4. КТО ЖИЛ И ГОСТИЛ У НАС В СПАССКЕ

Когда бабушку в 1918 году выслали из Исад, то центром притяжения раскалывающейся большой семьи стал отцовский дом в Спасске. Некоторое время дедушка жил у нас (потом снял комнату у Браховича). У нас жил и Иван Иванович Окороков. Во всяком случае и дедушка, и Иван Иванович столовались у нас. Непрошеным гостем был Иван Васильевич Волченецкий — военачальник (что тогда означала эта должность — не могу сказать). Этот довольно приятный старичок очень благоволил маме и выражал ей особое (довольно «конкретное») внимание. Если пребывание Бориса Николаевича Водо с сыном Димой в Исадах представляется спорным, то в Спасске они гостили несомненно. Они снимали квартиру в доме Грачева «на горе», но столовались у нас. После курско-крымской катастрофы у нас появилась тетя Нина (потом она уехала в Москву). Часто наезжал дядя Ваня, который в то время (начало 20-х годов) арендовал бывший дедушкин крахмальный завод. Тетя Маруся, будучи дантистом, раз или два в неделю приезжала из Красильников в Спасск, где рядом с нашим домом устроила зубоврачебный кабинет. Ночевала она, конечно, у нас. В Красильниках же (рядом с селом Троица-Пеленица на Оке) она оказалась потому, что дядя Ваня одно время был заведующим тамошним конным заводом.

Вместе с тетей Марусей у нас в Спасске бывали ее дочери, Наташа, моя ровесница, и маленькая Таня, родившаяся в 1918 году.

В Спасск летом приезжали (из Ташкента) Сережа Вонсовский с матерью. Сережа, тоже мой ровесник, проводил все время у нас. Любимой нашей игрой был крокет. Сейчас Сережа — ака-

демик, возглавлял до недавнего времени филиал Академии наук СССР в Свердловске. Мы изредка делимся воспоминаниями. Я сожалею, что его ухаживание за моей кузиной Наташей Кожиной кончилось ничем. Глядишь, мы были бы родственниками. Но тогда не было бы у Наташи дочери Ксении (Ксюты), которая сейчас разделяет со мной мое старческое одиночество. А это мне очень дорого...

Довольно частым гостем у нас был спасский протодьякон Иван Дмитриевич Некрасов, мощный мужчина с густым басом. Он очень нравился маме, и мы над этим подтрунивали. Его сын Сергей был довольно посредственным малым.

Гостили у нас (и жили в «амбарчике» во дворе) Александра Петровна Стерлигова с мужем Неоном Николаевичем Крюковым. Он был из военных, как потом оказалось — работал в НКВД и был виновником того, что бедного дядю Ваню еще до начала Отечественной войны арестовали (в Москве). Я говорю «бедного», так как дядя Ваня не перенес лагеря (где-то у Котласа) и на обратном пути умер. Наташа, ездившая за ним, похоронила его. Это было в 1942—1943 году.

В отличие от Исад, наш дом в Спасске жил музыкальной жизнью. Мама хорошо играла на рояле. Много импровизировал Коля Дементьев. Играла у нас Анастасия Владимировна Сергиевская (сестра известного московского музейного деятеля Юрия Владимировича Сергиевского), приезжавшая вместе с сыном Шушей и племянницей Надей из Москвы. Часто пели братья Новиковы из Кириц, а также спасские певцы: Гаврилов (тенор) и братья Перовы (басы). Я хорошо помню приезд в Спасск артистов Большого театра — Степановой и Миклашевской. Они репетировали у нас под аккомпанемент мамы. Много танцевали (в те годы в моду входили фокстрот и разные шимми). Иногда веселье продолжалось до утра. В основном все это происходило тогда, когда папа уезжал в командировку. Но, как я уже писал, он не препятствовал этим вечерам. Он тоже начал ухаживать за Александрой Петровной Стерлиговой, даже обрил бороду, и мы над ним подсмеивались.

Надя Сергиевская хорошо танцевала. Она очень нравилась мне, но ей, кажется, больше нравился веселый Орик. Впоследствии Надя стала кинематографистом, но я больше с ней так и не встретился, о чем очень жалею.

Приходили к маме в гости преподавательницы Екатерина Алексеевна Мочало (музыкант), Екатерина Сергеевна Жилинская (литератор) и ее сестра Ольга Сергеевна Суворовская (исто-

рик). Нам было удивительно, что эта пожилая, худая женщина берет у мамы уроки на фортепьяно. Приходу Екатерины Сергеевны я всегда радовался, так как она была очень привлекательна и вела интересный разговор. Я уже говорил, что это она приобщила меня к литературному труду, поэтому я храню о ней светлую память.

Часто навещал наш дом скрипач Осипов, жена и дочь которого тоже брали уроки у мамы.

Если же назвать всех тех, кто участвовал в постановке оперетт «Ночь любви» и «В волнах страстей», то получится целый театр. Ведь все репетиции происходили в нашем доме.

Я чуть было не забыл упомянуть о чудесном человеке Михаиле Сергеевиче Климове, товарище дяди Вани. Он помогал дяде Ване по крахмальному заводу, а его дочь Лена дружила с Алей Терновской.

Аля Терновская почти не бывала у нас, она ведь на десять лет была моложе нашей ребячьей компании. Бывала ее мама, Александра Александровна Терновская, дружившая с моей мамой и с тетей Ниной. С Алей же я встречался в доме Михаила Павловича Казанского, где Александра Александровна устраивала детские спектакли. Это была очень яркая, интересная женщина. В 20-е годы она активно подвизалась на ниве народного образования, в частности и в Спасске. Поэтому дом Казанских тоже был заметным очагом культурной жизни Спасска начала 20-х годов.

Появлялись в нашем доме люди и иного круга, иного мировоззрения. Это были преимущественно губернские ревизоры, приезжавшие к отцу из Рязани. Тогда за столом возникали довольно острые споры, касавшиеся даже вопросов религии. Естественно, они ни к чему не могли привести, каждая спорящая сторона оставалась при своем.

Из разнообразия людей, бывавших у нас в Спасске, и из всего того, что происходило в нашем доме, я вынес влечение к искусству. Не к естественным или математическим наукам, а к рисованию, частично к музыке. Пожалуй, влечение к рисованию помогло мне в самые критические моменты жизни, о которых пойдет речь во второй главе этих воспоминаний. Это первое. А второе состоит в том, что, кем бы я не увлекался из девушек или молодых женщин в Спасске и позднее в Рязани, где-то в глубине души, как бы на самом «дне» жил образ маленькой Али Терновской. Это была не влюбленность (Але было в Спасске 7 лет), а вера в предначертание судьбы. Ведь до меня каким-то путем дошло,

что ее мама и моя негласно видели в нас будущих жениха и невесту. Загадочность этого производила свое действие. Правда, жизнь, как я уже писал, рано разбросала меня и Алю. Я переехал с семьей в Рязань, а Аля — в Москву. Но спасение впечатления и воспоминания оставались жить. Все это вспыхнуло с новой силой, когда произошли события, чуть было не выбросившие меня из жизни.