ДЕШЕВАЯ РАБОЧАЯ СИЛА

Нашим бригадиром был неприятный инвалид на одной ноге - Ванька. Он ничего другого не делал, как только кричал и орал, чтобы работали еще скорее. Однако начальник

нашей молотилки Макар был добрый русский, который старался притормаживать необыкновенно быстрый темп работы и беспокоился, чтобы нам чаще удавалось передохнуть. Машину обслуживало тридцать человек, включая подносчиков воды, заготовителей продуктов и хозяйку. Так как у меня глаза совершенно припухли, то меня попеременно назначали на солому. Солому нужно было граблями отодвигать подальше в кучу, один человек на лошади перехватывал кучу веревкой и уволакивал ее подальше от молотилки. Работа с соломой была гораздо легче, чем с мякиной.

Нас кормили очень хорошо, и есть можно было, сколько хочешь. Часто варили гороховую кашу с мясом и картофельное пюре с молоком. Хлеб привозили из колхозного амбара уже взвешенный и распределяли в зависимости, кто как работал.

Спали мы, зарывшись в огромные кипы соломы, где было тепло даже в самые холодные ночи, когда землю уже схватывали заморозки. Если лил сильный дождь, то работу прекращали, и мы лежали в соломе, пока он не проходил.

Через какое-то время, проработав, как рабы, день и ночь без отдыха и чувствуя большую усталость, мы стали протестовать, чтобы нас отпускали на ночь отдыхать, в противном случае мы сбежим назад. Так как мы были для колхоза очень выгодной и дешевой рабочей силой, и для обмолота хлебов сейчас был последний срок, то нас успокоили, пообещав, что разделят на смены. Меня определили в ночную смену. Последнюю ночь перед разделением на смены нам разрешили спать. К счастью, вблизи находился большой пустой амбар. Тут вдруг наш глубокий сон был прерван страшным шумом. В амбар влетела белая лошадь, на спине которой сидел наш пьяный машинист, задумавший проделать с нами «прекрасную шутку». О сне больше нечего было и думать. Мы вскочили и встали вдоль стен, ибо испугались, что он нас замнет. Посреди амбара стояла большая печь, вокруг которой машинист гонял лошадь. Чтобы она скакала все быстрее, он стегал ее плетью. Лошадь вскачь носилась вокруг печи. Когда половые доски разломались и от печи стали от

сотрясения отваливаться кирпичи, он, наконец, перестал беситься и хохотать. Вскоре после этого нам уже надо было приступить к работе.

С утра машины отправились дальше, все больше удаляясь от села. Стал моросить мелкий дождичек, который опускался на землю как густой туман. Негде было высушивать одежду. Меня поставили к машине наверх, где нужно было или принимать снопы или серпом разрезать их завязку. Чтобы машина не простаивала, нужно было работать, не переводя дыхания.

Хозяйка ходила кругом с кувшином с водой, который мы опустошали жадными глотками. Через несколько дней установилась красивая, солнечная погода. Но работать было так жарко, что пот стекал струёй. Однажды нам пришлось стоять в красивом месте, где горки снопов были уложены ровно, как отмеренные. Ночью ярко светила луна. Издали были слышны крики ночных птиц. Так как здесь негде было хранить солому, то ее свозили к берегу озера и там сжигали. Сухая солома горела большим, ярким пламенем, которое поднималось высоко в небо, как гигантский факел.

Проехали через лес, за которым снова было огромное поле. Посреди поля то тут, то там были разбросаны небольшие березовые рощицы, которые сейчас украсились осенней листвой красивейших цветов. В одном месте снопы были сложены в очень высокие копны, которые издалека выглядели как большие пирамиды. Чтобы забраться на самый верх такой копны, к ней подставляли высокую лестницу, по которой мы забирались наверх. Молотилка подъезжала к копне, так как было удобно сбрасывать снопы сверху прямо на платформу.

Куда бы дальше мы ни ехали, нам не встречались копны меньше предыдущих, кое-где они были еще выше. Встречались хлеба всех сортов: пшеница, рожь, овес и ячмень. Мне теперь понравилось стоять на вершине высокой копны, откуда можно было далеко обозреть окрестности. Сначала работа на молотилке мне показалась трудной, но теперь я уже привыкла к ней, как привыкают к любой работе. Тело больше закалилось, мускулы стали сильней.

На самой вершине копны брать снопы было легко, но чем ниже спускались к земле, тем крепче они сцеплялись вместе. Когда поднимались снопы из самого нижнего ряда, выделялась большая тепловая волна. Земля под копной дымилась теплой влагой, поэтому не было ничего удивительного в том, что зерна в тепле набухли. Набухшие зерна прорастали длинными корнями в землю, так что надо было снопы отрывать со всей силой.

Через какое-то время нас отпустили в колхоз помыться. На лошадях нас отвезли в село, баня была уже истоплена. С утра уже снова надо было быть на работе. По дороге нас догнал наш комендант НКВД, к которому мы ходили регистрироваться. Это был высокий, черный грузин, контуженный на войне, поэтому он вел себя иногда странно. Он ездил по деревням, улаживая разные дела. Вернувшись на старое место, мы уже не нашли молотилки. Мы ее разыскали по следам колес. Там было гороховое поле. Гороховые плети были собраны в кучу под небольшой крышей. Горох было молотить гораздо легче, чем хлеба. Здесь мы оставались двое суток, пока не закончили. После чего надо было ехать дальше.

Руководитель молотилки разрешил некоторым из нас усесться на верх машины, откуда можно было далеко обозревать окрестности. Был вечер. Вдалеке уже видны были снежные облака, а здесь было еще много неубранных хлебов, которые, как мы после узнали, так и остались под снегом. Много хлеба погибло.