АРЕСТ САРИИ И РАУФА
17 августа 1937 года поздно вечером мы все - Сария, Назия, Мусто, их мать Мелек, воспитанницы Лиза и Маруся и я - сидели, как обычно, в галерее и в который уже раз говорили о несчастьях, обрушившихся на нас в последнее время. Рауф был в соседней комнате. Сария много курила. Она никак не могла понять, что случилось, почему в Москве ее так плохо встретили, не хотели выслушать, почему, наконец, лишили назначенной пенсии. Никто из нас ничего не понимал...
Было поздно, мы уже собрались расходиться, как вдруг раздался громкий стук в дверь. Мы все вздрогнули и со страхом посмотрели друг на друга. Мусто подошел к двери, спросил:
- Кто там?
Вместо ответа снова раздался стук. Он дрожащей рукой открыл. Ворвались три человека, скомандовали: «Не сметь выходить из дома!» - и начали обыскивать дом. За какие-то
полчаса перевернули все. От Сарии грубо требовали какие-то документы. Мы все стояли перепуганные, а Сария продолжала курить и спокойно отвечала, что не понимает, о каких документах идет речь. Тогда один из троих подошел к ней вплотную к с усмешкой сказал:
- Ну, красавица, скоро ты у нас попляшешь лезгинку, но не так, как плясала в Москве, куда ты и твой муж пролезли.
Затем они опять стали шарить по ящикам, пролистали, наверное, все книги - вырванные страницы летели во все стороны, как птичьи перья. Сария тем временем дала мне знак следовать за ней. Мы прошли в гостиную. Не знаю, когда она успела приготовить вещи, которые теперь передала мне. На шею мне она надела свое золотое ожерелье из черного агата с рубинами и сказала:
- Носи его как талисман.
И тут же всунула мне за пазуху маленький дамский пистолет. Я от неожиданности вздрогнула, но она меня успокоила:
- Если найдут, скажи, что это я тебе дала, а если не заметят, отдай маме.
Тут ее позвали и велели быстро собраться, чтобы идти с ними. Посреди комнаты стоял испуганный Рауф. Когда мать уводили, он бросился к ней, но его оттащили. Его тоже до этого о чем-то спрашивали, но я не расслышала. Сария накинула на себя черный шарф, обвела нас прощальным взглядом и направилась к выходу. У двери она остановилась, повернулась к нам и, попытавшись улыбнуться, сказала:
- Это какое-то недоразумение, которое я постараюсь рас кутать и как-нибудь помочь себе и братьям.
Она попросила мать беречь Рауфа до ее возвращения и исчезла за дверью навсегда.
(С.З. Лакоба в своей книге утверждает, что Сария была арестована 21 августа 1937 года. Но я точно помню, что это произошло 17 августа. Возможно, 21 -го был выписан ордер на арест, но тогда получается, что Сарию арестовали незаконно.)
Мы до утра приводили квартиру в порядок, не подозревая, что скоро нас всех вышвырнут из дома. Утром, после бессонной ночи мы со свекровью вернулись к себе. Она все вре-
мя плакала. Теперь у нее были арестованы четыре сына и дочь, на свободе остались только Назия и Мусто. Немного ее успокоив, я отдала ей пистолет Сарии. Она с ужасом на меня посмотрела, взяла пистолет и куда-то унесла.
Через три дня нас пришли выселять. В одном из троих чекистов я узнала бывшего соседа моих родителей Зоркина. Он тоже меня узнал, но взглядом дал понять, чтобы я не обращалась к нему как к знакомому. Начался обыск в первой комнате. Зоркий направился во вторую и незаметно сделал мне знак следовать за ним. Когда я вошла, он сказал:
- Очень печально, что приходится выселять вас. Не подавайте вида, что вы меня знаете, я постараюсь чем-нибудь помочь.
Потом он велел мне собрать самые для меня дорогие вещи и посоветовал выбросить их во двор через окно, пока будут обыскивать вторую комнату. Я собрала в большой узел золотые украшения, подаренный мне отцом серебряный позолоченный сервиз, несколько фарфоровых ваз, кое-что из вещей Эмды и моих и спустила во двор через окно с помощью скрученных наподобие веревок порванных простыней. Мне удалось так же спустить два больших чемодана с вещами Меджита. Вдруг слышу приближающиеся шаги. Я села на стул и, схватившись за сердце, сделала вид, что мне плохо. Чекисты не обратили на меня никакого внимания и принялись шарить по комнате.
На первом этаже жила семья Сихарулидзе. Тетя Тамара из своего окна увидела, как со второго этажа падают вещи, и догадалась, что их надо спрятать. Таким образом мне удалось спасти кое-что, но, когда арестовали меня и отца, вещи все равно изъяли.
