- 58 -

Репортаж № 4

ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ТАРАКАНИАДЫ

 


Прошло два месяца.

Время - июль 1938

Возраст -11 лет.

Место - ст. Океанская.

 

"За что боролись, на то и напоролись".

                                         (Советская поговорка)


 

Ранние сумерки. Неопрятные лохматые тени вползают в ДПР изо всех углов, постепенно пожирая жиденький свет еще одного ненужного и тоскливого дня. Электричество до самого ужина не включат, потому, что дежурит сегодня утюг. А его в армии железно научили экономить. Эх, и что же армия с человеком-то сделала! Да еще -на нашу-то голову!

Много-много дней привычно барабанят по окнам капли дождя в одном и том же одуряюще унылом ритме. Летний дождь в Приморье - это надолго - муссон... Может быть, прошла уже шестидневка, но всем нам кажется - вечность. Целая вечность, пропитанная мокротой, минула с тех пор  как последний раз нас выпускали во двор. И хотя прогулочный двор за колючей проволокой, но небо-то над двором - вольное! Да я уже и не мечтаю играть в малого чижа или  хотя бы - в лунки! Я уже согласен гулять, бессмысленно бегая вдоль забора, так же  как утюг в армии три года гулял...

Муссонный дождь в Приморье - то же самое, что и чтение "Биографии Сталина" вслух: долго и скучно. И если бы, не дай Бог, совместилось то и другое в нашей несчастной жизни - не жить бы нам: засохли бы все от тоски. Но провидение спасает нас от такой ужасной гибели. С той поры, как отправил Таракан Великого Воспитателя Гнуса на пенсию "по состоянию здоровья", а попроще - подыхать дома от чахотки, воспитатели  как с гвоздя сорвались - ударились в запой и совсем махнули на нас рукой. Не только перестали донимать нас "Биографией Сталина", заставляя читать ее вслух  но даже и вечернююю поверку не всегда стали устраивать. Конечно же  не столько на решетки и запоры надеются, сколько на то, что побоимся мы удрать, чтобы родителям своим не навредить.

 

- 59 -

Теперь-то огольцы полностью взяли в свои руки воспитание пацанов. Занятия в комнате политпросвета становятся с каждым днем все интереснее. После завтрака и до обеда - занятия "по текущей политике", которые научились проводить огольцы на самом высоком уровне политпросвета. Не импровизации, как раньше, а подготовленные лекции на какую-нибудь определенную политическую тему. А главное - ежедневные чтения газеты "Правда".

Берут огольцы ежедневно у дежурного воспитателя газету "Правда" и обсуждают ее сперва у себя в спальной, пока "дежурный лектор" проводит лекцию у нас. А потом приходит к нам уже подготовленный "политинформатор" с газетой "Правда" под мышкой и начинает читать нам эту газету, выдавая заранее подготовленный комментарий к каждой статье. И тогда сразу же становится понятно: о чем, зачем и почему газета, которая называется "Правда", врет ежедневно врет регулярно, врет бессовестно и занудливо-однообразно изо дня в день и из номера в номер. А если очередной "политинформатор" сумеет выдать комментарий еще и с юморком, то "Правда" превращается в сборник анекдотов. Вот бы порадовались "правдисты", если бы узнали о том, что их газета - стала любимой газетой в ДПР НКВД Владивостока!

А по вечерам, после ужина, огольцы по очереди рассказывают нам содержание книг, которые они когда-то успели прочитать. А успели они прочитать, по сравнению с нами, пацанами очень много, - чуть ли не все самые знаменитые книги из мировой литературы!

Время с обеда до ужина раньше было заполнено мертвым часом и прогулками во дворе. Сперва гуляли пацаны, потом - огольцы. Но с тех пор, как начался этот нескончаемый дождь, все послеобеденное время превратилось в беспросветный "мертвый час". Вялые, 'как сонные мухи, бессмысленно слоняются пацаны по темным и мрачным от ненастья комнатам, кружась, как заведенные по заколдованному кругу: спальня- сортир - столовая - комната политпросвета - коридор... и снова - по тому же кругу. А дождь все барабанит, барабанит по карнизам окон, не сбиваясь со своего заунывного ритма...

Пытаясь найти развлечение, и я кружусь по тому же кругу. Зря я с Хорьком поссорился... да он же сам виноват... стал какой-то дерганный.. а я что, я - тоже человек... Но без него все стало как-то неинтересно...

В спальной - тоска зеленая. На койке Капсюля, поджав ноги, сидят несколько пацанов и под его руководством уныло тянут беспросветную, как дождь за окнами, грустную песню:

Позабыт, позаброшен с молодых, юных лет Я остался сиротою, счастья доли мне нет...

И уже в который раз я удивляюсь: до чего живучи песни которые сложились среди беспризорников и воров, и насколько же раздражающе-искусственны песни, изобретенные советскими композиторами.

А в комнате политпросвета шумно. Несколько компаний азартно режутся в карты. Игра идет серьезная - на щелбаны. Карты у пацанов самодельные, нарезаны из обложек журналов "Коммунист". И это очень разнообразит игру потому, что многие предусмотрительно наделали тузов, которых хранят в рукавах, на всякий экстренный случай. И вот уже в одной из компаний поднимается возмущенный гвалт, потому что в игре оказалось сразу шесть тузов!

На одном из столов пацаны сосредоточенно играют в "настольный футбол" тремя конторскими скрепками. По условиям игры, надо серией щелчков загонять одну из скрепок в узкие ворота противника, причем, каждый раз скрепка должна пролетать между двумя другими. Количество перепасовок определяется подбрасыванием деревянного кубика с точками.

А на подоконнике - где посветлее, несколько пацанов состязаются в чтении вверх тормашками. Для состязания вырывают страницу из журнала "Коммунист" и кладут ее на подоконник так, чтобы читающий и проверяющий могли бы читать ее одновременно. Читающий читает вслух, глядя на страницу вверх тормашками, а проверяющий читает про себя видя страницу в нормальном положении. Остальные ждут очереди чтобы тоже продемонстрировать свое искусство. Один из ожидающих держит над ведром консервную банку с дырочкой, через которую вытекает вода. Чемпионами становятся те кто успевает прочитать без ошибок всю страницу пока вода не вытекла полностью. Я - суперчемпион потому что мой результат - полторь! страницы за банку' Чтобы достичь такой скорости в перевернутом чтении я прочитал вверх тормашками всего "Графа Монте-Кристо"!

Пацаны уважительно расступаются, предлагая мне дать показательное выступление продемонстрировать высший класс. Но я скромно отказываюсь - нет настроения. Да где же интересно, Хорек? Я заглядываю в столовую. Вот там-то игра идет серьезная. Вернее - это уже не игра - это спортивный матч это состязание на самом высшем уровне! Идет борьба тяжеловесов интеллекта. В борьбе за лавры чемпиона схватились два интеллектуальных титана: Пельмень и Никола Мученик. Судит схватку авторитетное жюри из трех пацанов: Дрын Пузырь и Хорек. Остальные - просто зрители болельщики. Ставка в состязании титанов высока: борьба идет не на жизнь а

 

- 60 -

на половинку венской булочки, которую должны давать к чаю.

Пельмень и Никола Мученик - чемпионы и финалисты единственного в мире чемпионата по изучению наизусть "Биографии Сталина". Но только - наоборот: шиворот на выворот, с конца книжки, вверх и справа налево!

Члены высокого жюри, наморщив от усилия лбы, водят пальцами по строчкам справа налево, а Пельмень, крепко зажмурив глаза, как сомнамбула в трансе, тщательно выговаривает странные и жуткие звуки, похожие на таинственные заклинания колдуна:

- ...абок оге илавз ищи равот сын йитрап...

У Мученика тайм-аут: он отдыхает до тех пор  пока Пельмень не ошибется. Тогда будет читать то же самое он. Каждому из них дано по три попытки, а жюри следит за количеством заученных строчек и качеством произношения... Состязание трудное. Симпатии болельщиков разделились, и они тоже заключают пари меж собой. Но так как им-то интеллект беречь незачем, то пари заключаются на щелбаны.

