Письма Бухарина из тюрьмы

 

Так вот расследование убийства Кирова, обнаружение этой рукописи Сталина, где он сам, самолично, сфабриковал два процесса и два центра, это привело к необходимости расследовать все остальные процессы.

Такое заключение мы и сделали в своей докладной записке - что убийство несомненно организовано Сталиным и что найденная рукопись говорит о том, что надо расследовать все процессы. И тогда была сформирована комиссия Политбюро, во главе которой стоял член Политбюро Николай Михайлович Шверник, и в этой комиссии была и я.

Расследование привело к абсолютно ясному выводу, что процесс Бухарина целиком сфабрикован. В этот процесс были включены люди, которые даже никогда друг друга не видели, так сказать, шайка бандитов, в которой один бандит другого не знал. Туда включил он и врачей, которых ему нужно было уничтожить, потому что они были причастны к вскрытию тела Горького. Этим нам не удалось заняться, но следовало бы, конечно, расследовать обстоятельства гибели Горького, так как они - Плетнев, Левин, вскрывали тело и, по словам Плетнева, убедились в том, что он был отравлен. Это Плетнев говорил перед смертью в лагере молодым людям, заключенным, которые в будущем это опубликовали. Но этот вопрос остался нерасследованным.

Это уже говорит о том, что состав обвиняемых он просто набрал с бору-сосенки - кого ему хотелось уничтожить, кроме Бухарина и Рыкова, он включил туда.

Мы видели документы процесса. Мы брали их из архивов - и документы дела и стенограмму предшествовавшего пленума. Тогда существовал личный архив Сталина и архив Политбюро, которые находились в Кремле. Там и была обнаружена рукопись Сталина с фабрикацией процессов, там же я читала письма Бухарина из тюрьмы Сталину. Я не знаю, где они сейчас, ведь прошло почти тридцать лет. Он главным образом писал по политическим вопросам, о своих разногласиях со Сталиным.

Было около десятка писем. Нет, это не покаянные письма. Они такие, как бы вам сказать, ну как-то он полемизирует со Сталиным и с его политикой, но в смягченной форме - он же сидит в тюрьме, у них в лапах, так что не в лоб, вот что у меня сохранилось. Нет, и не дружеские, он объясняется, он старается выпутаться из этой паутины, но в то же время утвердить свои взгляды. Но все это в очень, я бы сказала, мягкой форме.

Он пишет про Зиновьева и Каменева, что от них вынудили на него показания. Он еще с Алтая подавал телеграмму, что он требует очной ставки, но их поспешно расстреляли. И он не сомневался в том, что и заграничная командировка была игра с ним. Что приоткрыта чуть-чуть дверка мышеловки. А там его уговаривали - и Аксельрод и Дан, чтобы он не возвра-

 

щался, тем более, что с ним была и жена, Анна Ларина. Она была с ним. Ну остальные все родные были здесь, в лапах. Но не этим он руководствовался, он отвечал, что стать политэмигрантом он не в состоянии. Это не для него.

Меньшевики, находившиеся в эмиграции, говорили, что мы создадим фонд и вы будете выпускать газету. Вы будете главным редактором большой газеты, где вы сможете изложить все свои взгляды и концепции. Но он отказался.

Аксельрод писал потом, что Бухарин высказался, что "... правы были вы. Революция должна была быть демократической, а не социалистической". Он признал правоту меньшевиков. Что все это кончилось страшным поражением нашего народа. Начиная с насильственной коллективизации. Вот это они констатировали - Аксельрод, Дан, Николаевский, что он высказался за то, что правы были меньшевики в своих прогнозах, в своих программах. А представляете, как страшно отдать за это жизнь и признать, что это не так.

У Коэна в его, изданной в Оксфорде, монографии есть такое место - в своих работах до революции Бухарин считал возможным, что империализм создаст какое-то огромное чудовище, которое наступит железной пятой на человечество. А вот в дальнейшем под влиянием происходивших у нас событий он понял, что это чудовище рождается здесь. Это чудовище, которое, он ожидал, родит империализм, это чудовище рождается здесь. Железная пята, которая может наступить на человечество.