ГЛАВА ШЕСТАЯ

ПОДПОЛЬЕ

 

Прошло уже несколько недель как мы под немецкой оккупацией. Все подавлены, напряжены. Вдруг заметил, что Герц начал вести себя странно, просиживает долго с Делятицким, коммунистом, бывшем узником Березы-Картуской еще с польских времен, и беседуют о чем-то. Мое приближение прерывает их беседу. Странно. Как-то Аркадий Фидрик, сын Александра Власовича Фидрика из деревни Заверше, зашел к нам с еще одним мужчиной, по виду "восточник", поздоровались, попросили воды и начали беседовать с мамой. Вдруг заметил, что Герц с пришельцем исчезли. Что это такое, где они могли быть? На кухне нет, в коридоре, во дворе, в сарае нет: где они к черту пропали?

Потихоньку начал подниматься по лестнице на чердак, дверь прикрыта. Прильнул к щели, вижу стоят в дальнем углу, беседуют, вдруг собеседник вынул из пиджака сверток, развернул и передал брату - пистолет. Чуть не упал с лестницы. Сердце галопом: что он делает? Ведь могут всю нашу семью повесить, неужели он может рисковать всеми нами? С трудом стараюсь успокоиться. Они сошли, попрощались, ушли. А мой брат Герц ничего - веселый. Все время насвистывает веселые мелодии. А я думаю, совсем он сошел с ума, я потрясен, вечером не мог больше.

- Герц, выйди во двор, поговорим.

- Что случилось, говори здесь.

- Там удобней. Выйдем.

 

- Вышли.

- Герц, я все видел там, на чердаке.

- Что, ты шпионил за мной?

- Шпионил не шпионил, но это может нас всех, всю семью уничтожить.

Я был старшим сыном, всегда старался помочь младшим братьям и сестре, неплохим учеником и большой балаганист. Герц был на полтора года моложе меня, с сильным устойчивым характером, отличник в школе, с авторитетом и видными способностями вожака.

Герц отпустил меня ничего не говоря, отдалился в дальний угол, я за ним.

- Ну, Яша, если ты видел, так слушай меня внимательно. Наша судьба предрешена, надежд никаких нет, ждать помощи - забудь. Пытался я связаться с комсомолом, не в состоянии. Осталось одно - организоваться, добыть оружие и... понял? Я не один, - продолжал он, - уже организовалось подполье и с этого момента ты тоже являешься членом ячейки. Я командир тройки, о третьем узнаешь в свое время. Если из нас кто струсит, то не немцы будут им заниматься, знай. Пока сиди тихо, ни слова никому, когда придет время, получишь приказ действовать.

"Дело серьезное", - подумал я. Спросил:

- Почему ждал, сразу меня не привлек?

- Я не был уверен, что ты со своим характером был бы готов стать солдатом подполья. А сейчас - все. Понял? Пока веди себя нормально.

Все услышанное и увиденное произвели на меня огромное впечатление, и как ни странно успокоило. И вдруг я почувствовал себя частицей большой секретной силы.

Только в августе брат мне сказал:

- Завтра пойдешь на биржу труда и запишешься как слесарь.

- Но я не слесарь.

- Неважно, будешь.

- Слушай, Герц, я не регистрировался, у меня нет местных документов.

- Это уже все сделано. - И продолжает: - Придет

 

немец, "покупатель", веди себя спокойно и услужливо.

На следующее утро я стою с группой людей в одном ряду на бирже труда. Немец, младший офицер, с полутвердой нагайкой в руках идет вдоль шеренги, останавливается около каждого, спрашивает что-то. Кого ткнет - выходи. Приближается ко мне. Я вытянулся, грудь вперед, стою смирно.

- Специальность?

- Слесарь, господин офицер.

Ткнул нагайкой в грудь, принят!

В тот же день около сорока мужчин и шестидесяти женщин под конвоем повели к месту работы. Это был трофейный лагерь. Находился рядом с железнодорожной станцией, где были армейские и зерновые склады. Нас, ребят, завели в открытое место, где лежали навалом привезенные из разных мест трофеи. Наша задача: сортировка. Обмундирование, боеприпасы, легкое оружие - разложить по отдельным кучам. Работали мы на этой сортировке дней пять. После сортировки Муц, так называли младшего офицера, который меня принял, направил меня на большой склад, где я должен работать слесарем, а именно - оружейным слесарем. Он сказал мне:

- Если справишься, будешь доволен.