Дверь из кухни в столовую закрыта, но сквозь тонкую фанеру слышно, как тетя Поля, повариха, сердито командует дежурными по кухне огольцами, которые у нее "по струнке ходят" -делают все беспрекословно: дрова пилят,  колют, картошку чистят, кастрюли таскают... Работа кипит и сама тетя Поля, гремя конфорками,  ставит на плиту сковороду, на которой что-то аппетитно шипит. Сквозь фанерную дверь в столовую проникают не только аппетитные звуки,  но и восхитительный аромат лука и перловой каши. Титаны интеллекта вынуждены сражаться в трудных условиях: звуки и запахи из-за фанерной двери вызывают обильное слюноизвержение.

Из-за обиды на Хорька  который делает вид  будто бы меня не замечает  я покидаю столовую  мысленно благословляя судьбу за то  что  хотя бы тетя Поля не сотрудник НКВД  а работает по найму. Иначе мы давно бы от голода загнулись  потому что после исчезновения Гнуса вся трудовая деятельность воспитателей заключается в том, чтобы  обливаясь потом  таскать со станции тяжелые чемоданы с бутылками спиртного и волочить оттуда же раскисших под дождем  визгливо хохочущих  хронически пьяненьких бабешек.

Громкие голоса воспитателей  доносящиеся из дежурки  привлекают мое внимание. Я крадусь по "Бродвею" к решетчатой двери в дежурку,  чтобы спрятаться в нише. Оказывается в нише уже стоит оголец по кликухе Капитан. Шикнув на меня, он прижимает палец к губам. Я затаиваюсь рядом с ним. Я знаю зачем он тут. Собственно – и я тоже за тем же... Только если мною руководит просто любопытство  то у огольцов это серьезнее...

В эти дни,  дни дождя,  гнетущее чувство тревоги все больше и больше овладевает всеми нами: и огольцами и пацанами. Чувство это неосознанное  неопределенное. Когда люди долго живут в замкнутом ( во всех смыслах этого слова) пространстве и коллективе  то все они начинают думать одинаково. Появляется какой-то коллективный разум  как у муравьев. И мы научились понимать без слов если не мысли  то чувства друг друга  и вместе чувствовать одно и то же.

Вот уже несколько дней ощущение большой опасности гнетет нас  но никто не может сказать: откуда же это наваждение  от которого не только пацаны  а  даже  огольцы стали дерганными, раздражительными. И теперь уже не воспитатели следят за нами  а мы скрытно наблюдаем за ними  подслушивая их разговоры.

Сейчас у воспитателей временное просветление из-за того  что один из них  по кликухе Кусок  подзадержался на станции вместе с заветным чемоданом. И все-таки  хотя спиртное где-то еще в пути  воспитатели сумели чем-то опохмелиться и  перебивая друг друга, возбужденно делятся воспоминаниями о вчерашней попойке и пикантных особенностях тех бабцов  которых они вчера "перепускали". Кажется  ни один из воспитателей не упустил возможности ознакомиться с интимными особенностями каждой из них и особенно бурный восторг вызывает у всех упоминание о "стерве Машке".

Унылый Тараканище сидит за столом  но не принимает участие в общей оживленной беседе. Не то - гнетут его какие-то зловещие предчувствия  не то - на опохмелку не хватило. Весь он стал оплывающий  как свеча догорающая. И щеки,  и мешки под глазами  даже брюхо - все безвольно повисло. Холеные усы - предмет его неустанных забот в недавнем прошлом  тоже жалобно поникли  пропитавшись соусом и украсившись семечками какого-то овоща. Как видно  от беспробудного веселья на душе у Таракана становится все тоскливее...

Не только я  но и многие из пацанов искренне обрадовались,  когда узнали  что вечернее занятие сегодня будет проводить Мотор.

Хотя он и бравирует тем,  что серьезные технические книги предпочитает "пустой беллетристике"  но мы-то знаем,  что Мотор одинаково увлекательно может рассказать и о двигателе внутреннего сгорания, и о царице Клеопатре. Сегодняшнюю беседу Мотор начинает не так, как обычно:

- Говорят, будто бы мать всех наук - мать

 

- 61 -

- математика. И когда жисть идет на конус, то только математической логикой можно определить время, когда этот конус дойдет до точки. А для этого, пацаны, предстоит нам решить задачку с несколькими неизвестными...

Мотор глубокомысленно почесывает розовый шрам, рассекающий наискось его лоб  вместе с правой бровью. Этому мужественному шраму на лице Мотора мы, пацаны, все завидуем, хотя получил этот шрам Мотор не на войне и даже не в драке. С самого раннего детства единственной, но пылкой страстью Мотора были всякие самодвижущиеся механизмы: модели пароходов, паровозов, самолетов и, особенно, автомобилей. Удивлялись родители и знакомые трудолюбию и технической смекалке пятнадцатилетнего паренька, готового и ночевать в мастерских соседнего автогаража, где работал отец Мотора. Да и как было не удивляться, если после того, как Мотор отрегулирует на старенькой полуторке или трехтонке карбюратор, зажигание  клапана  - старые изношенные моторы, как по волшебству, удваивали свою мощность! Поговаривали бывалые шофера, что это - не спроста, видно  руки у Мотора - особенные.

И были все довольны руками Мотора,  пока не прочитал Мотор книжку Циолковского про ракетный двигатель для полета к звездам. Был Мотор человеком практичным и деликатным и первую свою ракету решил он не тратить на далекие звезды,  откуда едва ли и внуки дождуться ответа,  а так же не беспокоить марсиан  которые очень заняты копанием каналов в своих красных безводных пустынях. И  потому  направил он ракету поближе - на Луну. Дожидаясь полнолуния,  Мотор  не теряя времени  изучал траекторию Луны по небосводу. И дождавшись,  затащил Мотор на сопку Орлинка тяжелый деревянный желоб,  смазанный тавотом, и, установив его на вершине сопки, тщательно нацелил на вычисленную им точку встречи Луны с его ракетой...

Вот, с тех-то пор лоб Мотора и украсился этим великолепным шрамом, отметившим точку встречи оторвавшегося стабилизатора ракеты со лбом изобретателя...

После приобретения мужественного шрама и горького опыта. Мотор стал собирать вторую ракету. Неизвестно, пережил бы Мотор запуск второй ракеты, вдвое крупнее, чем первая,  если бы бурная его деятельность на ниве освоения космоса не прервалась бы не менее бурной деятельностью Владивостокского НКВД  лишившей его и ракеты и родителей.

- Итак  пацаны  - продолжает Мотор тем же менторским тоном  - что мы имеем на сегодняшний день для решения этой задачки? условия таковы: известно  что дело пахнет керосином. Тем самым  которым Таракан со своей шоблой закеросинились до упора... до потери не только сознательности  но и человекообразности! Теперь используем аксиому: Таракан - дурак. А раз дурак, то это надолго  как...

Повернувшись к окну  Мотор смотрит , о чем-то думая, на низкое темно-серое небо,  придавившее землю своей мокрой тяжестью,  да так,  что на земле и свет померк.

- Дурак - это как муссон: такое же беспросветное явление  - продолжает Мотор  все еще глядя в окно  - и как с таким явлением природы бороться - науке это пока неизвестно. Поэтому и делаем поправку на это явление при решении нашей задачи,  условное название которой - "Конец Тараканиады"...

- Шухер! - сигналит дежурный пацан,  который с самого начала занятия старательно изображает очистку какого-то пятнышка на двери комнаты политпросвета. Мотор открывает книжицу "Биография Сталина" и изображает чтение вслух,  а нам остается только изображать внимательных слушателей.

Если бы не бдительный дежурный - мы бы и не заметили появление воспитателя по кличке Акула - так бесшумно умеет он входить в помещения. Даже лязгающий запор на железной дверной решетке Акула отпирает совершенно бесшумно. Это у него получается само собой  непроизвольно,  потому что еще совсем недавно был Акула не заурядным домушником,  а виртуозом скока - скокарем. Наносил он ночные визиты по квартирам  мирно спящих хозяев. Время от времени  Акулу отзывают из ДПР для выполнения каких-то чекистских работ  связанных с его специальностью, но потом Акула опять возвращается к нам. А вот и он и пожаловал: в дверях бесшумно появляется странно скошенная физиономия со всегда настороженными и  кажется  не мигающими глазами на выкате. Бдительно проверив,  чем мы занимаемся,  Акула по пути заглядывает в уборную и во все закоулки коридоров,  двигаясь бесшумно, как тень,  а потом исчезает.

