- 98 -

Глава 12

Где она, малая Родина?

 

Много воды утекло через русло реки Топорок с того времени, как Илья оказался в Восточной Сибири. И таежные ручейки несут свои воды, собирая влагу в бассейне реки Ангара. Передавая эстафету малые к большому. Как трудно остановить течение воды в реках. Так и отсчет времени не остановишь, так же не остановишь человеческую

 

- 99 -

жизнь. Человеческая жизнь параллельно времени ритмично отсчитывает свой путь. Мы сами создания времени, ее частица. Вот так и Илья остался в Сибири. Оброс с семьей, детьми, вписался в коллектив на заводе. Прижилась молодая семья в Алзамай. Обреченный повседневными заботами. Как бы не любил он тайгу, асе же снятся ему сны видит во сне степь ковыльную, просторную, заросшую хлебами с переливающимися колосьями на ветру.

Степи где пасутся стада барашков или косяки казахских длиннохвостых коней, несущихся по степи па водопой.

Как бы они не снились, вот она Восточно-Сибирская тайга, как бы человек не вмешивался в ее жизнь, она живет во времени.

Зарастают вырубки новой порослью, обрастают гари новой сменой после пожара. Самое примечательное в нем. все же происходит изменение силами творческих рук человека. За годы Великой Отечественной войны построили па Ангаре Иркутскую, Братскую, Усть-Илимскую ГЭС.

Задействовали лесопромышленный комплекс в Восточно-Сибирской тайге и работают алюминиевые заводы. Раскорчевали тайгу, колосятся хлеба в таежном крае. Выросли новые города Ангарск, Братск. Саянск, Усть-Илимск, Вырос Коршуповский горно-обогатительный комплекс.

С появлением человека в тайге, появились и проблемы большие и малые в зависимости от объема вмешательства.

Наймушинские строители строили плотину на Ангаре, на Братских порогах в зоне затопления лес не успели вырубить, оставили под водой на площади десятки тысяч гектаров высококачественного золотого лесного фонда. Лес ничейный, общенародный, настоящий хозяин разве мог бы обращаться с даром природы так.

Наймушин «герой социалистического труда», в то время ему все дозволено, лес то не его общественный.

В Алзамайскую тайгу запустили на лесозаготовку воинскую часть, которая выделенную лесосеку превратила в болото. Под гусеницами танков и другой гусеничной техники. После них на этом месте десятки лет не растет даже трава. Такая же участь постигла Восточно-Сибирский лес после лесозаготовки контрагентов из союзных республик. Государство есть, настоящего хозяина в лесу нет. Грабят в Сибири лес, как колонизаторы, кому не лень. Государственные лесхозы, кто должен хозяйничать в лесу, быть представителем государства, беречь лес... Они больше занимаются лесозаготовкой, чем воспроизведением леса, новых угодий. Сами лесхозы участвуют в грабеже, чем охранная служба.

 

- 100 -

После рабочего дня видели в пятницу вечером вышли три охотника любителя в тайгу. Шагали вверх от Грибановского ручья по направлению к баракам. Дорога заброшенная во многих местах заросла кустарником. Шли ходко, засветло подошли к баракам, когда-то здесь был поселок лесозаготовителей. Жили в поселке сильные, люди из Прибалтики, латыши и поляки. Место поселка совсем заросло кустарником, как дорога и поселок. Вот и кладбище жителей поселка, совсем заросшее сосняком. На могилах кресты массивные, высокие захоронения сделаны по-хозяйски надолго. Рассматривая захоронения можно определить по культуре народа, поживших здесь. Оказавшихся по воле рока, по воле отца народов.

Один из охотников тоже политический узник в прошлом подумал вслух не произнося ничего. Эти могилы долго будут еще напоминать народу о репрессиях человека труда «нашими вождями».

Поселка здесь давно нет, и бараки сгнили, никто здесь не живет. Кладбище теперь оказалось на стороне от обитателей человека. Сюда приходят по охотничьим да иногда лесосборщики. А сколько таких могильников в Сибирской тайге, без меток и крестов жителей ГУЛАГа, могилы российских сынов и дочерей. Которых пригоняла в неволю сталинская опричнина. После кладбища перешли на другой берег ручья, перевалив сопку, вышли на таежную озеро. Решили здесь ночевать. В команде ведущем был Генаша, самый молодой из охотников, сторожил из коренных «чслдон». Его род самый древний в Алзамае. Высокого роста, мужчина средних лет. По натуре прямолинейный, скромный, за скромностью скрывается смелость, отвага. Человек он исключительный честности и скрупулезной чистоты.

С Ильей их объединяла совместная работа. Совместная любовь к природе. Айтуганов был наставником для него по работе, Геннадий как-то сказал на заводе:

— Вот с Ильей Павловичем я бы потел в разведку. А с нашим Зарубиным надо подумать, идти или нет.

Илья был с Южного Урала, потомок казаков, татарской крови. Завезенный в Восточную Сибирь, вернее, в Восточно-Сибирскую тайгу опричниной, сталинскими репрессиями как «враг народа».

Так и остался в Сибири жить.

Он о себе рассказывал:

— Что он выходец из вечно гонимых, непокорных татар.

И на самом деле так выходило.

Российский царь Иван Грозный его предков выжили из обжитых мест проживания, из бассейна Волги, ее притока Камы в Башкирию.

 

- 101 -

Царица Российская Анна Иоановна их предков переселила из Башкирии в Оренбургские степи.

«Великий вождь народов» Кабо в 1937 году его отправила во владение рабовладельческого государственного учреждения ГУЛАГ. Закованного в наручники.

По своей природе он никому никакого вреда не делал. За всю свою жизнь, если можно назвать жизнью 20 лет.

Третий охотник был лет сорока пяти, интеллигентный, тихого нрава, очень простодушный, оглядывающийся вокруг себя, как бы чего не вышло. Все его поведение говорило:

— Моя сумка, моя дичь, мои продукты. Урожденец он из рязанщины Василий Николаевич Ковалев.

Илья с Геннадием по выходным дням вместе бегали в тайгу много лет. Знали друг друга хорошо. Они в тайге ориентировались хорошо, знали таежную азбуку.

Василий Николаевич в тайгу напросился впервые.

Геннадий на месте табаровки начал таскать дрова, валежник на ночь. Илья собрался на озеро посмотреть выводки уток подстрелить дичь на похлебку. К Илье присоединился и Василий. Выводки не пуганные, подстрелили и собрали трофеи.

Приходя на табор, Илья приготовил ужин из добытых уток. Сели ужинать, Василий не идет за общий котел. Кое как уговорили его сесть за общий стол, вместе покушать.

Утром пошли вглубь тайги, как знаток леса. Гена впереди, следом Илья, Василий — замыкающий. На пути при выходе к бору, обнаружили глухаря. Сидел на вершине сухостоя. Предложили Василию попытаться скрадывать птицу. Он по дороге быстро сбился с ориентира. В помощь пошел Илья. Не только скрадывать, при выстреле сдуплетил, глухарь упал под ноги Василию. Когда подобрали, аж жеканом у птицы кишки вытянула, второй ствол был заряжен на крупного зверя. Илья выслушал гнев Геннадия за порчу дичи.

