Как создавались шестьдесят четыре тома

 

Я составила шестьдесят четыре тома записок. Ведь расследование продолжалось два года, и для того, чтобы придти к выводу о том, что убийство Кирова было организовано Сталиным, пришлось опросить не менее тысячи людей. Ведь не каждый из тех, кого мы приглашали, что-то знал. У некоторых проявлялись только маленькие черточки, некоторые указывали на других, которые могли бы дать показания. Это расследование очень скрупулезно велось. Поэтому получилось очень много материалов и очень много томов.

Мы начали эту работу в шестидесятом году. Первый человек, который ко мне пришел, был Алеша Севастьянов. Это наш подпольщик, бакинец, который в бытность Кирова секретарем ЦК Азербайджана заведовал строительством Шалакского водопровода. Из гор вели водопровод, и он там жил в горах. Киров туда выезжал часто, и он с ним подружился, они вместе охотились.

После семнадцатого съезда Киров летом отдыхал в Сестрорецке, а Севастьянов в это время уже работал в Москве в черной металлургии, и Киров написал ему открытку или телеграмму с просьбой приехать к нему в Сестрорецк на отдых. Так вот, Севастьянов пришел ко мне и рассказал, что когда он был в Сестрорецке, Киров ему рассказал, что было тайное совещание, что ему предлагали заменить Сталина, что участники совещания считали необходимым убрать Сталина с поста генсека, что он отказался, что каким-то образом - возможно, было уже подслушивание - Сталин узнал об этом совещании.

 

Многие, и Микоян, неправильно пишут, что Киров сам пошел и доложил Сталину. Это неправда. Киров не настолько был глуп, чтобы подставлять свою голову под топор. Но Сталин его вызвал, и Киров не отрицал этого факта, что было совещание и что ему предлагали, но что он отказался. Вот мы впервые от Севастьянова это узнали, и Киров говорил, что, конечно, Сталин меня в живых не оставит.

Севастьянов по моей просьбе тут же сел и написал, но он не очень грамотный, он из рабочих. Он написал маленькую записку.

Я ему сказала: - Ты пойди домой и напиши все подробно.

Представьте себе, что на другой день, когда я его ждала, звонок. Его жена Агнесса сообщает, что он, придя с работы, позвонил в дверь и, когда она открыла, упал мертвый. Так что подробно он не успел нам написать. Но вот эта маленькая записка есть.

Так и формировались эти шестьдесят четыре тома. Например, доказательства близких отношений между Кировым и Севастьяновым, что Киров мог все это ему говорить. После его смерти и похорон жена принесла всю переписку, которая подтверждала их близость, дружбу, и что Киров его вызывал к себе в Сестрорецк.

После того, как мы закончили расследование убийства Кирова, когда мы нашли рукопись Сталина в его личном архиве, то к записке об убийстве Кирова, конечно, я приложила фотокопию этой рукописи с актом графологической экспертизы. Там я писала, что найдена рукопись, прилагаю ее, и два центра лично сфабриковано Сталиным, и поэтому необходимо расследовать все процессы. Именно на основании этого была создана расширенная комиссия. До этого работал Шверник, его помощник Кузнецов и я.

А тут уже была создана расширенная комиссия Политбюро. Это есть в протоколе Полибюро - по закону. Председатель Шверник, члены комиссии: генеральный прокурор Руденко, председатель КГБ Шелепин, заведующий отделом административных органов ЦК Миронов и пятый член комиссии - я. Хрущев пишет об этом, что я считал необходимым включить в эту комиссию Шатуновскую, которую я считал неподкупным и верным членом партии. А я была членом Комитета партийного контроля.

Фактически, конечно, в этой комиссии работали я и Кузнецов, помощник Шверника, остальные члены комиссии непосредственно не занимались расследованием, но знакомились с документами. Кроме того, тогда был второй секретарь ЦК Флор Романович Козлов, он требовал, чтобы я каждый вечер приходила к нему - что вот в этот день обнаружено? Так что я ежевечерне, часов в семь, шла к нему и докладывала ему, что за сегодня произошло. Причем при создании этой комиссии было указано, что все архивы будут открыты для расследования. Я имела полную возможность знакомиться с документами.

Тогда еще в КГБ были посланы некоторые молодые люди, которые очень

 

добросовестно относились и приносили мне документы, о которых я даже не знала.

Вот, в частности, я получила от Шелепина сводку с 1 января 1935 года, то есть через месяц после убийства Кирова, по 22 июня 1941 года - вот такой лист, разграфленный по графам, по годам, сколько было репрессировано и сколько было расстреляно. И в этой сводке итог за шесть с половиной лет - 19 миллионов 840 тысяч. Из них 7 миллионов расстреляно еще в тюрьмах. Это из КГБ пришла такая сводка.

Эта сводка тоже подшита в эти тома. Когда я уходила и сдавала документы, у меня был особый сейф для всех этих дел. Сдавала я это все заведующему архивом Комитета партийного контроля - молодой, очень порядочный человек.

Я ему сказала: - Вот, я вам оставляю. Имейте в виду, это имеет огромное значение для нашего народа, для нашей партии. Будут возможно всякие попытки, покушения на эти материалы. Дайте мне слово, что вы постараетесь все это сохранить.

Он заплакал и сказал, что я вам клянусь, все, что от меня зависит, я сделаю. Но его сейчас, говорят, там нет. Он сказал, что он на каждый том составил опись.

- Я вам обещаю, своей честью, своей жизнью, что я буду все это хранить.

Ну конечно, что он мог сделать? По-видимому, они завладели этими материалами. Я писала об этом Яковлеву, он, по словам Наумова, распорядился передать Пуго, председателю КПК, а Пуго поручил Каткову, своему работнику. Ко мне в июне явился сотрудник КПК - нынче летом, с двумя прокурорами и очень вызывающе и торжествующе сообщил:

- Все, что вы пишете, не имеет никакого основания. Таких документов не существует. Никакого тайного совещания не было.

Я говорю: - Позвольте, как же? Когда я поехала в Ленинград, первым делом я беседовала с Софьей Львовной Маркус, которая жила вместе с Кировым. Это старшая сестра его жены Марии. Ведь Марья Львовна сошла с ума после его убийства.

Дело в том, что весь тридцать четвертый год они находились в страшном напряжении, потому что они знали, что на него совершаются покушения. Ведь это было третье.

Летом тридцать четвертого года Сталин его отправил на прием лесозаготовок. Там ему устроили аварию автомашины. Машина свалилась в кювет, перевернулась, но к счастью никто не погиб. Потом уже ближе к зиме, как сообщали мне сотрудники Ленинградского ГПУ или НКВД, было поручено двум разбойникам, братьям Орловым, которые были приговорены к смертной казни, что им будет сохранена жизнь, если они убьют Кирова. Их подвезли к его дому, и они через черный ход подошли и стали ломиться в дверь кухни. Было поздно уже, поздний вечер. Они думали, что Киров будет один, но у него было очень много гостей, и все прибежали на кухню, услышав шум. И они вынуждены были уйти. Это была вторая попытка. А третья - это Николаев.