- Порядок! - докладывает пацан у двери и,  не выпуская тряпку из рук, присаживается на корточки возле щелки приоткрытой двери.

- Не все воспитатели произошли от обезьяны  кое-кто и от акулы... - высказывает новую гипотезу Пузырь.

- И от утюга тоже... - добавляет ехидный Капсюль.

- Итак  первое неизвестное в задачке вычислить проще всего  - продолжает математическое занятие Мотор,  как только мы просмеялись, - это неизвестное находится в вопросе: на какие шиши так лихо Таракан керосинит? И тот  кто думает , что Таракан получил наследство английской ко-

- 62 -

ролевы, тот думает совсем не туда, да еще и не тем местом. Так как я надеюсь, что среди нас таких нет, то, значит, всем понятно, что Таракан - истинный пролетарий, в предосудительных связях с английской королевой не замечен и киряет только на то, что сумел наворовать. А для того, чтобы у нас натырить, для этого ума немного надо: хватит и тараканьих мозгов.

Теперь - второе неизвестное. Оно определяется логическим способом, точнее - психологическим. Задаемся вопросом: что делает сейчас Гнус, получив чекистскую пенсию? Коллективно-дедуктивным методом мы  огольцы, пришли к неутешительному выводу: Гнус купил бутылку... Капсюль! Перестань похабненько лыбиться! Улыбка Капсюля говорит о том, что каждый из вас понимает мои слова в меру своей испорченности. Наверняка Капсюль не лыбился бы столь плотоядно, если бы, обладал более высоким интеллектом и поинтересовался: а с каким содержимым купил бутылку Гнус? А Гнус купил бутылку с самыми черными чернилами, а на сдачу еще и попросил тетрадочку в косую линейку. Но если кто-нибудь из вас подумал,  что Гнус купил все это для того, чтобы написать мемуары о плодотворной своей деятельности на ниве просвещения чесиков, то тот, кто так подумал, подумал не совсем туда, а совсем в обратную сторону. Черные чернила понадобились Гнусу для того  что бы написать чернейший донос на Таракана, а косая клеточка - чтобы был донос с правым уклоном... в самый, что ни на есть  правейший троцкизм.

Пока Гнус с Тараканом из одной кормушки хлебали  топить Таракана для Гнуса резону не было. Гнус  хотя и не керосинил с тараканьей кодлой  но по наблюдениям тети Поли и нашим предположениям, он свой хабар сухим пайком тянул. Да  небось, еще побольше  чем дурак Таракан со всеми своими придурками. А чтобы Таракан при таком раскладе навара не слишком-то высовывался - Гнус его чем-то припугивал время от времени. Но возжажадало Тараканище свободы и независимости... не поняв того, что когда такая гнусная харя рядышком из одной кормушки вонючим чавкалом хавает, оно противно  но куда спокойнее живется, чем тогда, когда такая тварь в сторонке на тебя та-акой вот зуб точит!

И для наглядности Мотор откладывает на руке предполагаемый размер Гнусовского остро отточенного зуба.

- И вот, уважаемые слушатели, когда первое и второе неизвестные стали нам известными, то при наличии аксиомы: "Таракан - дурак", - определение третьего неизвестного не представляет для нас затруднений. Итак, "Тараканиада" продлится еще не более трех дней! И это - учитывая малую скорость работы почты и большую загруженность доносами работников НКВД. Поэтому к краху Таракана мы должны быть готовы уже сегодня, и как говорится в советской поговорке "Готовь сани летом, телегу зимой, а сухари сушил на каждую ночь". Вот он, он братцы, кончик нашего конуса...

Как только хрупнет Тараканищине под "теле гой" Гнуса  так и мы  огольцы  сгорим синим пламенем. Потому  что сидим мы вместе с вами  пацанами  в этом тихом ДПР только потому, что Таракану ничего уже поменять нельзя  чтобы что-то не выплыло из его махинаций. А по нашему огольцовскому возрасту давно пора нам полировать нары в кичах и зонах  а не с вами  шмураками  детские задачки решать...

Вы-же  пацанята  тут и останетесь  раз вам еще двенадцати нет. Но когда будет тут шухер, то вас в покое не оставят: под шкуру к вам полезут с расспросами о житье-бытье и со шмонами... Поэтому еще разок крепко-накрепко запомните: не было тут разговоров о политике  кроме  как про двух Павликов  на предмет подражания и преклонения. И как их?.. Правильно - Корчагин и Морозов. Еще и анекдоты травили. Но... только про баб! Эта тема как раз по умственному развитию чекистов. Поэтому - одобряется... А про все остальное  особенно - про присягу... кто трепнет - тому не жить!..

- А сейчас вы  пацанва  все пойдете в свою спальню и там приведете в порядок все ваше хозяйство  - продолжает Мотор. - А то - распустились! Дальше - некуда! Монтекриста на самом видном месте стишата оставляет такие,  за которые и вольняшкам-то сразу же вышак светит! Все стихи - только в голове! У нас,  огольцов,  все уже подчищено. Полный ажур - ни одной бумажки! Даже Макарон свои стихи спалил. Говорит: "Жив буду - еще лучше напишу!"

Я в моторах разбираюсь,  а в стихах - не очень, но и то понимаю,  что стихи у Макарона - настоящая поэзия! Но...- Мотор разводит руками, - что поделаешь!... Если они умному попадут - тот по одному слову все раскрутит, а если дураку - того хуже: тот сдуру по одному слову все накрутит! Да... вот еще что: все экземпляры "Графа" сейчас же соберите! Хватит пижонить! Книгу Монтекриста пусть у себя заначит. Хорошая книга... А все корочки с портретом Сталина сейчас же на место приклейте! И чтобы - ни одной неприклеенной!..

Пока мы переклеиваем корочки с "Графа" на биографии. Мотор развлекает нас рассказом про вурдалаков. Под конец его рассказа мы уже и не дышим, изнывая от страха и интереса.»

- ... и хватает тогда старый вурдалачище своих внучат-вурдалчат и ... давай их швырять по

- 63 -

одному вслед удирающему всаднику! А если вурдалачонок промахнется, не сможет вцепиться зубами или когтями во всадника, то летит он тут же обратно к старому вурдалаку, что бы тот снова зашвырнул бы вурдалаченка подальше да пометче. - Заканчивает рассказ Мотор.

- Как бумеранг! - хвастает своей эрудицией Пузырь.

- Да... действительно, как бумеранг. А ну-ка, Пузырь, расскажи-ка! Ведь не все, небось, про бумеранг знают? - предлагает Мотор.

- Ну... это там... в далекой Австралии...- важничает Пузырь. - Там дикари живут, аборигены называются... так они такими деревянными ... вроде палки изогнутой... охотятся. Короче - бумерангами. Понятно? Вот бросит он бумеранг, а если промажет, то бумеранг сам к нему возвращается... так устроен... снисходительно, важничая, с видом знатока  объясняет Пузырь, будто он про бумеранг не в книжке читал, а сам всю жизнь с бумерангом охотился. Но тут все начинают спорить и кое-кто сомневается, что такое взаправду бывает. А Пузырю разве можно верить - известный выдумщик...

-Хотите, покажу сейчас, как бумеранг летает? - неожиданно предлагает Мотор.

Все, конечно, понимают, что сжалится Мотор и выдаст он нам сейчас покупочку для гоготухи над теми, кто наивняк и поверил ему на серьезе. Откуда же здесь у нас, в ДПР, бумерангу взяться? Конечно, нам до Австралии поближе, чем до Москвы, но у нас даже китайцев и то всех повывели  а уж аборигенов каких-то... Да разве допустило бы НКВД, чтобы во Владике хоть один абориген завелся!?