Шли по направлению к Мотиной избушке, там приличное болото и ельник. В Мотиной таежке всегда водились рябчики, Когда подошли, изумились — вся таежка вместе с ельником превратилась в болото. Лес вырублен, весь молодняк затоптан. Гусеницами танков и тракторов. Охотничья избушка столкнута в ручей. На делянке поработали военные лесозаготовители. Геннадий и Илья совместно поддерживали в хорошем состоянии избушку.

Только в прошлое лето сделали ремонт. В этой избушке два столетия жили охотники Колесовы. До них обосновал избушку местный охотник, зверелов Мотин по клички Мотя. Не стало избушки, таежного ельника.

 

- 102 -

Исчезло вековое угодье потомственных охотников.

Большая Сибирская тайга, она ничья, кто в ней живет, не имеет власти ее беречь, кто санкционирует на разорения, живет в Москве. Считает отгрузку леса. Что потомкам останется их не интересует. Знают считать валюту полученную за лес. Они лес знают по картине Шишкина.

Сибирская тайга живая, ранимая и не бесконечная.

Она не выдерживает разбойный произвол, нуждается в хозяине.

Государственная собственность называемая народной, она не исчезает разоренная. Сам подход к использованию дара природы бесхозный...

Настроение испортилось, Геннадий считал эту избушку своей собственностью, доставшейся ему по наследству.

Он здесь с детства промышлял. Знал и оберегал каждый муравейник, оберегал по хозяйски.

Испорченным настроением пересекли болото, начали подниматься на сопку на вершине которой водораздел, на восточном склоне росла лиственница толщиною в четыре обхвата.

Рассуждая о ее возрасте, знатоки говорили:

— Более четырехсот лет.

Илья с Геннадием никогда мимо не проходили эту лиственницу и сейчас остановились посмотреть с высоты па необъятный лес. С вершины на восток открывается самая красивая панорама тайги. Множество распадков, безымянных ручейков, и вдали пойма речушки Беринг. Водораздел тоже носит название Берингово. Отсюда на восток по обе стороны речушки простираются сосновые бора до самой реки Уда-Чуна. После падения речки Беринг, Уда получила название Чуна. На пути охотников попадаются сплошные ягодники, спелая голубика, на склонах сопки отцвела брусника, в гари малина, на болоте можно определить урожай клюквы.

Геннадий хитрил, всю добычу складывал в рюкзак Ильи, рюкзаки наполнялись дичью. Охотники вышли на мост через речушки Беринг, тут проходит лесовозная дорога Алзамайского леспромхоза.

Если ехать дальше на север дорога приведет в поселок Широкове. У моста имеется избушка, здесь жили лесозаготовители когда-то, сейчас останавливаются ягодники, иногда охотники, рыбаки.

Геннадий объявил привал. Илья организовал костер и поставил чай. Таежный чай, особый, заваривается из кореньев черной смородины, получается напиток таежных «богов», с ходу снимает усталость.

Пока чай готовили, Геннадий на речке надергал хариусиков и ушицы приготовили.

 

- 103 -

От моста через речку Беринг до Алзамая более сорока километров:

Охотники ждали машину с подсочниками — сборщиками живицы. Они всегда в субботу в баню ездят в Алзамай. Доехали до города быстро. По пути самый ближний живет Геннадий. Его супруга всегда в ожидании охотников полуфабрикаты готовит для похлебки. Только дичь потрошить, и ужин готов. Когда подошли к дому Геннадия, Василий отказывается заходить па ужин. Кое как уговорили его. Зашел. Геннадий высыпал всю дичь и разложил на троих. Одну из куч предложил Василию, тот не берет. Что он эту дичь не добывал, ему разъяснили, порядок охоты, вся добыча делится на число охотников поровну.

Василий удивился. После всех разъяснений взял добычу. Василий снял свой патронташ с пояса, вынул патроны и говорит:

— Бери Геннадий мой патронташ, он у меня наследственный, бери и береги, за твою Сибирскую справедливость, прими от меня подарок...

Так они подружились и вместе стали ходить на охоту.

Взамен разрушенной избушки на Мотине таежке построили новую на перевали па Беринговой тайге.

С приходом нового главного инженера из местных кадров завод работал стабильно, усилиями большое коллектива рабочих достигали проектную мощность но капитальному ремонту лесозаготовительной техники. Плохо решалась социальные вопросы, лесная промышленность не выделяла средств на социальные нужды заводского коллектива. Вся прибыль снималась в распоряжению Иркутскдеспрома. Директор завода Гудков обошел все инстанции добиваясь улучшения социальных нужд, в последствии он стал неудобным директором, непокладистым для вышестоящих служб министерства лесобумажной промышленности.

В результате на заводе появился новый директор, Владимир Владимирович Коршунов, человек молодой, энергичный. На стабильно работающем заводе ввели новшество.

Коршунов ввел новые порядки проведения торжеств, по каждому случаю, приурочивая их, то выборы профсоюзного актива или партийного начальства. Расходовались разные премиальные фонды, проводя через профсоюзы. В коллективе вошла в систему проведение пикников.

По подведению итогов по специальному соревнованию. После очередного орган, коллективной пьянки на второй день похмелья на рабочих местах. Сорванный ритм работы под конец месяца наверстывался

 

- 104 -

штурмовщиной. Участником штурма как правило на трубе планового трактора вывешивался красный вымпел, которому выдавался со склада спирт. Популярность директора росла. Здоровые силы па заводе задумывались. Ревизия обнаружила на складе недостачи спирта, несколько бочек. Ревизия проводилась работниками Иркутского ОБХСС. Коршунов вышел из положения. Подсунул своего заместителя Яковлева которого осудили на шесть лет заключения за воровство спирта. После реабилитации Илья Павлович нравственно укрепился, хотя следы прошлого трудно залатать. Он же рожденный в трудовой семье с большим азартом взялся за работу. Тридцать восемь лет от рождения он в расцвете сил. За что не брался, работа кипела. При обходе цехов заходил в свое детище, мотороремонтный цех. На обкатке испытания двигателей работал на приемке продукции его друг, Тимофей Емельянович Сиротенко, человек редкого таланта в автотракторном деле, Илья — организатор этого цеха. Так получилось, что в этом цехе работали туркоязычные народы, проживающие в Сибири. У главного инженера с ними были особые отношения. Он владел несколькими языками, на работе хорошо контактировал с ними, за это его ученики в большинстве.

Его друзья рассказали ему эпизод в котором и он был участником. Обкатчик моторов Габдрахманов убеждал механика-приемщика Сиротенко что двигатель по всем параметрам годен к приемке. В протоколе обкатки стояла запись на переделку с указанием дефекта. Сиротенко упрекнул Габрахманова, Айтуганов этому учил нас с тобой. Тогда обкатчик начал рассказывать:

— Твой друг не только инженер, но и патриот нашего завода. Он с нас выжимает максимальное качество, четкость в работе.