Ну так вот я, до сих пор не державший оружие в руках, громко ответил:

- Есть, господин офицер, моей работой будете довольны.

Вошел в большое и длинное помещение. За огромным столом сидели девушки и чистили разобранные детали винтовок и пулеметов. В углу за рабочим столом стоял Вовка Абрамсон. Я его узнал. Ленинградский студент, приехал навестить родственников, и война застала его в нашем городе.

- Ты слесарь? - спросил Вова меня.

- Такой как ты, - ответил я.

Начал меня учить, показал, как следует разбирать и собирать оружие. Через недолгое время я стал специалистом, изучил каждую деталь, ее функции и т. д. О принадлежности к подполью, конечно, ни слова.

 

Когда я сказал Герцу, что работаю вместе с Абрамсоном, он не среагировал. Впоследствии я узнал, что он тоже был подпольщиком, только в другой тройке. Муц был доволен, мне казалось, что он хорошо относится к нам. Как-то раз взял меня с Вовой к себе на квартиру, чтобы помочь расставить мебель. Угостил, показал снимки родных, говорил по-человечески. Дело в том, что немцам нельзя было с нами говорить, только кричать, ругать. Вову и меня он называл "майне юден" (мои евреи). А тут сидим в "его" квартире и беседуем как люди.

Иногда нас брали в разные отдаленные места, где были брошенные орудия, подбитые прицепы и танки. Все легкое оружие бросали в кузов, остальное буксировали к железнодорожной станции для дальнейшей отправки в Германию на металлолом.

Самое главное было питание. Мы ежедневно получали завтрак: 700 гр. хлеба, два кусочка сахара и "кофе". В обед тоже пайка хлеба с супом. Почти всегда часть прятали по карманам, чтобы взять домой. Это было непросто. Работаешь тяжело, постоянно ощущаешь голод, а кусок хлеба в кармане под рукой. Но надо воздержаться, там дома ждут.

Всегда, когда привозили на свалку трофеи, главное что мы искали - это что-нибудь съедобное, чтобы принести домой. Наконец в октябре, а мы уже в гетто, мой командир Герц приказывает:

- Завтра ты принесешь запал к гранате Ф-1. Смотри, чтобы никто из своих - ни Абрамсон, ни девочки, не заметили.

Сердце мое учащено забилось:

- Почему не в комплекте Ф-1 с запалом?

- Нет, только запал.

Ведь в случае провала я могу взорвать себя, а с одним запалом что сделаешь?

- Сколько раз надо тебе повторять - только запал. На следующий день придя на работу совсем пропал аппетит, стараюсь вести себя как обычно. Запал подготовил, положил в карман пальто. Никто не заметил. А в голове завертелось: а если обыск и найдут, что сказать? Разные версии. Но главное - быть

 

спокойным. Все же перед сбором домой вынул из пальто и положил в задний карман брюк. Мол, забыл. На обратном пути домой, проходя мимо постов был уверен, что все видят и знают. И постовые, и товарищи по работе. Надо действительно иметь стальные нервы. Наконец, дома. Передал Герцу. Похвалил, мол, молодец.

- Ну скажи, почему только запал? Ведь мог принести всю гранату целиком.

- Это была проверка, - отвечает он, - сможешь ли преодолеть страх.

"Вот и все, ведь он командир". С этого дня мы регулярно занимались приносом домой боеприпасов, гранат и в разобранном виде частей танкового пулемета Дегтярева. Под конец октября Муц отобрал около сорока человек, в том числе и меня.

- С завтрашнего дня работать будете в две смены, ночевать будете в лагере.

Домой идти запрещено. Что-то недоброе в воздухе. Напряжение усилилось. Тем более, что в гетто специалисты, работающие на немцев, получили специальные удостоверения. Но после нескольких тихих дней мы успокоились. Мол, ничего, все будет хорошо. Жаль только, что не сможем уже помогать продуктами семье.