А Мотор, как ни в чем не бывало, в шкаф лезет. Делово так , будто бы там Австралия. И достает из шкафа... картонную обложку от старого скоросшивателя. А мы внимательно зырим и ждем покупочку для гоготухи. Мотор аккурано отрывает уголок от скоросшивателя,  чуть-чуть подгибает его по краям,  кладет его плашмя на картонную папку... и как-то чересчур серьезно смотрит на нас.

- Да какой же это бумеранг... - разочарованно ноет Копчик, так и не дождавшись гоготухи.

- А это и не бумеранг,  а модель бумеранга. Модель самолета - тоже не самолет,  а летает  как самолет. Я же обещал не бумеранг показать,  а только то  как он летает... так смотрите! - и Мотор щелчком ловко запускает картонный уголок,  а тот,  быстро вращаясь,  летит... летит... летит у нас над головами и, описав замысловатую дугу, возвращается прямо в руки Мотору!

Тут уж все вскакивают с мест, что бы получше разглядеть этот удивительный кусочек картона,  который умеет так замысловато летать. И Мотор тут же отдает нам его  вместе с картонной обложкой  которая вмиг превращается в два десятка бумерангов и все они,  соревнуясь,  кружатся,  выделывая замысловатые петли по комнате политпросвета.

А о политике Мотор сегодня вечером ни слова не сказал. И "политинформатор" с газетой "Правда" не пришел... Наверное  огольцам сегодня не до этого было,  а  может быть считают огольцы,  что достаточно они подготовили нас к жизни в Сесесерии?...

* * *

- Вставай! Да вставай же! - шепчет Хорек  дергая меня за ухо. - Да просыпайся же  а то - жалеть будешь  что такое проспишь! Что творится  что твори-и-ится! Ой-е-ей!

Открываю глаза - ничего не творится. Дождь все идет и все спят спокойно... только мне спать не дают!

- Дурак ты  Хорек  - говорю я ему нервно. - И шутки у тебя - дурацкие. Особенно - по ночам. Ка-ак дам сейчас по шее - вот и будет тебе ой-е-ей! Ишь - шутку придумал - по ночам за ухо дергать! А я и днем-то не люблю, когда меня за уши дергают...

- Сам дурак! Вот увидишь! Дуй за мной  да поживее! - командует Хорек.

- И-иди ты.. ишь  раскомандовался! - ворчу я  но   все-таки, сую ноги в ботинки и, наступая на шнурки, нехотя шкандыбаю за Хорьком, хотя ни на что смотреть я не расположен потому, что все артерии у меня сонные, да и смотреть мне сейчас нечем - глаза совсем не открываются,  будто бы у новорожденного котенка.

Странно... хотя в сортире свет выключен,  но там совсем светло от того света,  который попадает сюда через высокое зарешеченное окно,  выходящее на хоздвор. А ведь электричество на хоздворе давно уже не включается из-за какой-то неисправности!...

На подоконнике стоят огольцы: Мотор и Краб. Зырят на что-то поверх закрашенной части окна. И Пузырь тут же. Пристроился у них между ног,  гудок свой оттопырил и тоже что-то наблюдает в дырочку - там  внизу окна  краска соскоблена...

- Пузырь  а  Пузырь! - таинственно шепчет Хорек  - а ты знаешь  что там творится? Где-где! В ... этой самой! Да в дежурке! А... вот и не скажу! Сам пойди и посмотри! Жу-уть!

Любопытный Пузырь легкомысленно оставляет свой наблюдательный пункт,  торопясь узнать,  что за жуть в дежурке творится. А я и Хорек поочередно припадаем к дырочке...

На хоздворе стоят три автомобиля с включенными фарами. Алмазинки дождинок сыпятся из густого мрака,  висящего над хоздвором,  и тут же

 

- 64 -

исчезают в черных лужах под колесами автомашин, успев на миг сверкнуть в ярком свете автомобильных фар, направленных на флигель,  где обитают воспитатели и Таракан. Пересекая полосы света, суетятся приехавшие из Владика бойцы НКВД. По временам лучи света упираются в степенно шествующее по двору начальство, которое сразу же выделяется размерами живота.

- Вон тот Мордоворот - он на эмке приехал, - показывает Хорек на пузатого начальника, - бойцов - на полуторке привезли... а автозак-то для кого? Сечешь!? - Хорек возбужден до того, что не в силах стоять и все время переступает с ноги на ногу, будто бы писать ему приспичило.

- И-иди ты!... - от удивления у меня даже дух перехватывает, - неужто за Тараканом!?

- Я надеюсь, что и для всех воспитателей там места хватит! - хищно предполагает Хорек.

Слышен топот в коридоре - это Пузырь сюда бежит.

- Пацаны-ы! - прямо с порога, от нетерпения сообщить новость, сдавленным шепотом кричит Пузырь, - а в дежурке то!... Утюга!.. Сгорел утюг и дыма нет! Тюх-тюх-тюх-тюх! Разгорелся наш утюх! Там в дежурке с винтарями набралось полно бойцов... пытается импровизировать Пузырь на мотив куплетов из "Веселых ребят!"..

- Ша, пацанва! Засохни! Ишь, разгалделись... - шикает на нас Краб, - если еще кого-нибудь разбудите - всех повыгоняю! Устроили тут массовый просмотр!

Возбужденно, но теперь уже молча, толкаясь у дырочки, я. Хорек и Пузырь поочередно зырим, как из флигеля выводят одного за другим наших воспитателей и они исчезают в недрах пестрого автозака с весело закрученной и не лишенной юмора надписью: " Услуги на дому". Воспитатели не очень-то твердо держатся на ногах и большинство из них, наверное, не понимают: куда их ведут и зачем. Видимо, поздно вчера они кирять начали - проспаться не успели...

Но твердо прошагал солдатским шагом хмурый утюг, взятый прямо с дежурства, и тяжело, хотя почти и не качаясь, прошлепал по лужам, не разбирая дороги. Таракан. Весь обвисший и оплывший  перепуганный  растерянный  глупый рыжий...

- Спекся Таракан  - злорадно прокомментировал Хорек.

- Сгорел синим пламенем  - прошептал Пузырь.

А я промолчал. Почему-то жалко стало Таракана. Глупый он,  а по сути-то... Не свяжись он с этим чекистским кодляком и был бы человек  как человек... только называли бы его торжественно и божественно: "Олух царя небесного"...

Захлопнулась за Тараканом дверка автозака и завершилась этим хлопком и дурная чекисткая его карьера и наша бесконечно длинная эра дэ-пээровской "Тараканиады".

Натужно взвыв мотором и разбразгав глубокую лужу в воротах, выехал со двора тяжелый автозак. Лихо громыхнула вслед за ним в той же луже полупустая полуторка с бойцами. Большая часть бойцов остались в дэпээре, нас,  наверное, охранять.

И начальство осталось во главе с Мордоворотом, который арестами руководил. Все в Мордовороте важное  начальственное: и голос, хотя и тонкий, но сварливо барственый, повелительно брюзжащий, а фигура - куда там Таракану! Хорек, разглядев его в дырочку, даже заинтересовался:

- Интересно,  им чины по размерам пуза дают, или же им пузо приходится отращивать, что бы чину соответствовать?...

Пузырь опять на разведку сбегал, говорит,  что начальство в кабинете Таракана собралось и в бумагах шуршит. Я удивился: чем же там шебаршать,  если всех бумаг у Таракана - три тоненькие папочки в сейфе со сломанным замком? А все шкафы пустыми бутылками заполнены. Мы же там полы моем - все знаем...

Оставшиеся бойцы собрались в дежурке и закурили,  едкий сизый дым пополз к нам в коридор. Шофер эмки устроился кимарить на сидении и выключил фары. Темнота накрывает хоздвор и дождевым капелькам больше не суждено сверкнуть  хотя бы напоследок,  перед тем  как упасть из непроглядного мрака в черную-пречерную лужу...

- Финита ля коммэдиа, - непонятно, но красиво выражается Краб и, спрыгнув с подоконника  включает свет в сортире. Смотреть больше нечего  но и спать уже не хочется. Мы оживленно обмениваемся тем, что каждому из нас удалось увидеть  и своими предположениями.