Вскоре всех оставшихся на свободе членов семьи Лакоба: мать Сарии, Назию и Мусто переселили в крохотную комнату на Горийской улице. В этот дом уже были вселены семьи Харжарата Шамба, Вианора Анчабадзе38 и других. Я вернулась к родителям, которые были убиты горем и страхом за меня. Мы все чувствовали, что обрушившиеся на нас несчастья закончатся не скоро.
38 Анчабадзе Вианор Тарасович (1888—1937) — с 1905 г. председатель Сухумской городской думы. В 1914 г. окончил Санкт-Петербургскую военно-медицинскую академию. В 1914—1918 гг. в качестве врача служил на Кавказском, Персидском и Западном фронтах. Награжден многими орденами и медалями. С февраля 1919 г. окружной врач Сухумского округа, с апреля 1919 г. начальник медико-санитарного отделения Комиссариата Абхазии, с 1923 г. главный уполномоченный Наркомздрава РСФСР по делам курортов в Абхазии и заведующий отделом лечебных местностей Наркомздрава Абхазии. С 1925 г. член коллегии Наркомздрава Абхазии и начальник главного курортного управления Абхазии. В 1928 г. назначен наркомом здравоохранения Абхазии. В 1937 г. репрессирован.
Именно тогда мы с мамой избавились от некоторых вещей, которые я взяла с собой из дома Лакоба, например от старинных, тяжелых, слоновой кости бильярдных шаров. Все знали, что Нестор был заядлым бильярдистом, и мама очень боялась, что кто-нибудь из посторонних увидит у нас эти шары - арестовывали тогда и за меньшее. И вот несколько вечеров подряд, когда было уже совсем темно, мы с ней ходили на набережную, старясь, чтобы нас никто не заметил, и бросали эти шары один за другим (шаров было много) в Беслетку - смотрели, как они погружаются в воду, и прощались с прошлым. Но каким же долгим окажется для меня это прощание...
В конце октября в Сухуме начался процесс по «делу тринадцати лакобовцев»39. На скамье подсудимых оказались Михаил и Василий Лакоба, Константин Инал-Ипа, Михаил Чалмаз, Владимир Ладария40 и другие друзья и сподвижники Нестора. Помню, как рано утром к нам пришел Мусто. Мы включили репродуктор. Не только мы были прикованы к радиоприемнику - весь город замер, даже движения транспорта было не слышно. Все со страхом ждали, что будет.
Вначале выступил с обвинительной речью прокурор. Он перечислил преступления, совершенные «врагами народа». Потом обреченные то признавались в совершенных ими преступлениях, то нападали друг на друга. Признавались невпопад, путались, тут же отказывались, пытались доказать свою невиновность. Все это было похоже на плохой спектакль. Один крестьянин, свидетель, говорил по-абхазски, что не знает никакого Троцкого, ни с кем никаких преступлений не совершал, утверждал, что хорошо знал Нестора, но ничего плохого о нем сказать не может. Кто-то заявил, что шурин Нестора (мой муж) вредил строительству Сухумской ГЭС. Услышав такое, мы обмерли. Вообще, целью процесса было убедить всех в намерении «лакобовцев» убить Сталина и в том, что они ненавидели советскую власть. Наконец трансляцию отключили. Мусто попрощался с нами и ушел.
После вынесения приговора41 женам дали свидание с мужьями. Одна из женщин рассказывала, что делалось с ними: рыдали все вместе, конвоиры не могли оторвать их друг от
39 Открытый судебный процесс по «делу 13 лакобовцев» состоялся 30 октября — 3 ноября 1937 г. в Сухуми в здании Государственного театра Абхазии. Официальное название дела — «О контрреволюционной, диверсионно-вредительской, шпионской, террористической, повстанческой организации в Абхазии». Перед судом предстали К. Инал-Ипа, М. Чалмаз, М. Лакоба, В. Лакоба, Д. Джергения, В. Ладария, А. Энгелов, С. Туркия, П. Сейсян, М. Кишмария, С. Эбжноу, X. Чанба и К. Ахуба.
40 Ладария Владимир Константинович (1900—1937) — принимал активное участие в борьбе за советскую власть в г. Гудауты. В 1921 г. был избран секретарем Гудаутской уездной комсомольской организации. С 1923 г. секретарь Абхазского обкома комсомола. В 1928 г. утверждается в должности редактора областной газеты «Советская Абхазия». В 1930—1936 гг. являлся секретарем Абхазского обкома партии.
41 В ночь на 4 ноября 1937 г. были расстреляны В.Д. Лакоба, М.А. Лакоба, М.И. Чалмаз, П.А. Сейсян, А.Ф. Энгелов, В.К. Ладария, С.С. Туркия, Д.И. Джергения, СЕ. Эбжноу. Смертный приговор в отношении К.П. Инал-Ипа был приведен в исполнение поз же. М.И. Кишмария был приговорен к 20 годам тюремного заключения, Х.П. Чанба — к 15, К.Д. Ахуба — к 10.
