Пробралась в Тифлис

 

Часам к двенадцати мы оказались в Тифлисе на Ольгинской площади, где была стоянка фургонов. Все пассажиры ушли.

Я еще в дороге думала, где живет мой дядя-генерал? Пожалуй, единственным подходящим местом был адрес тетки Сурена, улица Петра Великого девять. Но когда я назвала этот адрес фургонщику, то он сказал, что это за Эриваньской площадью в Салаханах и туда фургоны не пропускают через центральную площадь. Тогда я сказала, чтобы он дал мне адрес постоялого двора, где он остановится, и туда сегодня же придут от моего дяди-генерала, чтобы его отблагодарить.

Он привел фаэтон и пересадил в него, а сам пишет на клочке бумаги. В это время к фаэтону подошли два человека, один в студенческой тужурке, а другой в штатском. Они показались мне незнакомыми, зрение у меня еще было очень плохое. А сама я была в результате болезни и пути совершенно неузнаваема.

Они стали вглядываться в меня, и тот, что в студенческой форме, вскрикнул - неужели это Оля? - и бросился внутрь фаэтона. И когда его лицо приблизилось ко мне, оказалось, что это Сурен Агамиров, а другой был Арчил Микадзе. Их обоих потом Сталин расстрелял. Они схватили меня, начали обнимать, целовать. Они уже давно наблюдали, как меня сажают в фаэтон, но не могли узнать, что это я.

Оказалось, что они каждый день приходят на Ольгинскую площадь, куда прибывают фургоны из Владикавказа в одиннадцать-двенадцать часов, и ищут меня, потому что когда они полтора месяца назад прибыли в Тифлис, то немедленно нашли одного меньшевика, снабдили его фальшивым паспортом и пропусками и послали во Владикавказ. Оказалось, что этот меньшевик обманул и деньги присвоил. А они ходят и встречают его. И они сказали, что они никогда бы не догадались, что это я, если бы не апостольник с красным крестом.

Фургонщик тоже обрадовался.

Я говорю: - Вот видишь, мои родные пришли за мной. Вечером они принесут тебе деньги.

И отнесли, действительно, в тот же вечер отнесли ему из краевого комитета награду - ведь он спас меня.

Сурен повез меня к тетке. Она меня не боялась, но очень боялась огромного количества моих вшей, меня стали купать, мыть. Всю мою одежду Сурен стал стирать, гладить, но вши остались в коротких волосах.

Меня уложили. Стали ходить ко мне товарищи с гостинцами. Как-то приносят целую курицу и просят отведать кусочек:

- Оля-джан, съешь хоть ножку... - я всю курицу съела.

Другой приносит красивую корзиночку с пирожными:

 

- Оля-джан, съешь хоть одно пирожное... - я всю корзиночку съела.

Через неделю ноги начали двигаться. Первый выход был в парикмахерскую, где меня наголо обрили. Когда парикмахер меня стриг, то сразу спросил не из Владикавказа ли я приехала? - что на меня подействовало довольно неприятно. Я не созналась.

Мы решили ехать в Баку, там было мусаватское правительство. Мы удрали оттуда в декабре восемнадцатого, а теперь был апрель девятнадцатого. За это время турки уже ушли, и по Версальскому договору, заключенному в январе между Антантой и побежденными странами, Баку был опять оккупирован англичанами, так же, как и Грузия.

Выхлопотали опять пропуска на чужие фамилии, смертной казни уже не было, могли посадить, но не убить. Я уже на ногах стояла, плохо ходила, но ходила. Весила я сорок килограмм.