Вот мы с ним ездим в леспромхоз на обследование работоспособности наших тракторов. Он аргументирование доказывал эксплуататорам нарушения правил по эксплуатации. Целую неделю мы с лучшими ремонтниками были в леспромхозе. Когда с нашей помощью вывозка леса наладилась, директор нам спасибо сказал и премии выплатил.

Он как Чингиз жестокий, а вот в быту истинный товарищ. У нас говорят дустым, иптэшем, а это значит хороший товарищ. Кстати вот он идет, сюда направляется. Обкатчик просит Сиротенко не показывать протокола. Оплошность допустил молодой рабочий, слабый навык. За бракованный двигатель досталось мастеру Гайдаржи.

При выходе главною инженера к нему подошел слесарь по регулировке топливной аппаратуры Хайруллин Зуфар и доложил, что пока он обходил другие посты, они исправили дефект. Полный порядок как

 

- 105 -

и при вас. Так сильные практики поддерживали должный уровень производства.

Почему в жизни так получается, труженик талантливый организатор Гудков не удержал поддержки со стороны вышестоящих органов, А плеяда авантюристов сменяют один другого. Мне кажется ответ простой. В верхах сидят из того же ряда. Подобно тому, как в зверином государстве в народной сказке:

— Чтобы мост построить, заказали материал достаточно строить мост вдоль реки.

Как-то в парткоме секретарь парткома с главным инженером стали анализировать результаты Коршуновского правления. Секретарь парткома Булхов сказал:

—Что ты, Илья Павлович, плохо видишь, не смотрел по телевидению, когда пьяного Брежнева кое-как поддерживает свита на трибуне. Век настал хвастливых очковтирателей и показушников. Такая оценка появилась в рабочей среде, когда средства информации, радио и телевидение стали выражаться: «Наш любимый вождь Леонид Ильич Брежнев».

Все труднее становилось работать главному инженеру с уходом такого директора, как Григорий Яковлевич Гудков, человека честного, трудолюбивого, талантливого организатора, настоящего коммуниста. Гудков не боялся ответственности. Особым чутьем подбирал кадры по деловым качествам. В трудных делах брал на себя ответственность при необходимости решать сложные вопросы. С таким человеком легко работать. Таких работников большинство, они, такие как Григорий Гудков, создают все, чем обладает наша Россия.

В семье Айтугановых к двум сыновьям родилась и долгожданная дочь, дочь назвали Людмила, стала в семье троица, Василий, Владимир и Людмила. Надежда, супруга Ильи, была женщина самостоятельная, трудолюбивая, началась дружная семейная жизнь в семье.

В этих условиях Илья с Надеждой решили навестить малую родину Ильи. Ехать-то пришлось одному. Семья обросшая хозяйством вот спустя восемнадцать лет Илья поехал навестить Южно-Уральскую степь поселок Фершампенуаз.

Поезд Иркутск-Челябинск следует двое суток до Южного Урала. В купированном вагоне на верхней полке решил отоспаться за все годы, ничего не думал. Из головы не уходил поезд, идущий в Восточную Сибирь, вертушка с этапом заключенных. Как не пытался забыть все это, ничего не получается. Как только вздремнет, снится ему прошлое; последняя встреча перед арестом. Шел Илья поздно вечером из института после занятий. Таня Гуреева жила по пути, на Ижевке.

 

- 106 -

Горно-металлургический институт находился у подножья горы Магнитной. Зашел он к ней, Татьяна спала, но рада была, что зашел Илья. Они друзья с самого детства. Росли на одной улице, дома их родителей построены друг против друга. Айтугановы жили на солнечной стороне, Гуреевы на теневой. Когда на улице прохладно, играли на солнечной стороне у дома Ильи. Когда жарко - шли в тень к дому Татьяны. Мать Татьяны, Василиса Федоровна была крестной матерью Ильи. Кумовья Василиса Федоровна и мать Ильи, Александра Андрияновна все вели разговор, вырастут дети и будут жених и невеста. Их настроение внушало, что сверстники все так и воспринимали. В школу ходили в один класс.

Таня росла девочкой стройной, скромной и очень строгой. Александре Андрияновне так и не пришлось вырастить своего сына, недуги рано унесли ее из жизни. Его сыну Илюше всего было семь лет. Василиса Федоровна на изменила своему слову, считала Илюшу своим будущим зятем. И сейчас поезд шел чрез Челябинск, надо пересесть на Магнитогорск.

Первым он придет в семью Гуреевых. Они ничего не знали о нем, вот уж как восемнадцать лет. Илья знал, что Татьяна вышла замуж за их школьного товарища, одноклассника Николая Гуреева, у них растут дочь и сын, как и у Ильи.

В Челябинске при пересадке ему повезло, разрыв между поездами всего три часа. В поезде на Магнитогорск его сердце все билось учащенно. Пошли с детства знакомые места, проезжаем за окном степные места, которые ему снятся всю жизнь.

Когда проехали станцию Карталы, мужчине нужна твердость, летнее утро быстро светлеет, при виде родной степи так и слезы катятся сами. Он пробовал прятать глаза под подушку, все равно в подушке видел третий разъезд, нагайбаки, проехали его родную станцию Гумбейка, а перед станцией мост через речку Гумбейка. Всем телом почувствовал степь, запах полыни на холмах, цветущий ковыль в степи, степной воздух. Вот она, Южно-Уральская степь, малая родина.

Вот и Магнитогорск, только пассажирская станция на правом берегу реки Урал. Что первое видел он тихое летнее утро. Над комбинатом смог. черно-желтое облако дыма. Чудно показалась после долгой жизни в таежном сибирском крае, в крае обширного зеленого леса, в крае распадках сопок дует из Саянских гор легкий ветерок, приносит аромат хвойного кедрача, пихты, ели, запах сосновой хвои, вперемешку запах, разбавленный присутствием величественных лиственниц. Ни с чем не перепутаешь на заболоченных местах запах пихтача вперемешку с елями.

 

- 107 -

Гуреевых разыскал быстро, долго не решался войти. Они же не знают что он на свете живой. Прошло столько времени. На звонок никто не ответил, дернул двери, они сами открылись. Зашел, увидел худенькую, старенькую, но не потерявшую былую красоту, с такими знакомыми чертами женщина со стола белит потолок квартиры. Увидела, крикнула:

— Божье днем покойники, свят, свят, это же Илюшенька! Господи! Живой! — и крестная мать со стола упала ему на руки. Расцеловала в щеки, в носик, обошла вокруг и произнесла: — Совсем мужчиной стал. Мы уже в памяти совсем похоронили тебя.

Пока Василиса Федоровна ахала, охала, пришел домой Георгий Сергеевич, хозяин дома. На балконе поставили самовар старинный, углем топится. Стол накрыли как в старину у кряшен, православных татар. За шумным самоваром расположились, кто пришел, родственники, пожилые сверстники отца и матери. Он рассказывал, отвечая на интересующие темы старшего поколения. В их понятии Сибирь -край отверженных людей обществом. По рассказам Ильи там живут хорошие трудовые люди. И природа щедра работящему человеку.

