- 37 -

МОЙ ДЕД КАДЫР

 

Семья моей матери жила в селе Моква Очамчирского района. Местность здесь очень живописная: цепью тянутся горы, покрытые лесом, а широкая река Моква делит село на горную часть слева и низменную справа. Особое очарование этому месту придает Моквский собор, архитектурный шедевр второй половины X века, стоящий у слияния рек Моквы и Дваби.

Абхазы живут здесь, по берегам Моквы, издревле. Раньше свои дома они строили из дубовых и каштановых досок. Обычно в доме было две-три комнаты. Мебель — самая простая: самодельные шкафы, топчаны, большой стол, несколько стульев и табуреток. В самой большой комнате был камин, сложенный из камня или кирпича. Еще имелся крытый балкон с выходом в просторный двор. Кдому пристраивали «пацху», то есть кухню. Хотя точнее будет сказать «приплетали», потому что стены плели из гибких прутьев, а пол оставался земляным. В пацхе находилась необходимая утварь: шкаф для посуды, стол, табуретки. Посредине помещения на землю клали большой плоский камень, на него складывали бревна и разводили костер, а дым выходил через специальную щель на

 

- 38 -

крыше, покрытой черепицей или соломой. С потолка над очагом свисали тросы или цепи, скрепленные одна с другой, на концах их были крючки, на которые подвешивали котлы, когда готовили пищу на открытом огне. Затем на угли ставили глиняные горшки, в которых варили фасоль и горох. На вертеле жарили кур. Еще под потолком подвешивали железные сетки, на которых коптили сыр сулугуни и мясо на зиму. Во дворе обычно находился колодец. Просторные дворы — главное украшение абхазской усадьбы, — покрытые вечнозеленой травой, словно ковром, содержались в чистоте.

Абхазы — гостеприимный и доброжелательный народ. Гостя или гостей они всегда принимали (и принимают) радушно, окружали вниманием, щедро угощали. В честь гостя резали кур, а более имущие — барана.

Стычки между сельчанами возникали редко, в основном жили дружно. Однако серьезное оскорбление или убийство, произошедшее во время драки, могло привести к кровной мести, что, к счастью, случалось нечасто. В начале 30-х годов кровная месть в Абхазии была искоренена.

Как у всех кавказцев, родственные связи у абхазов были весьма прочны. Родственники и соседи обязательно оказывали помощь друг другу в проведении свадеб и похорон, которые всегда были многолюдными.

Христианство распространилось в Абхазии очень рано, еще до крещения Руси. Но затем, как я уже говорила, начиная со времен турецкого нашествия, стал насильственно насаждаться ислам. Турки господствовали в Абхазии несколько столетий, поэтому местное население вынуждено было принимать их религию. Однако настоящих мусульман здесь почти не было. Я всегда смеялась, приезжая в Мокву на мусульманские праздники и наблюдая, как на них пьют вино и водку, а некоторые семьи готовят праздничные блюда из свинины. Православные праздники тоже отмечались. На Пасху красили яйца, пекли куличи. Постепенно все смешалось, и даже элементы древних языческих верований сохранились до сих пор.

Мой дед Кадыр был высокого роста, с тонкой талией, худощавый, светловолосый, голубоглазый, с аккуратной седой

 

- 39 -

бородкой, взгляд острый, а на губах играет чуть заметная улыбка — весь его вид внушал уважение. Сколько его помню, он всегда носил черкеску, сапоги из мягкой кожи, башлык, на поясе — неизменный серебряный кинжал.

Кадыр Авидзба был родом из села Эшера. И вот в определенный момент он решил отделиться от родных и начать самостоятельную жизнь. Будучи хорошим наездником и стрелком, а также смелым и решительным человеком, Кадыр отправился за перевал. Потом нам, внукам, слушавшим его затаив дыхание, дед рассказывал, какие трудности ему пришлось преодолевать, как он сражался с медведем, как бродил по лесам и горным ущельям, как наконец добрался до черкесов и завел там друзей, как побывал в Кабарде. Несколько месяцев родители о нем ничего не знали, считали его погибшим. Но он вернулся, и не один — с ним прискакал такой же смельчак черкес, который решил обосноваться в Абхазии.

Не раздумывая долго, Кадыр выбрал себе участок в селе Моква около проезжей дороги и недалеко от леса. День и ночь трудился. Рубил лес и заготавливал строительный материал для будущего дома. Охотился, обрабатывал землю, а собранный урожай, оставляя себе самое необходимое, продавал. На вырученные деньги опять-таки приобретал нужный материал для дома. Несколько лет, пока шло строительство, он жил во времянке. Соседи удивлялись его упорству, и со временем кое-кто из сельской молодежи стал ему помогать. Энергичный и общительный, Кадыр привлекал к себе людей. Теперь он не один ходил на охоту — у него появились друзья.