Вдруг резко лязгает запор коридорной двери  и слышны чьи-то быстрые шаги по коридору!.. Мы организованно выстраиваемся в ряд над ячейками, и добросовестно изображаем культ-поход по малой нужде. Двери сортира распахиваются , на пороге появляется невысокий круглолицый энкавэдешник. Молодой,  но уже с животиком и тремя кубарями в петличках.

- А вы чего тут делаете?

- А мы тут пи-и-исаем... - деликатно пискнул Пузырь за всех.

- И давно вы... вот так... писаете?

Мы молчим,  сосредоточенно созерцая кругленькое брюшко старлея.

- А ну  мар-рш на место! - рявкает Аарлей и мы разбегаемся по спальням  - р-распустились тут! - несется нам вслед грозное рычание. Но  чув-

 

- 65 -

ствуется - понарошку рычит, для порядка. Молодые толстяки обычно добродушны и миролюбивы. Наверное потому, что в детстве им было трудно и драться, и убегать...

Утром мы просыпаемся задолго до подъема из-за шума в коридоре. За окнами - ненастный рассвет. Но капли по подоконнику не стучат. Неужели же дождь наконец-то кончился? Двери в нашу спальню заперты снаружи и пацанов ни в коридор, ни в уборную не выпускают. Чей-то голос из-за двери успокаивает:

- Никуда не денется уборная! Подождете!

Проснувшиеся пацаны ерзают и ноги держат крестиком - терпят. А в коридоре матерятся конвойные - огольцов торопят. Потом мы слышим, как их во двор выводят.

- Прощай, пацанва! - это Вещий Олег мимо двери прошагал...

- Не поминайте лихом, чесики! - А это веселый Мотор протопал...

А Макарон, как всегда, молча прошаркал. Молчун застенчивый...

Выпустили нас из спальной только тогда, когда всех огольцов во двор вывели. И снова мы столпились в сортире у глазка  проскобленного в закрашенном окне, наблюдая за тем, что на хоздворе происходит.

Как и ночью, весь двор оцепили бойцы НКВД. И опять командует Мордоворот со шпалами в петличках. Во дворе, кроме уже знакомой крытой полуторки  появилось два автозака с надписями: на одном - "Фрукты", на другом - "Мясо".

Огольцов построили во дворе и  выкликая по фамилиям  сортируют на две группы. В фургон "Мясо" загрузили : Вещего Олега  Макарона, Мотора, Краба, Америку, Скифа, Хана и Капитана, - всем им уже исполнилось по шестнадцать лет. Те же огольцы, которым шестнадцати еще не было, по систематике НКВД, дозрели, вероятно, только до кондиции "фрукты" и были погружены в фургон с соответствующим названием. Интересно, а как же называются автозаки НКВД для перевозки тех, кому еще не исполнилось двенадцати ? "Цветочки"? Или уже "Ягодки"?..

Когда запирали внутренние решетки в автозаках, то Хорек, смотревший в глазок, успевает заметить, что во внутрь автозака "Мясо" конвойный не сел, а, выскочив, запер дверь автозака снаружи на засов и навесил замок. Вроде бы и несущественно все это, но любое изменение в ритуалах НКВД всегда настораживает.

Увезли огольцов. Уехали следом и бойцы на полуторке. Укатил и важный Мордоворот на эмке. Пусто, печально стало в ДПР без огольцов, будто бы каждый из нас лишился старших братьев.

- И к чему такая сортировочка по разным автозакам? - недоумевает Хорек, когда мы, уже в спальной, вспоминаем все подробности, - все равно же всех в одну кичу везут, другой-то во Владике нет. А, может быть, у авто, с поэтическим названием "Мясо", маршрут не в кичу, а на Вторую Речку?!

- Иди ты! Типун тебе на язык! - сержусь я и отворачиваюсь от Хорька, завернувшись с головой в одеяло, а сам тоже с тревогой думаю: конечно, Хорек - известный фантазер, но  ведь  и чекисты - такие твари  что на все способны. И на такое, до чего ни один нормальный человек не допетрит. Профессионалы...

И я погружаюсь в пучину невеселых размышлений на страшноватую темочку: "Молодым везде у нас дорога". Про кичу, про зону  про способы казней... Обычно такие размышления сами собой постепенно переходят в радужные мечты о побеге с помощью шапки-невидимки  случайно найденной среди хозтряпок на кухне  или же с помощью дара левитации  который внезапно открылся бы у меня... Мечты постепенно сменяются причудливыми сновидениями, и вдруг все это обрывает грубо и резко самая противная команда изо всех команд  которые придумало человечество:

- Па-адъе-е-ем!!!

Ну и ночка же выдалась... И который раз меня будят?

После умывания  какие-то новые воспитатели выстраивают нас на "Бродвее". Появляется тот круглолицый энкавэдэшник с тремя кубарями, который ночью нас из сортира шуганул.

- Здравствуйте!.. - громко говорит он и ...смолкает, сморщившись. Видимо никак не может придумать, как нас назвать. И не товарищи мы и не граждане и не заключенные... даже - не пионеры... Мы - "загадка природы", как говорит Хорек.

- Па-ца-ны... - подсказывает ему тихонечко Капсюль, который из-за своего маленького роста стоит всегда с краю и сейчас оказался рядом со старлеем.

- Здравствуйте, пацаны! - громко и уверенно подхватывает старлей. Мы заулыбались: а кажется  не плохой он мужик,  хотя и энкавэдешник.

- Я у вас новый начальник ДПР. А зовут меня  Антон Федорович... - говорит начальник быстро, довольно грамотно  слегка нажимая на "о", а поэтому как-то "округло". - А теперь,  пацаны,  снимай рубашки! Давай-давай , веселей! Майки - тоже! - командует новый начальник.

Мы раздеваемся по пояс и,  с непривычки  поеживаясь,  предстаем во всей красе: ребра наружу,  кожа серая от грязи  в красных пятнах лишаев и полосах расчесов...

-Та-а-ак...- протягивает Антон Федорович  важ-

 

- 66 -

но вышагивая вдоль нашего строя и критически огладывая наши расчесанные организмы. -Э-эк!! - энергично крякает он дошагав до того конца шеренги, которая заканчивается унылым Дры-ном - самым длинным и самым тощим.

- Ну и антисанитария! Да как же вы без эпидемии обошлись?? - возмущенно вопрошает Антон Федорович, обращаясь, вероятно, в пространство. Но так как именно в той точке пространства оказался Дрын, то он посчитал, что вопрос адресован ему.

- А микроб от грязи дохнет! - лихо отвечает Дрын.

Все смеются и Антон Федорович - тоже, а потом решительно заявляет:

- Все! Легкой жизни больше не будет! А уж человеческую жизнь я вам устрою... и сегодня же! Та-акую вам задам головомойку, какой вы отродясь не видывали! Значит, некогда сейчас разговоры разговаривать! За дело! Поговорим потом...

Мы привыкли к тому, что по закону природы  внутренние органы и человеческие и государственные, выделяют из себя только дерьмо. Поэтому, с удивлением того, кто обнаружил жемчужное зерно в дерьме, наблюдаем мы за Антоном Федоровичем, вернее, за его бурной деятельностью.

Из-за маленького ростика  округлого животика и совсем круглого лица - весь он кажется кругленьким. А так как его закругленность сопровождается неуемной подвижностью, то тут же намертво приклеивается к нему кличка - Колобок.

И сегодня с самого утра круглая фигурка Колобка мельтешит по всему дэпээру, то тут, то там непррывно искря энергетическими разрядами команд и матюков. Удивляясь, мы впервые наблюдаем за чекистом, который увлеченно занимается совсем не чекистскими делами: вместо того, чтобы пытать, убивать, воровать и пьянствовать, он, с неистощимой энергией, весьма успешно проворачивает десятки хлопотных хозяйственных дел, от любого из которых вусмерть засохла бы вся Тараканья кодла. Даже удивительно, как же такой толковый человек оказался среди чекистов, а не среди зеков? Как же это он... не туда попал?

Непрерывно трещит телефон в дежурке, и дежурный уже замаялся искать Колобка и звать его к телефону. А во двор одна за другой заезжают автомашины, груженные досками, трубами  матрацами... Откуда-то, как из под земли, появляются рабочие. Электрики восстанавливают освещение, сантехники заменяют трубы и арматуру, плотники ремонтируют баню, бойцы НКВД таскают матрацы и какие-то мягкие тюки...