Отдельные эпизоды ГУЛАГа, а если это называть жизнью, восприняли судьбу Ильи, что те люди, кто оказался в лапах опричнины, чекистов не вернулись в родные места. На Илью смотрели как на человека, вернувшегося с того света. Хотя все сидящие пережили коллективизацию, раскулачивание. У многих самих после сдачи имущества в колхозы, дома отобрали за несдачу твердого задания, специального налога.

К вечеру пришла к матери Татьяна Георгиевна с супругом, Николаем Ивановичем Гуреевым. Татьяна увидела Илью, зардела румянцем, при улыбке те же ямочки на щеках. Вот так складывается человеческая судьба. В детстве, отрочестве такие близкие друзья, Татьяна и Илья встретились совсем как чужие люди. У каждого из них нигде не записанная судьба. Сложившаяся дорога в жизни. Так распорядилось время в судьбе многих. Николай Иванович, участник и инвалид Великой Отечественной войны. Боевой офицер в прошлом. Как инвалид войны, трудно вписался в трудовую жизнь после войны, пристрастился к алкоголю. Как-то Илье рассказывали тесть и зять. Георгий Сергеевич, старый труженик, когда видит своего зятя при встрече на улице, то переходит на другую сторону улицы, избегая встречи с человеком, опустившимся в алкоголизме.

Так закончилась первая поездка Ильи в Магнитогорск. На другое утро его проводили на автобус, отходящий в Фершампенуаз два молодых парня, новые друзья, потомки нагайбакских казаков, брат Евгений и сын Татьяны, Леонид.

 

- 108 -

Автобус переправился через реку Урал, пошел вдоль соцгорода на окраине города, где раньше был спецпоселок ссыльных татар из раскулаченных. Вырос красивый городской квартал одноквартирных домов. Дальше вышли за город, пошла асфальтированная дорога, та же дорога, по которой он пришел в Магнитку более тридцати лет тому назад. Тогда не было асфальта. Автобус катит в сторону станции Буранная, пересекли железную дорогу, такт пошел в сторону совхоза Нагайбакский. Чем ближе к Фершампепуазу, все холмы и пригорки, как вчера по ним шагал, малая родина, обернувшаяся как мачеха. Из дома выгнали, давшая приют Магнитка не успела обласкать, радоваться результатам труда. Заковали в кандалы и в тюрьму. Заковали-то не пришельцы, а тутошные, местные, магнитогорцы. Что его привлекает тут, родина, она ничем не обязана ему. Кроме того, что он тут родился. Есть же другой долг у сынов родины, своим трудом облагораживать свой край. Прославлять делами, что сделал ты, Илья? Что едешь сюда? По какому праву. Есть у него право, больше, чем право. Он - частица этой земли, тут прах матери. И он как есть из этой земли. Он едет на малую родину.

Каждая минута хода автобуса приближает его к родному дому в воображении Ильи. Вот и сворот с тракта к Нагайбакскому зерносовхозу, сворот к Фершампенуазу. Слева по дороге озеро Моховое, некоторые называют его Гусиное озеро, и то и другое действительно. Озеро заросло мхом, в нем толщина мохового одеяла более метра. Берега заросли камышом, в них гнездятся дикие гуси и водоплавающие птицы. Летом вода чистая, нагревается теплая, влезешь купаться - как парное молоко. Но никто в нем не купается, дно илистое, топкое. Берега заросли камышом, и расположено вдали от поселка. Илья хороню помнит, как с отцом мох добывали для строительства дома. Вот вдали виднеются очертания поселка, перед поселком черточкой зеленеет речка Гумбеика.

Раньше немного ниже по течению была переправа у красного яра. В километрах трех от построенного моста была вторая переправа у черного яра. Подъехали к мосту, а воды-то не видно, река заболотилась. В былые времена в этих местах вода была чистая, в ней водились окуньки, берега заросшие камышом, в середине реки росли кувшинки и водяные лилии. У Ильи сразу настроение испортилось, и на сердце возникла ноющая боль, у взрослого мужчины слезы капнули из глаз в обиде за Гумбейку. Небольшая река - это же жемчужина для любого поселка в степи. Донора но всех поколениях ждала, как праздник, купального сезона. Зимой сколько рассказов, лежа на податях, в беседе между собой. Кто как переплывал, кто как ныряет, так жестами

 

- 109 -

показывая, как это происходит, как ведут при нырянии под водой.

Автобус, огибая сосновую гору. вышел к ветряным мельницам, а их уже нет, все три мельницы снесены, па их месте виднеется аэропорт, Вот второй мост через речку Кызыл-Шеяек, мост солидный, красивый с виду на подходе. После моста па взгорок подъем, выезжая на улицу через квартал - автостанция. Сошел с автобуса и немного растерялся, увидев дома своих друзей. Посмотрел вокруг, не смотрит ли кто-нибудь через забор на него. Нет, никто не смотрел. Никого знакомого не встретил. Если и встретишь, кого узнаешь через столько лет. Он после 1930 года здесь не жил. До ареста редко, но приезжал. Вот переулок, где дом Исая Ишменева, мимо его дома следующая улица Советская. По этому переулку угловой дом Николая Игнатьевича Айтугапова. Сейчас там должен жить его сын, Павел Николаевич. Следующий дом - их, а третий от угла - его дедушки. В этом доме он родился и вырос. Илья прошел дальше в сторону майдана.

Идет в оглядывается, по обе стороны улицы дома его друзей. У каждого дома их излюбленное место, где собирались играть в чижики, в лапту, в бабки. Он стыдливо не смотрел на дома, где пет его друзей. Как будто он в чем-то виноват перед ними, что он шагает по улице без них. Время как слизало их со света. Великая Отечественная война, его поколение встретило врага в начале войны, они служили в регулярной армии на действительной службе.

Вот дом Павла Евдокимова, сколько ночей они провели в дом доме. Делая уроки вместе. Илья в морозные дни приносил уроки Павлу на дом. Он по ветхости одежды на мог посещать школу в большие холода. Вот дом Кинзиных, из этого дома он провожал своего друга Александра на ссылку при раскулачивании. Угоняли раскулаченных ночью, тайком от людей, в сопровождении чекистов конвоиров. Илья шел за санями, прячась в огородах, до самой реки Гумбейки. Со слезами вернулся, не мог попрощаться с другом.

Вот и дом, куда он приехал, здесь родилась и выросла его мать. Дом Минеевых. Почему-то дом укоротился, по-видимому, ремонт произвели. По бедности одна треть дома разобрана и фундамент короткий стал. Не останавливаясь на наружный осмотр, он зашел во двор. Вот и сени, двери те же. Вошел в дом, как и в прежние времена, детей много, меньше чем они росли. Наверно, количество детей сократилось пропорционально дому.

Встретила женщина с улыбкой, которую он не знал. Она из молодого поколения нагайбачек-кряшен Августа Григорьевна, местная, из семьи старожилов поселка, из своих, татарской крови. Николай Павлович тут как тут, не заставил сикать, прибежал с работы. Большая

 

- 110 -

семья у Николая Павловича, его супруга Августа осчастливила его тремя сыновьями и еще две дочери. Тут же мальчики побежали по многочисленным родственникам с вестью.

