Новый стиль
«Прошлое и будущее социализма». — Беседа в Большом доме. — Дело Репина
Осенью Сергея Хахаева и меня неожиданно вызвали к следователю ГБ в Питер. По дороге из Луги мы гадали, зачем мы им понадобились, но к каким выводам пришли, я уже и не помню. В Большом доме нас поодиночке провели в кабинеты.
Меня допрашивал очень молодой следователь, он начал с вопросов о самиздатском сборнике «Через топь», который попался им на каком-то из обысков. В сборнике была статья «Прошлое и будущее социализма», подписанная нашими фамилиями. Остальные статьи шли под псевдонимами. Этот сборник мы с Сергеем сделали еще году в 1979-1980-м. Там было несколько статей Молоствова, одна или две статьи нашего ленинградского приятеля Сережи Ч. и наша. Сборник размножила в нескольких экземпля-
рах Джемма Бабич*, и один мы передали через Сережу Маслова** «за бугор». Мы отказались от псевдонимов, во-первых, потому, что текст нашей статьи не был явно криминальным, во-вторых, потому, что, если КГБ займется расшифровкой псевдонимов и затратит на это деньги, работу гэбистов надо будет оправдать нашим арестом. В статье мы исследовали историю социалистической идеи и попыток ее реализации. Но в качестве примеров тоталитарного режима, как и в моем «Системном взгляде на историю», приводили не Советский союз, а Китай и Камбоджу, о которых официальная пресса писала и почище нашего. СССР в статье просто не упоминался. Нашу статью опубликовал журнал «Поиски», выходивший в Мюнхене***. Вторично, уже в 1990 году, в несколько сокращенном варианте она была напечатана в СССР, в сборнике «По страницам Самиздата».
Я сказал гэбэшнику, что статья действительно наша и если к нам есть какие-то претензии, нас должны допрашивать как обвиняемых, а не как свидетелей (в этом случае нам не грозила бы ответственность за отказ сотрудничать со следствием или за дачу ложных показаний). В ответ я услышал, что к нашей статье претензий нет, но сборник «Через топь» в целом антисоветский. Я возразил, что о сборнике под таким названием ничего не знаю
* Джемма Бабич (урожд. Квачевская) — врач, участница общественного движения 1960-х—1970-х годов. Сестра Льва Квачевского, упоминавшегося автором в пятой части книги. В 1965 г. была исключена из института в связи с делом Ронкина и его товарищей. В конце 1970-х эмигрировала. - Прим. ред.
** Сергей Маслов (1940-1982) — математик, участник ряда самиздатских начинаний, предпринимавшихся в Ленинграде в 1970-е годы. Издатель машинописного журнала «Сумма» (1979—1982), представлявшего собой реферативное и библиографическое обозрение бесцензурной печати. Журнал прекратился после гибели С.Маслова в автокатастрофе. — Прим. ред.
*** Ошибка памяти автора: «Поиски» — не зарубежное эмигрантское издание, а самиздатский журнал, выпускавшийся группой московских диссидентов в1978—1980 гг. Статья Ронкина и Хахаева «Прошлое, настоящее и будущее социализма» была помещена в журнале «Поиски» № 7/8 (обозначенная дата выпуска этого сдвоенного номера — 31 декабря 1979 г.). Вероятно, Ронкин видел зарубежное типографское переиздание материалов этого журнала, предпринятое в начале 1980-х годов в Париже (а не в Мюнхене) Л.М.Абовиным-Егидесом — одним из членов редакции, ранее эмигрировавшим. Оно имело то же название, тот же подзаголовок («Свободный московский журнал»), также делилось на выпуски, но в парижском переиздании распределение отдельных публикаций по выпускам значительно отличалось от исходного распределения их в московском самиздатском оригинале. В частности, в зарубежном варианте статья Ронкина и Хахаева отнесена не к № 7/8, а к№ 3 (Париж, 1981 г.). - Прим. ред.