Зачем-то приехали санитарные автофургоны с красными крестами на кузовах, а один - даже с зелеными.

- Вот только пожарных машин нам сегодня не хватает... - ехидничает Капсюль.

Впрочем, суета на хоздворе вполне на уровне не только пожара, а и конца света. Врачи, медсестры  сантехники, дезинсекторы, электрики, чекисты... все куда-то спешат  прыгают через лужи  ищут кого-то  а найдя или не найдя  все равно бегут-бегут куда-то  натыкаясь друг на Друга  таская с места на место какие-то тюки, свертки, коробки... Совсем, как на картине "Последний день Помпеи"!

И тут, словно для полного сходства с картиной, задымила, как Везувий, наша маленькая котельная. И не так жиденько  как бывало,  а настолько лихо, что дым извергнулся не только из трубы, но даже из окна и двери, прямо во двор. И, спустя пару часов после завтрака, баня, которая из-за многочисленных неисправностей давно превратилась в склад для всякого барахла, была уже полностью разгружена, отремонтирована и из нее повалил пар, как из вулканического гейзера.

Как видно, подошло время обещанной Колобком "головомойки" и всех нас срочно - а с пришествием Колобка все у нас стало только срочно - ведут мыться в баню. Раздеваемся мы, почему-то, не в раздевалке бани, а на занозистых досках под навесом около бани. А уж оттуда, голышом, будто бы белые гуси, живописно меченные полосками расчесов, шествуем мы по досочкам в баню. А там на пороге, нас уже поджидает санитар из дезотряда - амбал "полтора Ивана". И будка у него - будь-будь - ничего хорошего не предвещает. Вообще-то  такую будку детям до шестнадцати лучше бы не показывать...

В левой ручище амбала - ведерко с желто-коричневой жижей  а в правой - большая кисть  из тех  которыми дома белят. Обмакнув кисть в ведро  амбал дартаньяновски точным выпадом попадает каждому из нас точно между ног  а после еще дважды шлепает этой кистью ко кумполу -только брызги по сторонам!

А потом  собравшись в бане,  мы, будто бы ангелы на небе, кротко сидим в облаках клубящегося пара с жестяными тазиками в руках. По этим-то тазикам мы и барабаним, за неимением арф, положенных - ангельскому чину. И от этого ангельского занятия отрывает нас  время от времени  только одна забота  зато - насущная: выковыривать из носа  из ушей  изо рта и особенно  из глаз едучую всепроникающую жижу, которой нас щедро окропил амбал из дезотряда. А жижу эту он, несомненно  позаимствовал для испытания на нас из арсенала самых секретных боевых отравляющих веществ!

А в это время сантехники  электрики, и чекис-

 

- 67 -

ты, вместо извечного российского вопроса: "Что делать?", - решают другой  самый насущный для России вопрос: "Кто виноват?" и пытаются вычислить крайнего, который и будет виноват в том, что горячей воды у нас вдоволь, а холодная - не течет. А не течет она по причине весьма распространенной в Российском климате: трубу сперли.

Наконец-то прибегает Колобок и с ходу решает все заскорлузлые российские вопросы, обещая всех пересажать: кого - за саботаж, а кого - за ротозейство. Окрыленные такой перспективой, сантехники  электрики и чекисты прекращают увлекательный диспут и, по совету Колобка, дружно разматывают пожарный шланг и подают по нему холодную воду.

При помощи всего банного арсенала: воды, мыла, мочалок, - мы долго и упорно, но, увы, безуспешно размазываем с места на место по своим тощим телесам эту необычайно прилипчивую вонючую жижу. Но чем больше мы ее размазываем  тем больше она въедается во все поры, а вонь при размазывании усиливается неимоверно. Даже те пацаны, которые избегали раньше умываться, теперь по десять раз неутомимо намыливаются. И каждый из нас готов с себя кожу хоть смыть, хоть содрать, только скорее бы избавиться от этой вонючей жижи! Потому, что дальнейшее пребывание на этом свете, при такой вонище от самого себя - совершенно бесперспективно.

А когда мы, распаренные и усталые, завершаем свой тяжкий банный труд и спешим в раздевалку, чтобы там насладиться прохладой и заслуженным покоем, то вместо желанного покоя, попадаем мы в хитрую западню, устроенную медициной. Раздевалка оказалась перегороженной барьерами из шкафов, поставленных так, что путь к долгожданному покою пролегает сперва через болезненный укол в спину, потом - через измерение роста и веса, а после этого - через прослушивание, простукивание и бесцеремонное заглядывание врачей в рот, нос, уши и всякие другие плохо освещенные места, куда, кроме медиков, никто не догадался бы заглядывать. И, уже под конец, на выходе из западни  предстояло нам самое интересное: смазывание всех наших болячек зеленой жидкостью и мазью кроваво-красного цвета.

Кто-то сказал, что "все проходит  даже неприятности",  хотя  по моему опыту  неприятности  чаще приходят , чем проходят,  так часть их остается.  Но тут  все-таки, сентенция эта оправдалась. И после того, как завершили мы свое хождение по медицинским мукам, нас  в ожидании одежды  оставляют в раздевалке одних, предоставив нам редкую возможность любоваться друг на друга в таком экзотическом виде.

Наша красная кожа,  еще горящая от горячей бани и жестких мочалок  щедро раскрашена разноцветными мазями. И дикому сочетанию цветовой гаммы этих мазей наверняка позавидовали бы все краснокожие, когда-либо выходившие на тропу войны.

- Я - Великий Чингачхук! Мудрый Змей! - первым, очухавшись после укола, заявляет Пузырь, с присущей ему скромностью. И в подтверждение своей заявочки. Пузырь, добавляя слюну, размазывает зеленую жидкость по всему телу горизонтальными линиями, отчего сразу же становится похожим на того зеленого тигра, которого продавали в магазине "Игрушки" в нагрузку к розовому, как попугай  крокодилу.

- А я делавар! Я -делавар! - верещит Капсюль  примыкая к Чингачхуку.

- И мы все тоже делавары!, - тут же солидаризируются его соседи по отсеку из шкафов  изображая красной мазью черепах не только на груди  но и везде  где только мазь намазана.

- Улю-лю-лю-лю-лю-лю-лю-у-у! - визжит дружный хор последних могикан по Фенимору Куперу.

- У-ху-ху-ху-ху-ху-ху-ху-у-у!- завывают будто бы голодные вурдалаки  команчи из другого отсека  изображая волчий вой по Майн Риду.

- Е-хо-хо-хо-хо-хо-хо-хо-о-о ! - грозно отвечает из дальнего угла племя ирокезов молодецким кличем  который похоже  слизали они у скандинавских викингов. А боевая раскраска  которую они составили из чередования зеленых и красных полос  придает им несомненное сходство со светофорами.

И тут же в общий хор вливаются боевые кличи гуронов  сиу и множества других племен  не известных не только Фенимору Куперу и Майн Риду  но и самым дотошным этнографам. Но до снятия скальпов дело так и не дошло: понабежали встревоженные чекисты  медики  даже сантехники. Видимо не читали они ни Фенимора Купера  ни Майн Рида:

- Шо вас  кипятком ошпарило?

- Сказылись  чи шо?

- Какая муха вас укусила?

- Да что же это опять стряслось с вами?..

И тут  наконец-то  приносят нам одежду. Но... не нашу одежду  на которой каждая пуговичка - родная  а казенную , серую,  приютскую,  всем одинаковую... Пацаны разревелись...

Ведь самое последнее  что связывало нас с ТОЙ жизнью,  была наша одежда. А ведь ТА жизнь и была у нас единственной жизнью в отличие от пребывания в ДПР. Потому  что в ТОЙ жизни были у нас и папа  и мама, и дом... Да и как же тут можно не расплакаться, навсегда утратив ту одежду в которой каждый стежок, каждая пуго-

 

- 68 -

вица  каждая штопка впитали тепло заботливых маминых рук  шивших эту одежду  пришивавших пуговицы  штопавших ее... Где же теперь эти ласковые мамины руки? Где же ты сейчас  мама,  мамочка?..

