утопическую экономическую систему (кто мыслит экономическими категориями?!), сколько европейскую систему ценностей, которая, как казалось и кажется сейчас большинству, создана лишь для того, чтобы обслуживать интересы власти.

Примерно эти же мысли мы развивали в статье «Прошлое и будущее социализма», там мы говорили, что для стран со слаборазвитой структурой информации, намекая и на СССР, социализм (индикативный способ управления) — вопрос далекого будущего.

Мы с самого начала выступали против государственной собственности, так как государство-собственник неминуемо становится государством тоталитарным. Мы видели необходимость конкуренции. Однако даже в 1987 году мы еще считали возможным уже сейчас вводить некоторые элементы социалистических отношений, в частности рабочие советы на предприятиях.

 

* * *

 

Довольно скоро, однако, мы поставили под сомнение такую возможность. Толчком к таким сомнениям послужили слова молодого рабочего с моего завода: «Ишь, ты, какой хитрый, значит, я

 

буду восемь часов вкалывать, а потом еще и заводом управлять! Нет уж, управляй сам».

Что получится, если завод станет собственностью наемного коллектива? Одно из двух: либо дирекция пойдет на поводу у рабочих, и тогда первое их поколение сумеет «урвать кусок», а затем предприятие станет неконкурентоспособным и разорится, либо, что более вероятно, дирекция, действуя от имени всех и поэтому имея возможность расправиться с каждым, станет абсолютной властью, и на заводах появятся мини-Сталины.

Горбачев принадлежал к той же «когорте события», что и мы, — таким событием был XX съезд. Так же как и мы до лагеря, он не представлял всей сложности национальных отношений. Если мы в зоне контактировали с националистами, то Горбачев, с того момента, когда он начал делать партийную карьеру, встречался только с «официальными лицами», которые с ним и не думали откровенничать. Как мы, он верил в «настоящих коммунистов», только мы огульно числили таковыми почти всех, кто был репрессирован в сталинские годы, а он, учитывая его послевоенное отрочество, наверное, вспоминал вернувшихся фронтовиков. Думаю, цену партаппаратчикам он знал, а что такое рядовые члены партии, представлял плохо.

Наверное, как и все сторонники «социализма с человеческим лицом», верил Горбачев и в рабочие советы — Советы трудовых коллективов (СТК).

Основной проблемой перестроечной экономики было следующее: для того чтобы начальство не разворовывало врученную ему коллективную собственность бюрократии, было создано два барьера. Во-первых, жесткий контроль за потреблением. Большой начальник мог вне очереди получить хорошую квартиру и даже обеспечить квартирами своих родственников и друзей. Но это нимало не сказывалось на вышестоящих начальниках; в основном обиженными оказывались те, кто годами стоял в очереди. А вот украсть многоэтажный дом он уже не мог. Легализация частного сектора, первоначально даже весьма скромная, делала такой контроль невозможным. Во-вторых, директор завода был ограничен в своих действиях настолько, что его управленческая деятельность становилась неэффективной.

Необходимо было развязать ему руки, но при этом ему давалась возможность и воровать. Чтобы разрешить это противоречие, мы и предлагали создать контрольные комиссии трудящихся, которые официально стали называться СТК. Не-

 

эффективность этого способа контроля поставила вопрос о приватизации.

Второй проблемой было «приручение» вчерашнего правящего класса. Рыночные отношения предполагают превращение бюрократии из самодостаточной силы в аппарат, который эти отношения обслуживает. Самым рациональным была бы передача собственности в руки технократии. Но попытка отстранить бюрократию от бесконтрольной власти, не дав ей ничего взамен, могла кончиться гражданской войной, поэтому пирогом следовало поделиться и с ней.

Но оказалось, что большое количество советских технократов не готово к работе в рыночных условиях. Что касается бюрократии, то она не желала получать свой «кусок» в виде промышленной собственности, с которой и не знала, что делать, а предпочла приватизировать власть.

Наш абразивный завод оказался счастливым исключением, во многом благодаря директору, В.А.Борисову.