- 371 -

Баку раньше

 

Я не могла себе представить, как можно жить под таким угрюмым небом. Свою отсылку из Баку мы воспринимали как наказание.

Сейчас два рубля помидоры стоят. А до революции в Баку их ведрами продавали за копейки. Баклажаны, помидоры, черешни, это же все ведрами, никто их не вешал.

Или рыбу. Были пристани, придешь на пристань, и любую рыбу на веревочке, дюжину вобл предлагают за несколько копеек. Сейчас это деликатес, где ты воблу возьмешь? А тогда на веревочке дюжина пятак. Или были пристани арбузно-дынные. Придешь на пристань, купишь любой арбуз, любую дыню, и за копейки. Ведь рубль это был тогда золотой рубль. На рубль человек содержал семью с восемью-десятью детьми. На рубль в день, потому что он был золотой.

фунт хлеба, самого лучшего белого хлеба, стоил две копейки. Тогда все на фунты продавали, не на килограммы, а на фунты.

Я там и родилась, там и выросла. А к тете Дуне я ездила летом как на дачу. Тогда Екатеринодар был весь зеленый, весь в садах. Сейчас, говорят, все пропало.

Какое у меня образование? Я училась в Мариинской гимназии, два языка я знала, французский и немецкий, я и до сих пор могу свободно читать. После гимназии я один год училась на курсах марксизма при ЦК. Они были двухлетние, а мне не дали второй год учиться. Меня с этих курсов забрали в МК. Вот я работала с тридцатого по тридцать седьмой год. А в тридцать седьмом меня забрали. Вот это и все мое образование.

Когда у меня началась тяга к революционной деятельности? Рано. Я с детства очень любила читать. Мне было лет двенадцать, мне тогда принесли читать "Овод" Войнича. Это была маленькая книжечка в желтом переплете бумажном. Называлось "Универсальная библиотека". Эти книжки стоили несколько копеек. Я прочла тогда и прямо вся предалась этой мысли. Ну они боролись за освобождение Италии от австрийского гнета.

Потом Некрасова мне подарили, толстый том. И вот там я запомнила, тоже на всю жизнь, я еще тогда была ребенком, "Размышления у парадного подъезда". И там есть такая строфа:

От пирующих, праздно болтающих

Обагряющих руки в крови

Уведи меня в стан погибающих

За великое дело любви.

А потом я читала "Былое и думы" Герцена, когда мне уже тринадцать лет

 

- 372 -

было, а потом мне принесли Плеханова "К развитию монистического взгляда на историю". Вот так и пошло.

А потом у нас был кружок в Баку, общеученический. И в этом кружке под видом культуры, ознакомления с разными философскими направлениями фактически мы уже знакомились с программами революционных партий. В этом кружке я встретилась с сыном Стопани и с сыном Шаумяна. Так что Шаумяна я знала, как подруга его сыновей.

Мы собирались на квартире у Александра Митрофановича Стопани, и нам из Петрограда привезли Манифест Циммервальда. Потом Манифест Кинталя. Потом платформу Бернской конференции. И вот это все сформировало меня. Уже с шестнадцатого года. Александр Митрофанович был старым членом партии, а к нам еще приходили, и мы создали кружок большевистский.

Вот я с шестнадцатого года член партии - когда уже начиналась революция. Эту конференцию Бернскую Ленин организовал, и мы уже стали пораженцами, заняли тоже платформу пораженчества.