Начали приходить гости родственники и просто односельчане одни за другими. Он рассказывал на вопросы односельчан подробно и правдиво, Oни представляли о Сибири как о крае ссылки и заточения людей, где живут одни каторжники и ссыльные. Когда Илья рассказывал об истинной Сибири. Удивлялись, тайга богата ягодниками и лесом, добывают пушнину, хлеб растет не хуже, чем па Южном Урале. Жители Сибири очень гостеприимны, дружелюбны. Когда рассказал, что он уходит и не закрывает дом на замок. Старики удивлялись, причмокивали языками, удовлетворенные оставались в довольствии.

На следующее утро пришли самые старые старики. Илья еще спал. От их шепота проснулся, ему неудобно было лежать на постели. Некоторым стукнуло более девяносто лет. Старик Мышкип зашел и шепчет:

— Спит еще, «бичара» - бедолага.

Илья при них соскочил с постели, стал извиняться, что не встретил стариков на ногах.

— Смотрите, внук Степана не забыл родной язык, разговаривает, как всю жизнь с нами прожил.

Илье снова и снова пришлось рассказывать о Сибири, Особенно о прелести Тайшетского лагеря. Старики удивлялись, радовались, что живой вернулся. Хотя их жизнь в деревне не отличалась от жизни времени крепостного права. Многие и сейчас не имели паспортов. Без ведома поселкового совета или председателя колхоза не могли выехать за пределы района.

После встречи со стариками Илья решил навестить самых близких друзей. Пришел к Пpoxopy Манзину, отцу своего друга Георгия. Пpoхор Демьянович рассказывал:

— Дети, твои сестренки, как вас с отцом посадили, остались одни беспризорные. Дарий было десять лет, а Нине - восемь. Они по поселку ходили за подаянием. Чекисты в квартире порылись, разбросали все, что там было, и ушли. Судьба детей их не интересовала. Наш Георгий работал в районе, наткнулся на них, потом их отправили в приют. Когда узнали, что тебя посадили как врага народа, Георгий сказал мне: «Такие парни, как Илья, не могут быть врагом народа. Сам пострадает, а в беде не оставит человека. Я не верю, что он какой-то враг. Илья очень серьезный товарищ.

Георгий не вернулся с Великой Отечественной войны, рассказывали, что он геройски погиб. Георгий очень обиделся, что ты не пи-

 

- 111 -

сал письма. После того, как вашу семью выбросили из дома, и ты уехал па Магнитку.

Илья пояснил Прохору Демьяновичу:

— Если он писал бы, то его обвинили бы в подкулачничестве. При последней встрече я ему пояснил, и мы поняли друг друга.

— Знаю ваши отношения, дружбу с Георгием, Мы с твоим дедушкой Степаном Анисимовичем радовались смотря на вас, что ладные растут казаки.

Прохор Демьянович дальше рассказал:

— Твои сверстники никто не вернулся с войны, один Иван Мукаев вернулся на одной ноге. В нашем поселке не пахнет нагайбаками, живут одни инородцы. На улице не слышны речи кряшон. Бог не миловал наш народ. После погрома русского царя Ивана IV Грозного мы и паши предки так оберегали наш род, нашу общину. После 1930 года все пошло вверх тормашками.

Умирая песню поем о Сталине, не поймем того, что он никого не щадит. Не уважает он россиян, превратил весь народ в крепостных. Таких, как ты, загнали в рабство, на каторгу. Вот твой зять Егор Тугульбаев всю жизнь в трудах, трудился непокладая рук, в бедности, работал у зажиточных мужиков. Трудился на колхозных полях. Так и умрет в этой развалюхе, был рабом и рабом остался. Что заработал - пропьет, частушки распевает про сталинскую «счастливую жизнь». То густо, то пусто Намучалась твоя сестра Мария, а девка была - кровь с молоком. Огонь-баба, что на работе, что на отдыхе. Вот нас устраивает рабская жизнь, привыкли кушать картофель в мундире, лебедой не брезгуем. Госзаказ подчищает все наши труды, на трудодень ничего не остается. Вот так и живем, Иль» Павлович. На улице не слышны голоса девушек, как в былые времена под гармошку. Забыли про вечерки, женщины остриглись не похоже на татарок. Вырастил четверых сыновей, никого нет возле меня на старости. Всех разбросало, то война, вечная лихолеть. Строили рай, нас теперь бог и в ад не берет. Устал я, Илюша, от несправедливости. Нужду можно преодолеть трудолюбием, а тут - как в прорву.

Хорошо родился хлеб, все сдали и плохо сработали, и так хорошо, все равно пусто в закромах. Вот нас миловали прямые репрессии, и в коллективизацию все усидели дома, де расцвели оставшиеся дома. Вы в лагере рабство терпели, мы дома не лучше. Вот у меня четыре сына, все коммунисты, честных вырастил, и ты сейчас в коммунистах ходить, а ты мне скажи, что вы строите?

Илья уклонился от ответа на прямой вопрос дедушки Прохора, попрощался и ушел. Не собравшись с мыслями, на обжигающий вопрос

 

- 112 -

старого крестьянина.

— Ты, Илья, перед отъездом зайди, стар я стал. Вспомнил еще твоего дружка, моего Георгия, мы не вечные, увидимся ли еще. Увидел тебя - вроде как Георгия нашел. Ты уж уважь старика. Вот не думал - а ты живой.

После Машинных пошел проведать друга детства Ивана Мукаева, инвалида, участника великой Отечественной войны, оставил па войне одну ногу. Как принято у нагайбаков, в знакомые дома входят без стука. На кухне, она же прихожая, никого не было.

Как в старину, входивший обратил внимание на иконы с правой стороны над кухонным столом. Только раньше икон было около трех штук, осталась одна икона - Божья матерь казанская. На кухне та же русская печь с очагом для котла. Вдоль печки лавка, приходя с мороза на которую садились, прижимаясь к печи. Как воробьи на телеграфных проводах сверстники. Иногда раздеваясь взбирались на полати, устроенные под потолком с лазом с печи. На полатях встретившиеся сверстники друг другу рассказывали сказки или события, случившиеся с ними. На приход постороннего пришельца постукивая костылем вышел хозяин из горницы. Встретив постороннего незнакомого человека осведомился:

— Кого хотел видеть, что вам тут надо?

На что Илья произнес:

— Пришел проведать, дорогой друг Иван Михайлович, я твой друг детства, Илюша Айтуганов, не признаете?

Оглядевшись, друзья детства обнялись, стояли минуту в молчании.

— Что же здесь, хотя церкви нет, поминальные службы устраивали, но каждый в душе поминал тебя с молитвой за упокой души. Именно в душе, гласно, хотя я и солдат, не осмеливаемся громко излагать свои мысли. Очень уж заклеймили тебя и твой род. Но сущности сами не знаем за что.

— Что мы стоим, давай, садись на свое место, куда садился в детстве. Сейчас организуем самовар, пока хозяйка появится.

