Реабилитации

 

Меня реабилитировали в пятьдесят четвертом, тогда была создана правительственная комиссия. Политбюро постановило создать правительственную комиссию - одну! по реабилитации. Во главе был Серов, КГБ. Я послала заявление после ареста Берия, еще через некоторое время арестовали Багирова, секретаря ЦК Азербайджана. А Багиров, когда я еще была на воле, из Баку послал письмо, что вот Шатуновская в Баку работала и всегда вела антиленинскую работу.

Это было еще летом тридцать седьмого года. Меня вызвал Хрущев.

-    Ты в каких отношениях с Багировым?

-    В нормальных. Обычные товарищеские отношения.

-    А между вами нет никакой ссоры?

-    Нет.

-    На, читай.

Я прочитала: "Вела в Баку все годы антиленинскую работу".

 

Хрущев говорит: - Не обращай внимания. Иди работай.

И я пошла работать. А вот когда меня арестовали 5-го ноября 37-го года, примерно через полгода после этого письма, это письмо было уже у них, уже в КГБ. "Ты не обращай внимания..."

Ну мне предъявили, главным образом, вот что. Все лето тридцать седьмого года, еще даже весной, шли районные конференции по Московской области. И я исполняла обязанности заведующего отделом партийных органов МК вместе с секретарем МК, который курировал этот отдел - Коротченко, Демьян, и мы занимались всеми этими конференциями. Руководили ими. Ну а потом, конечно, всех секретарей райкомов арестовали. Всех. И расстреляли всех. Так вот мне предъявили, что я расставила врагов народа по всей области, по всем районам.

Маленков? Нет, не Маленков их выращивал. Они росли, были замечательные люди, были участники гражданской войны. Маленков тут совершенно ни при чем. Он и был-то всего года два, потом был Крымский. Эти люди были старые большевики, участники гражданской войны. Что Маленков? Маленков сам из себя ничего не представлял. Недоросль в партийном отношении. Вырос потом в палача.

И вот когда арестовали Берия и Багирова, мне мои друзья, там в ссылке, в Енисейске, говорят:

- На тебя же Багиров написал. Ты работала с Хрущевым. Напиши ему.

Я говорю: - Не буду я никуда писать, не умею. Я не верю им никому и ничему.

Приставали, приставали, пришли с бумагой и ручкой, и прямо чуть ли не силком - напиши Хрущеву. И вот я на маленькой такой четвертушке бумаги, написала ему несколько строк, что мы работали с вами вместе, и вы, конечно, знаете, что я никаким врагом народа не являюсь.

 

Больше не стала ничего писать. Никаких этих объяснений. И отослала по почте. И представьте себе, что он так взялся. Немедленно дал поручение, и мне говорил следователь, который занимался моим делом, Рублев, что каждый день звонил помощник Хрущева Шуйский и спрашивал: - Ну когда вы кончите дело Шатуновской?

Они закончили и вот в эту комиссию, которая была создана, передали. И эта комиссия меня реабилитировала. Одна была тогда единственная. И еще хуже, что одна - под председательством Серова.

Ну а потом он, конечно, меня вызывал к себе. Долго со мной Хрущев беседовал, три с половиной часа мы беседовали. Предложил идти работать в Комитет партийного контроля. А потом мы уже стали говорить, что надо создать много комиссий, а иначе это растянется на года.

Серов старался поменьше реабилитировать. Вот, например, в КПК приходит заявление заключенной Иваницкой.

Я Иваницкую прекрасно знала, она работала у нас в Баку завагитпропом Сураханского райкома партии. Она пишет из лагеря.

У меня были связи со всеми прокурорами: и военными, и в прокуратуре СССР. Я звоню тому прокурору, который занимается Закавказьем - я тоже курировала Кавказ и Закавказье, и прошу его рассмотреть дело Иваницкой. Они рассмотрели, дали заключение реабилитировать.

И подали в комиссию Серова. А там ее обвинили, что она во время борьбы с троцкистской оппозицией была на стороне оппозиции. Значит, отказать - троцкистка. Я знаю, что она никогда не была троцкисткой. Приходят прокуроры и говорят - он отказал. Я говорю - принесите мне ее дело. Я смотрю ее дело, там на нее два человека показали, что она была в троцкистской оппозиции, и они оба отказались от своих показаний. И пишут, что они поддались физическим воздействиям. А на самом деле она была завагитпропом райкома и возглавила борьбу против троцкистов.

-    Где заключение прокурора, который вел ее дело?

-    Он этого не написал.

-    Ну как же вы просмотрели? В деле отказ. А смотрите, что пишут. Пишут, что "где она и работала".

-    Ах да, мы просмотрели.

- Делайте второе заключение и обратно на комиссию.

Через какое-то время они выносят дело опять на комиссию. Серов говорит: - Почему второй раз?

- Открылись новые обстоятельства.

- А кто распорядился?

- Это из КПК.

-    Кто именно?

-    Шатуновская.

-    А-аа, Шатуновская. Ей там совершенно не место. Она сама контрре-

 

волюционерка, да еще реабилитированная, нечего ей в ЦК делать.

Это сказано при всей комиссии. Там человек сорок сидит. Они зачитали отказ этих людей от обвинения, и он был вынужден на этот раз ее реабилитировать. Они прямо с комиссии пришли ко мне и рассказали.

Почему он сразу стал против меня, с первых шагов моей работы? Да потому, что я поставила перед Хрущевым вопрос о том, что надо же этих палачей выявлять и привлекать к ответственности. Но Хрущев мне ответил, что мы не можем этого сделать, потому что их тысячи и тысячи, и тогда у нас получится новый тридцать седьмой год. И я как-то в разговоре с Комаровым, он был зампред КПК, все это высказала. А Комаров пошел и доложил Серову. Вот почему он на меня и озлился, что я сама контрреволюционерка. И мне не место в ЦК.

Ну и еще, когда я только пришла, и мне однажды принесли конверт с деньгами, я подняла перед Хрущевым вопрос об отмене привилегий. Каждый месяц это было - и в обкомах и в министерствах. Помимо зарплаты. Из государственной казны. Что это у нас в стране за порядки, что высшие государственные чиновники получают деньги не по ведомости, а в конвертах? Вот так же я ставила вопросы о ликвидации дач, персональных автомашин, пайков. Конверты Хрущев отменил, все остальное оставил. Партийное чиновничество меня возненавидело.

Ну а потом мы стали говорить Хрущеву, что надо создать комиссии и чтобы они ехали на места. Он это поручил Микояну.