Трудясь не покладая рук, дед построил двухэтажный дом. Нижний этаж — из камня и кирпича, а второй — из каштановых и дубовых досок. Самая большая комната — для приема гостей, три другие — спальни, еще были две комнаты для гостей. В каждой комнате по камину. Окна в доме были большие, с резными наличниками. Из залы дверь выходила на открытую, под навесом галерею, с которой по лестнице можно было спуститься во двор. По обеим сторонам лестницы дед посадил кипарисы, у забора, близ дороги вырыл глубокий колодец. Летом вода в нем была холодная, зимой — теплая и

 

- 40 -

очень приятная на вкус. Цементный ободок украшала надпись: «Колодец Кадыра Авидзба», потом дед добавил имена сыновей. Он специально выбрал место для колодца так, чтобы проезжающие могли напиться и отдохнуть.

В зале на стене над большим резным топчаном висел ковер, пол был покрыт медвежьей шкурой, и почти во всех комнатах на полу лежали такие шкуры — охотничьи трофеи деда. Посреди комнаты стоял большой стол, в углу — шкаф с посудой, еще тут были кресло-качалка, в котором Кадыр любил сидеть в свободное время, тумбочки и много стульев. В каждой спальне стояли железные кровати, гардероб, комод, стены украшали фотографии и репродукции.

Электричества в селе тогда не было. Дед купил большие медные керосиновые лампы, называемые «чудо-лампами», и подвесил под потолком. Из тоненьких досок с резными узорами сделал абажуры.

На первом этаже был огромный камин, внутри которого висела цепь с крючками, чтобы можно было цеплять чугунные или медные котлы для варева. Были еще приспособления для жарки кур и многого другого. В северной части дома были кладовые, где хранились продовольственные запасы.

Двор был большой, как у всех состоятельных абхазов, покрытый зеленой травой, около забора рос виноград. С южной стороны за двором был большой яблоневый сад, который давал большой урожай, несколько грушевых деревьев. В западной части за двором находились вспомогательные помещения для виноделия, амбары, конюшня. Дальше был огород. Выращивал дед и зерновые культуры, а также завел домашних животных и птиц. Большое хозяйство нуждалось в рабочей силе. У деда жили и работали переселенцы — турки, которыми он умело руководил. Позже он всем им помог обустроиться, обзавестись семьями.

Кадыр сумел создать настоящую усадьбу, главный дом которой был единственным двухэтажным зданием в селе, на диво всем. Дед считал, что упорным трудом можно достичь всего, и до глубокой старости был непоседой.

Женился он поздно, в зрелом возрасте, на абхазке из старинного рода Кецба. Его избранницу звали Шамсие. Это была

 

- 41 -

небольшого роста, темноволосая и черноглазая девушка, спокойная, трудолюбивая и такая же общительная, как дед.

Зажили они хорошо. У реки дед построил мельницу. Два его младших брата переехали в Мокву и тоже с помощью деда и построили здесь дома — так пошел род Авидзба в селе Моква. Вскоре добрая слава о Кадыре распространилась по окрестным селам. Он стал пользоваться всеобщим уважением и почетом, и люди нередко обращались к нему за советом и помощью.

К этому времени семья деда состояла из восьми человек. Сыновья: Мурат, Мексуд, Темур. Дочери: Нафие, Маяне, Асие (моя мама). С раннего детства дед приучил всех к труду: брал с собой в поле, поручал ухаживать за животными. Когда дети подросли, Кадыр нанял для дочерей портниху, которая научила их кроить и шить (школ для девочек еще не было). Мальчики окончили четырехклассную сельскую школу, а потом продолжили учебу в Очамчири. Чуть свет отец их увозил и после занятий привозил обратно. Дети по-прежнему продолжали выполнять свои обязанности по дому, а вечером готовили уроки. Бабушка жалела сыновей, однако дед уверял ее, что сочетание физического и умственного труда только пойдет им на пользу.

Моя мама, которая очень хотела учиться, с согласия деда стала посещать приходскую двухклассную школу при Моквинском соборе. Потом, когда старшая сестра вышла замуж, мама переехала к ней в Очамчири, где продолжила учебу в четырехклассной женской прогимназии. По обычаям абхазов девушку нельзя было одну отправлять в город. Деда многие осуждали, особенно первое время (его новшества всегда приводили односельчан в недоумение), но он понимал, что образование необходимо.

Когда сыновья окончили очамчирскую школу, Кадыр отправил их в Батум для продолжения учебы, но высшее образование (юридическое) успел получить один Мексуд. Уже наступили смутные времена, началась всеобщая неразбериха, и сыновьям пришлось вернуться домой. Они обзавелись семьями. Старший, Мурат, женился на турчанке Лейзе Кувел-оглы, Мексуд — на грузинке Гаяне Рухадзе, а младший, Темур — на абхазке Елене Капба. Темур дольше всех будет жить при отце. Сначала возле дома он открыл магазин. Потом нашел непо-

 

- 42 -

далеку глину, пригодную для выделывания черепицы, купил пресс-машину и необходимое оборудование и организовал производство. Село Моква стало отличаться от других сел.