И как же мало мы ценили в ТОЙ жизни эти простые рубашки,  сшитые мамой,  предпочитая им магазинные! А теперь,  после того,  как лишились мы еще и нашей домашней одежды,  оборвалась последняя ниточка,  тянувшаяся из ТОЙ  домашней  жизни и исчезло последнее реальное подтверждение того,  что была,  действительно была ТА жизнь! И ТА жизнь стала теперь совсем уже не реальной  вроде вчерашнего сновидения... Чекисты  сторожившие нас  и всякие зеваки  собравшиеся поглазеть на нас,  наверное, ожидали увидеть наши восторги при получении новой одежды. И не понимают они: почему же мы с такой неприязнью относимся к добротной обновке? Конечно же,  они считают,  что это от нашей врожденной испорченности, оттого что все мы не только "классово чуждые элементы"  но еще и "помет врагов народа". Знаем же,  что о нас думают! А  впрочем  никто не скрывает то,  что о нас думает. Все гордятся своей ненавистью к нам...

И тут появляется клуха какая-то раскрашенная,  которая от наробраза в комиссии участвовала. Уставившись на нас,  облаченных в эту дурацкую униформу,  она изображает восторг на рыхловатой физиономии и сюсюкает слащавенько:

- Ой  какие же вы хорошенькие в этих костюмчиках! Правда же,  мальчики,  вам нравятся эти костюмчики?

- Да подавитесь вы вашим шмотьем говенным! - не выдерживает Дрын  - Вы нашу законную одежду верните! Она же наша! И не имеете права!..- подергиваясь от рыданий,  Дрын швыряет свою новую курточку в грязь. Он же нервный... мы-то это знаем...

- А ну  подбери и выстирай! - рявкает чекист.

- Сколь волчат ни корми,  а они все в лес смотрят... - вздыхает пожилой рабочий сантехник.

- Неблагодарные! Ах  какая черная и черствая неблагодарность - надрывно,  во всю мощь своего мелкодраматического таланта произносит представительница передовой советской педагогики  покачивая шестимесячной завивкой и поджав и без того узенький,  как щель для монет,  ярко накрашенный ротик. Мне очень хочется опустить в эту щель монету,  лишь бы эта многозначительная дура еще бы немного помолчала. Но не успеваю я представить,  как  заглотнув монетку,  лязгнут ее длинные зубы,  зафиксировав без толку телепающийся язык,  как...

- А за что же мы должны благодарить? - внешне спокойно спрашивает Пузырь. Но я-то вижу  что и у него нервы - как струны: тронь - зазвенит. - За что благодарить? - повторяет Пузырь  - за то  что все - все у нас забрали,  а в замен выдали вот эту арестантскую одежду???

Да-а... умеет сказать Пузырь. Лучше не скажешь. Вот же - заткнулись все. И наробразиха язык прикусила - даже до нее дошло,  что Пузырь не только про нашу одежду сказал. Да забрали бы вы все это шмотье! И ваше и наше,  чего тут мелочиться: ваше,  наше,  Маше  Саше  мордва  чуваши... да оставьте вы нас голышом! Только верните нам пап и мам! Вот они-то - наши!! Только наши!!! И тогда-то увидели бы вы - какими мы можем быть благодарными и какими глазами мы на всех вас и на вашу власть советскую смотреть будем  может быть мы даже плакать будем от любви и к вам  и к советской власти!...

Подумал я так  да не сказал ничего. Да и все - тоже промолчали  а  ведь  каждый же что-то подумал... Научились помалкивать в тряпочку. Да и что говорить? Плетью обуха не перешибешь  тем более - такого тупого и крепкого обуха  как советский кретинизм.

Зыркнул Дрын на чекиста так  что тот непроизвольно отступил на пару шагов подальше  а потом  к нашему облегчению  справившись с собой  споласкивает Дрын свою курточку. А мы , напяливая на себя эти нежнокрысиные костюмчики,  стараемся для сгала  сделать их как можно больше неряшливыми: комкаем,  растягиваем,  пуговицы кое-где отрываем,  чтобы посгальнее выглядеть,  как Чарли Чаплин и кривляемся друг перед другом...

А когда  наконец-то оделись все,  то так и ахнули: стали мы в этой одежде такие одинаковые,  что не только друг друга,  а и самих себя узнавать перестали. До чего же одинаковая одежда убивает индивидуальность! Даже страшно... И так-то мы уже все думать одинаково привыкли,  а тут еще и внешне отличаться перестали - совсем  как насекомые...

В спальной ожидала нас еще одна утрата: вместе с постельным бельем,  которое у нас никогда не менялось,  исчезли и старые матрацы. Разумеется  со всем тем,  что у каждого там было заначено. Вместе с моим матрацем исчез весь  только что собранный  "Граф Монте-Кристо"!

Было бы совсем несправедливо,  если бы судьба не сжалилась над нами и  хотя бы чем-нибудь  не порадовала бы нас для компенсации всех утрат. И чудо свершилось,  свершилось там,  где мы не ждали - в столовой. Этим чудом стал обед,  который превратился в буйное пиршество. Главное  не то,  что был сегодня обед из четырех блюд,  главное - вдоволь! А желающим – добавку. уж само собой - все пацаны были желающими,  да еще и не по одному разу. И все равно - всем по-

- 69 -

чему-то хватило. Вот это было настоящее чудо, когда ощутил каждый из нас давно уже забытое блаженство плотно набитого брюха.

Даже мертвый час сегодня вполне оправдывает свое зловещее название. После раннего пробуждения, мытья в бане, а  главное  после обильного обеда, спим мы, как убитые. Едва ли нашелся бы такой оригинал, который захотел посгалиться сегодня во время мертвого часа - его бы так вздули подушками, что он сразу же стал бы тихим и задумчивым.

Неизвестно, сколько времени смоли бы мы так сладко проспать, если бы в ДПР царил тараканий либерализм: хочешь - спи, не хочешь - гуляй по всем коридорам во всю широту своей натуры. Новые воспитатели, наэлектризованные энергией Колобка, ровно через час энергично поднимают нас с чистых постелей и сонных опять выстраивают на Бродвее.

- Да что же это за жизнь такая! И поспать-то не дают... - громко ноет Мученик, который искренне уверен, что самая интересная часть жизни - это сон и сновидения , которые он умудряется все запоминать, чтобы потом целый день толковать их в разных вариантах, как его бабушка научила. А после объяснения своих снов Никола Мученик объясняет сны и всем желающим.

- Ну  как  пацаны  пообедали? Понравилось? Всем хватило? - сыпет на ходу вопросами Колобок , катясь по Бродвею. В ответ мы громко галдим что-то нестройное,  но искренне восторженное.

- То-то! Теперь-то - всегда сытые будете. У меня принцип: "Сначала - питание,  а потом - воспитание!" Так меня мой батька воспитывал...

Обозрев выпуклости Колобка,  я ему поверил: не врет. Правильный батька у Колобка - хорошо своего сына воспитал!

- Продуктов на вас дают предостаточно... По полной детдомовской норме. А сегодня вы ели те продуты,  которые в бане были спрятаны. Да-да - в бане нашли списанные продукты,  которые вы будто бы уже съели. А вот одежду  такую же,  как на вас сейчас одета,  но  будто бы еще раньше вами полученную,  ту - так и не нашли. Сами по-шурупьте - где она? Да еще и по два комплекта постельного белья на каждого из вас - тоже корова языком слизнула. Вот и крутите шариками: какое же молочко давала та коровка, которая все это слизнула? Правильно - бешеное... А о домашней одежде - нечего горевать. Завшивленная она и такая ветхая,  что ее стирать уже нельзя. Ничего от нее после стирки не останется... Что же вы, всю жизнь в одной и той же одежде прожить хотите? Повырастали вы из нее все! Ну  а самое главное - не положено! И нечего взбрындивать! Все мы люди  государственные , что нам скажут то и делаем. Я  вот  техник-строитель  хотел бы в штатском костюмчике пижонить,  а мне в органах выдали форму танкиста и объяснили: "Главное - не форма,  а содержание!" Вот я и ношу эту форму, а про себя думаю: главное  чтобы польза от меня была,  а уж в какой форме я полезное дело сделаю - это дело десятое... - заложив ладони за широкий командирский ремень на выпуклом животике,  по-домашнему уютный Колобок важно продефилировал перед строем.