Илья хотел помочь разжигать самовар. Иван отказался от услуги. не люблю, когда меня считают инвалидом, я сам все делаю самостоятельно. Самовар старинный, тульский топится на древесном угле, уголь и старину из Башкирии приезжали торговать, теперь не ездят, мы сами ездим покупать. Пока самовар поспеет, давай-ка мы с тобой встречу отметим. У меня есть сушеные окуньки, местные, из Гумбейки. Ты, наверно и вкус забыл, какие они вкусные из нашей речки.

 

- 113 -

Это с Kрасного яра, куда мы с тобой бегали купаться, по утрам закаляться на холодной воде.

Ох, Илья, исчезла красота нашей Гумбейки, заболотили нашу речку. Ниже Остроленки создали рыбное хозяйство, перегородили реку на свороте после лагерных бараков. Казаков пет, бараки спиши, осталась одна память о казачьих сборах. Полигон для джигитовки вспахали, хлеб сеют.

После стакана «Столичной» друзья смело вспоминали детство. Иван интересовался Сибирью. После обстоятельного рассказа о сибирских местах проживания Иван Михайлович перешел на местные темы. Как видишь, пока ты по Сибири волочил свою участь раба, мы здесь тоже не особо расцвели. Всех наших сверстников как корова языком слизала Отечественная война. Наши одногодки были на действительной службе в армии в начале войны. Первые приняли на себя нашествие немцев. Почти никто не вернулся с войны, один я6 и то без одной ноги. Нас, казачьего сословия, особо не щадили, смотрели как на штрафников, заслон ставили из заградотряда.

На деле паши парни воевали умело, с пристрастием, успеха приносили мало, потому что не было опытных командиров, они были там, откуда ты вернулся, или просто расстреляны. На их место назначались командиры, не имеющие опыта войны. На войне нашим парням учеба досталась как воевать ох как дорого! Потом уже на западе один югослав, наш братушка, из сербов:

- Вы, братушки, какие-то особые, с вашими парнями как-то смелее идешь в бой. Я воевал с русскими ребятами, они из немецкого плена ушли и к нам примкнули. Хочу понять, вы тоже славяне, но русские - особые, надежные, смелые, умелые, как воевать - с ними ничего не страшно.

Он это сказал с неподдельным восхищением, с искренностью. Говорил солдат, опаленный войной, не раз видевший смерть наяву. Значит, есть у нас нечто такое, чем стоит дорожить. Если позволишь мне это «нечто», я бы сказал:

— Мы осознавши живем, что в жизни можно все купить, но не все продается, есть что-то неделимое, святое. Вот и ты, где не носило тебя, ноги тебя завернули на родину. Это чувство всегда носится с нами, даже без нашей воли. Смотри, что делается, чтобы нами было легче управлять в интересах чиновников. Нам присылают руководителей всегда сверху. Так управлять легче правителю и центру.

За все времена Советской власти никогда не выбирали местное управление из наших жителей, если не выбирали, но назначали всегда «варяга» своих послушных верхам. Это главная беда наша.

 

- 114 -

Пришлые покомандовали, разорили хозяйство и ушли. Второй приедет - повторяет прежнего поступки. Урожай хороший все сдали, уродилось плохо - тоже все отгрузили, а я за палочки в табеле работал год. Смотри, какая красивая улица была паша, теперь все дома ветхие, обветшалые, убогие.

Что с нашим народом, с нагайбаками сделали, в каждом втором доме старого хозяина нет, что ли не геноцид? Ты скажи, почему мы так обветшали, плохо работаем? Нет справедливого обмена продукцией между городом и деревней, а посредник - государство. Цены на сельхозпродукцию и продукцию промышленности не в соответствии. Работаем в поте лица, все ходим в долгах. Трудодень пустой, получать нечего. Зерно сдаем по восемь копеек за килограмм, а комбикорма покупаем по восемнадцать копеек, да перевозка, туда и обратно тоже мы возим. Если у себя молоть, скот кормить двойной выигрыш. Все из центра диктуют, чтоб когда и как делать. Нам думать не нужно. У нас в правителях все «инопланетяне». Российская земля оскудела умными людьми. Сами и виноваты - сверху кого предложат, за того и голосуем. Если ты за него не голосовал, то свой век не можешь вернуться из Сибири. Кто знает лучше нас самих, кого нам выбрать, что делать как делать, мы же - хлеборобы. Нам и решать. На выборах и на работе. Распоряжаться результатами своего труда, продукцией.

Друзья бутылку опростали, и самовар закипел, и ко времени хозяйка пришла с работы, вместе почаевничали, и Илья стал прощаться. В сумерках пошел по поселку. Вот она, его улица, здесь нет места. где его нога не наступала. Так в раздумье он дошел до дома. где его ожидали. Дома было людно, как и в его детские годы. Здесь спокон века вечерами вся семья садилась за стол ужинать всей семьей... Семья делилась новостями, своими делами за день. Каждый рассказывал свое. Два сына Августы пришли с молочно-товарной фермы, они работают по ремонту доильного оборудования всего района, на передвижной мастерской на шасси автомобиля ГАЗ-52. Жаловались о недостатке запасных частей к доильным аппаратам, приходится «химичить», что значит кустарным путем искать выход из положения. Делились как находить выход из положения, чтобы поддерживать парк доильного оборудования.

Их мастерская передвижная из поселка к поселку. Кругом ищи вызовы. Что хорошо - связь работает напрямую, ферма - мастерская. Старший брат Петр среднего роста, коренастый, парень лет тридцати, порубковал долго, когда брат Григорий умер, Петр взял на воспитание его детей, два мальчика белобрысых, в семье Минеевых все были светлые блондины. Мальчики лет девяти и семьи и девочка три

 

- 115 -

года. Пришел Петр в семью брата, родилась еще девочка. Так что у бабушки Августы радостей и забот была куча. Кто в школе, кто в детский сад.

Вечерами все собираются у бабушки Августы: внуки, внучки от двух дочерей Любови и Надежды, да трех сыновей. Так уж здесь заведено спокон века, людно в этом доме. Шумно в доме, каждый старается рассказать бабушке свои дела за день.

Семья - коренные нагайбаки, местные, пережившие все невзгоды и горе, радостей-то мало, на Южно-Уральской суровой степи.

На следующий день Илья пошел па встречу с единственным сверстником, который тоже испил прелести ГУЛАГа, Николаем Михайловичем Прокопьевым, Выросли они в этом поселке, коренные жители этой степи. Учились в одной школе. Только Николай учился на два класса старше. Николай Прокопьев - парень рослый, стройный как дубок. Учился очень успешно, кругом на отлично, был любимцем сверстников. Особенно подражали ему два друга - Илюша Айтуганов и Ванюша Игошев. После окончания четырех классов пошли учиться в ШКМ - школу крестьянской молодежи.

Николай окончил школу в 1928 году и продолжил учебу в ШКМ, через два года перешли туда Илья и Иван, так по традиции шло освоение знаний сельской молодежи.

