Гости в нашем доме

 

[Джана: Дача в Заречье. Сосны. Свет сквозь синие сумерки. Это картина Сережи Стручкова. Он был тогда студентом Суриковского училища. Мама удивлялась его одержимости - он вставал с восходом солнца и шел рисовать. Но на этой картине - вечер, освещенные окна дачи видны издалека, они кажутся беззащитными и манящими.

Внутри гости, и я, еще только подходя к белой веранде с балюстрадой, уже слышу их голоса. Иногда усталая говорю себе - ну конечно - потому что мне хотелось бы только тихонько присесть около сына. Но часто, часто тень предвидения вдруг опахнет душу, и пока я подхожу, приближаясь между деревьев на этот свет, словно говорит мне кто-то: запомни, вбери его в себя - на тот день, когда его уже не будет.

Виноградов, один из главных врачей четвертого управления, рассказывает: "Во время поездки в Индию, на одном из приемов, сижу недалеко от красивой женщины, завернутой в сари. А посредине обнаженная полоса, и по ней ползет муха. Я чувствую непреодолимое желание согнать эту муху и вижу, как моя рука тянется к черному пятну. Говорю себе, что ты делаешь? Ты что, в Сибирь захотел, перестань! Но не могу остановиться, уже почти касаюсь, и тут понимаю, что это родинка".

 

Гости уходят, Алеша спрашивает: "Мама, я все же не пойму, почему Орджоникидзе застрелился сам, а не застрелил Сталина?"

"Это необъяснимо. Единственная возможная причина - магический ужас, который внушал Сталин своим соратникам."

"Мама, как это было возможно, что вы, коммунисты, могли совершить такой ад, как убийство всей царской семьи, включая малолетних детей и прислугу?"

"Алешенька, сейчас это для меня кажется дикой нелепостью, но в то время все мы думали, что эта жертва абсолютно необходима для блага мирового пролетариата. И что революционная законность выше нравственной законности. Расстрел царской семьи в настоящее время мне кажется дикой, невероятной вещью."

Приходит Таня Сац, балерина и руководительница балетного ансамбля на льду, с сыном Сурена, Толей Агамировым. Оля очень любит их обоих и пытается познакомить Толю с Линой. Ей хочется подружить этих двух детей Сурена, которые никогда не знали друг о друге. Это ей не удается. Они из совсем разных слоев общества: Владилена - инженер, прожившая детство и молодость с клеймом дочери врага народа, и Толя - музыкант, одаренный и легкий. И наша дружба со всеми ними постепенно расстраивается.

Советоваться к Оле приходят и Светлана Аллилуева, и Вано Сванидзе, и министр культуры Фурцева.

Оля так часто повторяет - все мои друзья умерли. Ей не с кем больше говорить о тех мыслях, которые поднимаются, растут, теснятся в ней.

В ссылке они разговаривали и спорили, в годы работы было столько единомышленников! Сколько людей!

Дом звенел от людей. И во втором подъезде ЦК жаловались на вахте, сколько пропусков приходится к ней выписывать, всегда больше, чем к другим. С годами, после ухода из ЦК, людей становится меньше, но долго еще она отвечает по телефону - нет, нет, я ничем больше не могу помочь.

А письма с просьбами помочь все равно приходят по два-три в день, и все чаще я говорю: "Мама, вот ты опять не раскрыла письмо".]