Долгое время все жили вместе. Дед сразу же полюбил своих невесток, несмотря на различие национальностей и вероисповеданий. Более того, он нарушил, казалось бы, раз и навсегда заведенные порядки. В абхазских селах было принято, чтобы молодая невестка вставала раньше всех и сразу приступала к выполнению домашних обязанностей, причем делать все следовало молча. По обычаю, она не имела права разговаривать с родителями мужа, вообще ни с кем. На вопросы положено было отвечать жестами и мимикой. За столом тоже нельзя было сидеть вместе со всеми, не говоря уже о том, чтобы как-то выказывать обиду. Кадыр сразу посадил за стол своих невесток и заставил их разговаривать с ним. Обращался к ним ласково, шутил. От них требовал только уважения друг к другу. Невестки его любили, как отца, в доме был мир и покой, бабушка от радости плакала.

Этот поступок деда сильно задел сельчан. Его осуждали, но потом смирились, стали по-прежнему обращаться за советом — его изобретательный ум мог справиться с любой проблемой. Однажды кто-то из старейшин спросил его, почему он нарушает обычаи. Дед ответил:

— Меня устраивает, что невестки и зятья ко мне относятся, как к отцу, а не ждут, втихомолку проклиная меня, моей смерти.

А кроме того, Кадыр был смелым человеком, его побаивались. Как-то поздно вечером на магазин напали грабители, не местные — из города. Они окружили здание и стали стрелять по стенам. Внутри был дядя Темур с приказчиком, проверял какие-то счета. Дед услыхал шум, схватил охотничье ружье, выбежал из дома и, выстрелив в воздух, закричал так, что в течение минуты разбойников и след простыл.

Мурат раньше других отделился от отца и обосновался в Очамчири. Мексуд позже переехал в Сухум. Времена стали меняться, жить становилось все труднее. В стране начались раскулачивание, коллективизация. Дед сразу отдал мельницу и завод государству. После этого в Сухум уехал и Темур.

 

- 43 -

У деда отобрали скот, лошадей. То же происходило и с другими зажиточными крестьянами. Сельчане собрали сход, и дед выступил с речью. Он долго и убедительно говорил о том, что времена теперь другие и жить надо по-новому.

— Когда был царь, — сказал он в заключение, — мы жили по одному, теперь пришел другой, будем жить по-другому. Ничего страшного не произошло, организуем колхоз, будем вместе трудиться, не надо падать духом.

Конечно, на душе у него было совсем не так спокойно, как он старался показать, но дед продолжал трудиться и охотиться. Повторял только:

— Все, что у меня отняли, я нажил честным трудом. Но я не разучился работать, поэтому снова все это наживу.

Забегая вперед, скажу, что если Нестор Лакоба со своими спутниками оказывался в этих местах, то всегда заезжал к Кадыру. Он знал, что этот крестьянин может принять хоть сто человек гостей. А когда дедушку раскулачили, был такой случай. Приехали какие-то представители из Москвы и Тбилиси, и Лакоба с ними заехал к деду. Гости сидели во дворе, ели фрукты. Прошло два часа. Нестор видит: не похоже, что стол собираются накрывать, — и говорит Кадыру по-абхазски:

- Слушай, мои гости проголодались.

- Ты же у меня все отобрал, — отвечает дед, — а теперь хочешь, чтобы я тебе стол накрыл?

- Не позорь меня, — взмолился Нестор.

- У меня есть чем стол накрыть, но о чем ты думал, когда меня раскулачивал?

- Я тебя не раскулачивал, дорогой. Это общее положение, не могу же я противиться политике центральной власти.

Конечно, дед не собирался оставить гостей голодными — это позор для каждого абхаза. Но и промолчать он не мог, ведь не его одного коснулась беда — он видел, как тяжело приходится другим. Впрочем, Лакоба и сам все понимал...

Стол был моментально накрыт. Одна из невесток и моя мама давно уже хлопотали потихоньку на кухне. Кур и индюшек заранее зарезали и приготовили, испекли хачапури, в которых сыру было больше, чем теста, другие блюда тоже по-

 

- 44 -

явились незамедлительно. Вскоре Кадыр вновь обзавелся большим хозяйством и вновь без устали трудился, обрабатывая землю и ухаживая за скотом.

 

Нас, внуков, было много, и почти каждое лето все мы проводили у деда. По натуре он был строг, но нас баловал, веселился вместе с нами, играл, угощал, брал с собой в лес — сам рубил засохшие деревья, ветки, а нас заставлял очищать кустарники. Рассказывал интересные случаи о своей охоте, особенно когда ходил на медведя. Водил он нас и на рыбалку — река была недалеко от дома, за обрывом, и мы бегали туда по нескольку раз на дню.

Особенно дед был нежен со мной. Я была самой хрупкой из детей, но уступать никому не любила, вместе со всеми носилась по двору, пыталась лазать по деревьям, иногда мне это даже удавалось. Не любила плакать и жаловаться, да и язычок у меня был острый — словом, могла себя защитить. Может быть, какие-то из этих качеств впоследствии помогли мне выдержать все, что со мной случилось?.. Как бы то ни было, воспоминания о летнем пребывании в селе Моква — одни из самых прекрасных и дорогих для меня.