(тогда я был уверен, что у меня не осталось дома ни одного экземпляра, — спустя много-много лет, роясь в своей библиотеке, я неожиданно для себя обнаружил машинопись этого сборника). На вопрос, кто перепечатывал нашу рукопись, я ответил так: «Этот человек эмигрировал (что было правдой), но я дал себе слово в этих стенах не называть никаких фамилий». Следователь начал хвалить нашу статью. «Печатайте», — отозвался я. И тут он в первый раз меня удивил. Покрутив пальцем у виска, сказал: «Наши идеологи не позволят». Я, конечно, понимал, что он пытается, как говорится, «установить контакт со свидетелем», но еще лет десять назад устанавливать контакт таким образом ни один гэбэшник просто бы не осмелился. Так, ни о чем, мы проговорили до обеда. Впрочем, один его вопрос был значимым. Касаясь нашей статьи, следователь спросил у меня: «Так вы считаете, что социализм и рынок абсолютно несовместимы?» Услышав от меня, что при существующем уровне технологии рынок и социализм несовместимы, он огорченно вздохнул.
Нам дали возможность сходить в столовую. Оказалось, что Сергею задавали те же вопросы. Обсудили мы и последнее замечание моего следователя: неужели у них на политинформациях уже говорят о рынке?
После обеда начался допрос по делу Валерия Репина, представителя солженицынского Фонда помощи политзаключенным в Ленинграде. Репина я знал хорошо; он бывал в Луге, а я даже гулял на его свадьбе. К этому времени Валерий уже «ходил под колпаком».
На первый же вопрос, касавшийся какой-то встречи, я ответил, что не помню. И тут следователь удивил меня вторично: «Вы, наверное, читали детективы?» — спросил он. Я ответил, что детективов не люблю. «Жаль! Вот там, например, речь идет о том, был ли дождь в четверг. Читатель поначалу не понимает, а для следствия это очень важно». Мне начало надоедать, и я спросил: «Откуда вы взяли, что я заинтересован в удачном исходе следствия? Я формально не отказываюсь от дачи показаний, чтобы меня не судили за отказ, но вспоминать я ничего не собираюсь». Следователь, взывая к моему патриотизму, начал что-то бормотать про ЦРУ и другие империалистические разведки. Я спросил его, видел ли он за всю свою службу хоть одного диссидента, связанного с разведкой, — получив отрицательный ответ, спросил, слышал ли он о таких случаях в частных разговорах с сослуживцами. И опять ответ был отрицательным. «Так откуда же вы знаете о связи диссидентов с ЦРУ?» Следователь открыл передо мной
книгу «ЦРУ против СССР». Отодвинув от себя книгу, я продолжил расспросы: «Автор книги — большой чин в КГБ? Нет, — так откуда же он все это знает? Вы ему врете, а потом верите тому, что он написал?»
Потом мы со следователем еще некоторое время говорили «за жизнь». «Читаете ли вы Самиздат?» (это спрашиваю я). «Только тот, что проходит по делу». Я интересуюсь, налажен ли между его коллегами книгообмен. «Иногда по дружбе даем что-нибудь интересное друг другу». Касаемся сталинских репрессий: «Вот вы, интеллигенция, говорите о репрессиях, а знаете, сколько при Сталине было арестовано чекистов? Не меньше, чем писателей!» «Вы это помните? — спрашиваю я, — не забывайте. Как только посадят последнего диссидента, примутся за вас, так что берегите тех, кто не дает простора репрессиям». Заговорили о спецмагазинах, мой собеседник вздыхает: «Был приказ, теперь младших офицеров КГБ открепили от спецраспределения. Только начиная с майора». Наверно, не врал, экономика страны была в таком состоянии, что на капитанов уже не хватало.
По ходу допроса я заявил, что с Репиным знаком и от своих друзей отказываться не собираюсь. «Не зарекайтесь, что-то вы скажете через некоторое время?» Эту реплику я понял через месяц, когда Репин появился на экранах телевизоров с покаянием. При этом демонстрировались фотографии Вени Иофе и кого-то еще, и Репин советовал им перестать заниматься преступной деятельностью, ибо такая деятельность неизбежно кончается арестом.
Я очень боялся за судьбу Вени и других людей, которых называл Репин. Тогда я еще не знал, что Репина чуть ли не год пугали расстрелом, арестом жены и помещением ребенка, родившегося уже после его ареста, в детский дом. Жаль хорошего парня, которого изломала система. После его освобождения мы уже не встречались.