Илья, давно не живший в поселке, не знал, где живут Прокопьевы, и спросить постеснялся. Населенный пункт какой бы большой ни был, все же это деревня. Быстро догадался, в этих случаях хорошие помощники - дети. Когда обратился к первым попавшим мальчикам, они и довели до Прокопьевых.

Илью Прокопьевы встретили с восторгом, они уже слышали что в поселке появился Илья Айтуганов. Нисколько не удивились его появлению. Тут же на столе зашумел тульский самовар. У друзей детства начались воспоминания, рассказы о былых временах. Конечно, в первую очередь обменялись тем, кто, где, что испытал за чти годы. Особое место о прелестях «рая сталинского призыва», пребывание в подразделениях ГУЛАГа.

Как уж заведено, рассказ начал Николай Михайлович, по старшинству.

— Ты же знаешь, не богато жили мои родители, числились в числе деревенской бедноты. Первыми вступили в колхоз в 1929 году. По окончании ШКМ я стал работать счетоводом в сельпо поселка Фершампенуаз. В 1934 году мне исполнилось двадцать лет, женился, значит, обзавелся семьей. Через год родилась наша дочь, а еще через два и сын. А в сентябре 1936 года меня призвали в армию. Служить попадаю

 

- 116 -

в город Троицк, где меня назначили писарем полка. Ты же знаешь, у меня очень хорошая каллиграфия, то есть почерк. Раз в год полк выезжал в лагеря. Наш полковой комиссар не раз организовывал среди писарей в выходные дни соревнования по стрельбе из нагана. Стрелял я из нагана не плохо, то он, то я занимали первые места. Однажды в 1938 году вызывает меня начальник особого отдела Пинигин и говорит:

— Ты. Прокопьев, в хороших отношениях с комиссаром полка Плостом. поэтому я предлагаю тебе прислушиваться к его разговорам среди красноармейцев. Ты должен узнать, не хает ли Советскую власть, отечественное оружие и не хвалит ли иностранную технику.

После этого разговора меня Пинигин вызывал несколько раз, но я ничего не мог сообщить о комиссаре плохого. Потом он мне дал три дня и сказал:

— Думай хорошо, такие дела я не каждому доверяю.

Прошло три дня, я снова в особом отделе. О комиссаре я ничего не сообщил. Он, Пинигин, разразился бранью.

— Не хочешь нам помогать, помогаешь врагам народа.

— С каким врагом? - перебил его я.

— Вчера твоего комиссара арестовали как врага народа!

Через два дня был арестован я. Обвинили меня по статье 58 за связь с комиссаром полка, шпионаж с германской разведкой. Обвинение было давно готово, напечатано на машинке. Нужна была моя подпись, но я не подписывал, день и ночь шло следствие, велись допросы. Днем сам Пинигин издевался надо мной, ночью - другой, двое вели допросы, выбивая из меня любыми способами, всеми методами признание вины. Двое суток не давали ни пить, ни есть, ни спать...

На третьи сутки я не мог двигаться. В особый отдел меня вели, под руку поддерживая... Гребовали от полусонного поставить подпись под обвинительным заключением Пинигина, я не расписался. Тогда меня перевели в камеру-одиночку и дали передышку, целые сутки спал. Разбудил дежурный, принес скудную пайку и снова на допрос. За столом сидел Пинигин, играл наганом.

— Не таких ломали, как ты, - сказал он, предъявив еще одно обвинение.

— В 1919 году ты служил у белых, признавайся, сволочь ...

Тут я вышел из себя, хотя еле двигался, начал кричать.

— Да вы что, считать не умеете? В 1919 году мне всего было пять лет.

А он орет:

— Молчать, знаем мы, какого года ты.

 

- 117 -

Я не выдержал и запустил стулом в него. Самодур еще больше заорал на меня, нападение на начальника. Тут же вызвал четверых молодцов, сам пятый, и они начали избивать меня. Я не долго выдержал. Потерял сознание. Очнулся я на вторые сутки в тюремном лазарете... Все тело болело, на лице - шрамы, па руках застыла кровь, три ребра и обе кисти рук были переломаны. Пятьдесят дней пролежал в тюремном лазарете. Как только оклемался, снова в особый отдел;

— Ну что, понял, с кем дело имеешь? Будешь подписывать?

— Я не только подписывать, разговаривать с вами не хочу.

После этого меня перевели в общую камеру, где через три дня объявили, что я осужден военным трибуналом и определена мера наказания - семь лет лишения свободы и три года лишения в правах. Я был возмущен, на суд не водили, суда не было, ни судей, ни свидетелей.

В 1938 году отправили в г. Владивосток, откуда в числе девяти тысяч заключенных на пароходе в Колыму, началась моя колымская каторга. Из Магадана я попал в лагерь «Сагания», где летом и зимой пришлось вести разведку на золото. «Сагания» в пятнадцати километрах от Ягодной в сторону по трассе поселка Сусаман. На лагерную жизнь в сусамана особо обижаться не приходилось, было еще терпимо. Но скоро всех, у кого 58-я статья, разбросали по приискам. Я попал в верхний Атурях, где летом добывали золото, а зимой вскрышной торфа. Работали на лесозаготовках, строили шоссейную и узкоколейную железную дороги. Условия были ужасные, кормили плохо, жили в палатках, морозы 56 градусов. Работали по шестнадцать часов. Многие не выдерживали, умирали от холода, голода, от болезней. Однажды зимой, работая в шахте, я случайно разбил электрическую лампочку, и шахта осталась без освещения, стало темно. За это меня после работы на ночь в кандей. Сарай со всех сторон продувает ветер, температура колымская. Помещение не отапливается. После этого я заболел двусторонним воспалением легких, но не умер. Я неоднократно обращался в различные органы с заявлением о том, что без суда загнан в этот край. Около двадцати жалоб, вплоть до Сталина. Прошло четыре 1 ода рабского труда, еще осталось три и три года поражения в правах. Вдруг неожиданно в 1942 году меня освобождают. Что стало причиной? Возможно, одной из заявлений, жалоба достигла адресата и была рассмотрена. Ну, как шла война, на материк выехать не разрешили. Я остался на Колыме, работал вольнонаемным. Работал чернорабочим на Тоцканской ГЭЦ. Забойщиком на прииске «Горный». Затем счетоводом, бухгалтером в том же прииске. В конце 1948 года мне разрешили выехать с Колымы,

 

- 118 -

Сразу в аэропорт «Семчан», где ждал полтора месяца самолет. Решил ехать в г. Магадан, на восьмые сутки пароходом добрался до Владивостока, дальше поездом до дома. Сыну было двенадцать лет, а дочка умерла, жена ждала все эти годы, верила, что я вернусь.

Много было радостей и слез. После возвращения и Колымы мне положен отпуск шестимесячный, после этого работал здесь, в своей деревне. Последнее время в райисполкоме главным бухгалтером, и оттуда вышел на пенсию в 1974 году.