друга. Скоро жен самих арестуют вместе с детьми. Большинство из них также будут расстреляны, лишь единицы вернутся домой после долгих лет тюремного заключения и ссылки. Затем началась облава, стали выявлять тех, кто следил по радио за ходом процесса. Некоторые от страха наговаривали на своих знакомых. Детей выгоняли из школы. Началась настоящая травля людей. Ежедневно кого-то арестовывали, кого-то выгоняли из квартиры. Оставшиеся на воле с собранными вещами ждали, когда за ними придут. Любой стук в дверь отдавался громом в ушах. Хорошо помню лица людей, измученных тревогой и страхом.
В Сухум на процесс по «делу тринадцати лакобовцев» приезжал Берия. До этого Рауф два месяца добивался свидания с матерью, но ему отказывали. На этот раз он пошел к самому Берия с просьбой разрешить ему увидеться с матерью. Рауф был уверен, что «дядя Лаврентий» ему не откажет, ведь при жизни Нестора Лакоба Берия всегда старался показать свое доброе отношение к его сыну, делал ему подарки. Берия принял мальчика, приласкал и разрешил ему свидание с матерью, обещал помочь Сарии. Радостный Рауф прибежал к бабушке и стал просить ее быстро собрать маме вещи для передачи - «дядя Лаврентий разрешил». В НКВД с Рауфом пошла Назия. Она еще питала какую-то надежду, думала, что это свидание прольет свет на истинное положение близких. Насколько же они были наивны, насколько были наивны мы все...
Рауфа узели, а Назии велели дожидаться в приемной. Прошло больше часа, а Рауф не возвращался. Назия встревожилась, ведь свидание не могло так долго продолжаться. Ломая руки, она ходила из угла в угол по комнате, наконец постучала в окошко и спросила, почему Рауф задерживается. Ее послали к черту и сказали:
- Не дождешься его, уходи.
Назия вернулась домой убитая горем, не зная, как сказать матери, что Рауфа тоже арестовали. Как только бабушка узнала об этом, она стала кричать и рвать на себе волосы. Мы ее еле успокоили, сказав, что могут также забрать Назию
и Мусто, что тогда станет с ней? Несчастная старуха зарылась в подушку и долго рыдала.
Когда Рауф Лакоба погиб - точно неизвестно. Существует несколько версий его гибели. Вот что, например, говорил мой деверь Мусто. Кажется, в 1954 году он присутствовал на процессе над бывшими следователями НКВД Грузии, и один из них рассказал, при каких обстоятельствах был убит сын Нестора Лакоба.
Рауф был осужден и отправлен в лагерь строгого режима. Спустя несколько лет он написал письмо Берия, в котором просил разрешить ему вернуться на родину, говорил, что хочет учиться, работать. Берия был взбешен тем, что «Рауф-змееныш» еще жив, и потребовал немедленно доставить юношу из лагеря и продолжить разбирательство его дела. На каждом допросе от Рауфа снова требовали признать своих родителей «врагами народа», ему также предложили выступить с обвинением против них в печати и по радио и за это обещали жизнь. Рауф отказался, тогда начались пытки. На одном из таких допросов его били по вискам молоточком. Он терял сознание, его приводили в чувство, и тут же начиналась новая пытка. Однажды он больше не пришел в сознание и умер...
По другой версии, Рауф Лакоба был расстрелян 28 июля 1941 года. Вместе с ним расстреляли сыновей Михаила и Василия Лакоба - Николая и Тенгиза, а днем раньше - Николая Инал-Ипа, сына Кости.
По делам «О контрреволюционной, диверсионно-вредительской террористическо-повстанческой шпионской организации в Абхазии» и «Об антисоветской националистической организации в Абхазии» с июня 1937 года по октябрь 1938 года, по неполным данным, было арестовано 1186 человек, из них расстреляно 794, а остальные сосланы - и это при населении в 300 тысяч. Репрессии продолжались и в последующие годы. Некоторым нашим знакомым удалось избежать ареста только потому, что они вовремя скрылись, уехали из Абхазии. В их числе были близкие друзья моего мужа. Коля Анчабадзе, например, скрылся на Кубани, потом, вернувшись,
стал знаменитым виноделом, создал известную марку вина «Букет Абхазии». Гриша Званбая, историк, перебрался в Москву, где одно время занимал большую должность в МГУ. Среди всех репрессированных в конце 30-х годов в республике были главным образом абхазы, в то время как они составляли всего 25 процентов многонационального населения Абхазии.