Самое пакостное узнал после реабилитации. Пришло мое дело в милицию, вызвали меня ознакомиться с делом. Прочитал свое дело, тут все есть. Судьи, свидетели и обвинение совсем другое. Агитация среди красноармейцев против Советской власти. Самое пакостное свидетель свой, земляк, нагайбак Иванов Михаил из поселка Требия. Я с ним встречался в течение пятидесяти лет, он молчал, я не знал. Что он мой свидетель по обвинению, потому что меня судили заочно.

После этого я встретил Иванова, не мог разговаривать с ним, сразу дал ему по морде. Он убежал в больницу, грозил мне судом. Ушиб лицо, но меня как-то не тревожили. По-видимому, никуда он жаловаться не ходил. А душонка у него все же подленькая. Сколько по земле ходит таких «Ивановых». На Руси их тысячи и более.

Вот видишь, Илья, какую нам судьбу приготовили, если посмотреть наших предков, до Октябрьской революции в наших селах среди крящен никого не было, кто подвергался суду. За короткий период «наш отце всех народов» три четверти крестьянских семей разорил с мест постоянного проживания, в нашем районе особо ополчились изживать казачество. Наши казаки верой и правдой служили России последнее столетие. От нас брали в царскую гвардию. Хорошие защитники отечества были наши предки. А вот нас с тобой превратили в «Змагоры», что значит преступники. По нашим меркам, по крестьянским. Какие крестьянские хозяйства разорили. А вот ты так и на чужбине обитаешь. Вот, говорил, восстановили во всех правах, а в твоем доме живут чужие. С тебя вето не снято. Нет, не доживем мы с тобой до времени, когда все вето снимутся.

Посидели два друга, две бедолаги, два бывших каторжанина за чашкой чая, рассказывая свои воспоминания. Перед уходом только промолвил своему другу Илья:

— Нет, дорогой Николай Михайлович, не полностью я разделяю твои мысли, никакие мы не «зимагоры» и не бедолаги. Мы настоящие потомки своих предков - нагайбакских казаков. Ничего нас не согнуло, ни ГУЛАГ с его пытками, в нас заложена сама справедливость, добродетель, стойкость, что унаследовано нами от наших предков казаков.

 

- 119 -

Мы не пошли по пути присмыкания власти сильного, по пути злодейства, крамолы, стукачества и ябедничества. Я считаю - мы достойные сыны своего народа. Правы те, кто до нас занимался исследованием жизни нагайбакских казаков. Дочь парижских крящен Биктеева, историк-публицист Чечерина: Нагайбакские казаки большая находка для России. Они верны присяге. Стойки в бою как воины. Справедливы в жизни. Наши сверстники, сыны нагайбакского народа с честью выполнили свой долг в войне с немецкими оккупантами на полях сражений в Великой Отечественной войне. Не уронили свое достоинство и те, кто оказался под жерновом чекистов. В таком скромном местечке, как нагайбакский район, живут потомки своих предков нагайбакских казаков, потомки Ногая, ногайцы.

До сумерков надо дойти до своего дома, где квартируешься. Вроде все обговорили. Но Николай Михайлович все не отпускал Илью. Достал из своего архива газетные вырезки, вручил Илье. Отдельные вырезки из областных и районных газет со списками расстрелянных казаков по материалам областной прокуратуры. В настоящее время реабилитированы десятки, сотни тысяч расстрелянных крестьян. Среди них нагайбаки-татары. Исконные крестьяне-хлеборобы.

Вот одна из вырезок со списками расстрелянных, а их тысячи:

Байкин Тихон Андреевич, 1889 года рождения, уроженец поселка Остроленко Нагайбакского района Челябинской области, татарин, беспартийный, чернорабочий МТС. Проживал в поселке Остроленко, арестован 04.10.1937 года по обвинению в преступлениях, предусмотренных по статье 58-2-10-11 УК РСФСР. Якобы являлся активным участником контрреволюционных повстанческих организаций в г. Магнитогорске и окружающих районах, приговорен 17.10.1937 г. Тройкой НКВД по Челябинской области к расстрелу. Расстрелян 08.11.1937 г. Реабилитирован 11.10.1957 г. Военным трибуналом УрВО.

Бегашев Данил Федорович, 1889 г. рождения, уроженец поселка Остроленко Нагайбакского района Челябинской области, нагайбак-татарин, образование начальное. Сторож МТС, проживал в поселке Остроленко. Арестован 07.10.1937 г. по обвинению в преступлении по статье УК РСФСР 58-10-11-2, якобы являлся участником контрреволюционной повстанческой организации. Приговорен 17.10.1937 г. Тройкой УНКВД по Челябинской области к расстрелу. Расстрелян 06.11.1937 г. Реабилитирован 11.10.1957 года Военным трибуналом УрВО.

Айтуганов Навел Сепанович, 1896 года рождения, уроженец поселка Фершампенуаз Нагайбакского района Челябинской области, нагайбак-татарин, беспартийный, образование начальное, слесарь

 

- 120 -

доменного цеха Магнитогорского комбината. Арестован 28.11.1У37 года по обвинению в преступлениях по статье 58-10-11 УК РСФСР за контрреволюционную агитацию среди крестьянского казачества к поднятию вооруженного восстания. Приговорен к расстрелу, расстрелян 02.02.1938 г. Реабилитирован постановлением областного суда по Челябинской области от 23 сентября 1955 года.

Это маленькие примеры широкомасштабного репрессивного деяния геноцида над татарским населением Южного Урала.

Они же исконные кормильцы россиян хлебом, хлеборобы. В материалах газет сотни, тысячи репрессированных народов всех национальностей, Теперь их всех реабилитировали. Но как восстановишь разрушенные крестьянские хозяйства. Что это было если не геноцид над крестьянами-хлеборобами.

Николай Михайлович сказал на прощание:

— Что ты с такой гордостью рассказываешь о Магнитке. Как видишь, жизнь там были свои «Пинигины», «Ивановы», мне наплодили их в наше время. Мы с тобой вспомнили репрессивные меры властей над татарами, а сколько их в лагерях и других национальностей.

Время ушло, поздняя ночь, Илья попрощался и ушел в деревенскую темь. Он в поселке не заблудится, ведь он сам частица этой среды, пылинка этой степи.

На следующий день Илья пошел прощаться со всеми родственниками и знакомыми. Исполнил и просьбу дедушки Прохора. Так заканчивается поездка Ильи Павловича Айтуганова на малую родину.

Поезд снова катит его на сибирскую землю. Дорога укорачивает, проехали Красноярск, в окно на юг просматривается сибирская тайга, которая его приютила. Саяны, восточная сибирская тайга. Самое дорогое - это люди. Хлеборобы, охотники, лесорубы, смелые, добродушные, бесстрашные, честные сибиряки, металлурги, энергетики, работники культуры и интеллигенция - добрые россияне. Он теперь ехал по доброй воле, там его семья ждет. Он хозяин этого края. Поезд все приближался к Алзамаю, в окно ему чудилось: домой едет еще один сибиряк, созидатель сегодняшней Сибири. Таких как он их много лесозаготовителей, лесоводов, энергетиков, изыскателей, охотников, оленеводов - все они, добрые, отважные и живут в чудесном крае в Сибири.