- Итак  про настоящее время закончили. Ша. Теперь - программа на будущее. К первому сентября здесь будет детдом. Заполним и пустую спальню  в которой старшие ребята жили.

Будет две группы. А может быть и три. В столовой тоже можно занятия проводить... Главное  - учиться вы будете... в школе учиться  как и все дети. Учителей со станции будем возить. Об этом я уже договорился с директором школы на Океанской. Так что - порядок в танковых частях! По человечески жить будете! Все! Поговорили! На сегодня - хватит. Нету времени у нас разговоры разговаривать! Там в столовой вас следователь ждет. Вызовет каждого на индивидуальную беседу. По одному... А остальным - нечего баклуши бить - марш заниматься в политкомнату! На пра...о! Ша-агом... ырш!

В комнате политпросвета новый воспитатель устраивает нам занятие по ... опять по изучению "Биографии Сталина"! Запросто чекануться можно от этой "Биографии"! И хотя некоторые ее уже частично выучили шиворот навыворот,  но обратно ее перевернуть - никто уже не в состоянии,  потому что с первых же строчек на каждого нормального человека ступор нападает от скуки. Мгновенно из сознания вырубаются  прямо с открытыми глазами. Такую книжку в медицине бы применять - читать ее во время операции вместо наркоза... Не зря же авторам этой "Биографии" ученые степени дали!..

Вскоре меня вызывают к следователю. Видно  как всегда - по алфавиту шуруют. Странно только одно: почему из тех,  кого до меня вызвали,  никто обратно в комнату политпросвета не вернулся? Куда их девали! А может быть, их сейчас пытают!!? Но почему же тогда стонов и криков не слышно? И я  не то  чтобы очень мандражу,  но все-таки волнуюсь. Ведь в первый раз в жизни на допрос иду... не привык еще... И маракую про себя: будет сейчас коварный следак меня колоть по-хитрому  чтобы запутался я и в чем-то проговорился... выдал кого-нибудь... и  конечно же  угрожать будет! А  может быть  - бить? А я все равно ни в чем не признаюсь!« И клянусь Богом, что я скорее дам себя убить, чем открою хоть тень правды моим палачам!»...

А в столовой сидит молоденький-молодень-

- 70 -

кий, да еще и самый младшенький лейтенантишко с одиноким, сияющим от новизны, красным кубиком в петличке. Наверное, только что школу закончил. И тут же, возле окна, зевая, сидит один из новых воспитателей - чекистов. На меня он не смотрит - противно ему на меня смотреть -он "при исполнении" - делом занят - мух на стекле пальцем давит. А зачем он тут нужен, этот воспитатель? Может быть - младшего лейтенанта охраняет, что бы мы его не обидели? Тогда -зазря сидит, у нас закон: младших не обижать!...

В общем, сразу видно, что никто тут на меня наганом по столу не собирается стучать. Ишь,  как вежливо приглашают:

- Чего топчешься? Садись! Куда потащил табуретку? Где она стоит, там и сиди!

Значит - пыток не предвидится...

Сразу же скучно мне стало от такого допроса и как только прошел страх - пришло разочарование. Да разве же это допрос? А я-то стойкого Компанеллу изображать намылися... А тут еще и вопросы стал задавать следак  вроде бы, совсем не по делу. Какие-то глупые:

- Кто бывал у воспитателей? Бля..? да ты поаккуратней выражайся, щенок! Надо говорить -женщины... А они похожи на переодетых мужчин? А на японок? А что ты слышал про мины? А про яды? А про Ватанадзе что воспитатели говорили? А про Крутова? А что ты сам думаешь про воспитателей? Да сколько же раз тебе говорить, чтобы не выражался!

А что...? А кто...? А как...? А где..? И так - до бесконечности.

Если попытаться добросовестно отвечать на такую бредятину - минут на пять тебя хватит, а потом - опупеешь. Но тут я вспомнил мудрое правило, как нужно вести себя на допросе, чтобы не запутаться и не проговориться. Посто, надо не думая отвечать на каждый вопрос теми же словами, но с приставкой "не" к каждому глаголу. Так нас огольцы научили. А как же можно запутать того, кто ничего НЕ видел, НЕ слышал, НЕ знает и  даже, ни о чем НЕ думает?

Но, похоже, что добросовестного лейтенанта не очень-то интересуют мои ответы. Он их даже не дослушивает до конца. Наверное, протоколы допросов у него заранее отпечатаны под копирку и его начальством одобрены. А весь этот допрос - пустая и скучная формальность, которую зачем-то надо выполнить в определенный срок. Задает лейтенант вопросы по списку, который достал из папки, а папка так и осталась открытой. А мне туда заглядывать о-очень интересно. И пока следователь очередной вопрос читает мне по списку, я успеваю зырнуть в папку. Хорошо  что вверх тормашками читаю с такой же скоростью, как и прямо. Текст отпечатан на машинке и читается легко, но времени у меня мало и я успеваю выхватывать только отдельные фразы из общего текста.

"... организация была создана по прямому заданию секретаря ДВК Крутова и японского консула Ватанадзе..."

" ...контрреволюционная шпионско-вредительская организация, входящая в состав право-троцкистского заговора..."

"... проводил активную шпионско-вредительскую деятельность создающую условия для поражения СССР в грядущей войне с Японией и отторжение ДВ Края от Советского Союза..."

"... готовил диверсии по уничтожению матчасти и личного состава Тихоокеанского флота..."

И вот тут-то  на самом интересном месте, когда я увлекся,  младший лейтенант перехватывает мой взгляд и с досадой захлопывает свою папку. До чего же обидно - не успел дочитать!.. А, ведь, как лихо закручено!... Интереснее любого детектива!

- Проваливай отсюда! - раздраженно говорит мне следователь,  как будто бы это не он меня сюда вызвал,  а я сам к нему пристаю со своими пустяковыми разговорами.

- Только не в классную комнату,  а в спальную! - добавляет воспитатель уже вслед...

Ни посмотреть в протокол моего допроса,  ни расписаться в Протоколе не дает мне следователь. Наверное,  за всех за нас этот воспитатель расписывается? А может быть все протоколы не только уже написаны.  но уже и подписаны заранее? Ведь любой допрос для следователей НКВД - пустая формальность  либо - предлог  чтобы понаслаждаться пытками. И какой смысл разыгрывать из себя стойкого Компанеллу и выдерживать все пытки,  если все протоколы и даже обвинительное заключение еще до допросов не только написаны,  но и подписаны? А вот арест для чекистов - это самое главное дело. Потому-то орудует во время ареста не младший лейтенантик  а матерый мордоворот с двумя шпалами!...

Когда нас в спальной набралось более десятка пацанов, вернувшихся после допроса, то мы, сопоставив вопросы, которые нам задавал следователь, приходим к выводу, что донос Гнуса не касался воровства, как предполагали огольцы. Гнус оказался коварнее и написал политический донос, который в НКВД тут же был сориентирован "в струю" с огромным разветвленным делом первого секретаря Дальневосточного края Крутова. И попал наш Таракан с собутыльниками в пособники японской разведки. И хотя едва ли знал полуграмотный Гнус о японском консуле Ватанадзе, но для чего-то же содержится такой огромный штат изобретательных сотрудников НКВД? Вот они-то и заложили Таракана, вместо

- 71 -

мухи, в крутую рисовую русско-японскую кашу под названием "Дело Крутова - Ватанадзе". Все остальное - детали. И то, что воспитатели приносили в чемоданах не водку и закусь, а мины и яды, и то, что приводили они не пристанционных потаскушек, а переодетых японцев... Ведь по заданию Ватанадзе Таракану поручалось уничтожить Тихоокеанский флот! Корабли - минами, краснофлотцев - ядами...

Нормальный человек, прочитав первую страничку такого дела, сразу бы понял, что писала его дружная компания шизиков, в самом умопомрачительном состоянии. Но где же он - этот нормальный человек? Наверное, ни одного нормального человека не осталось в стране советской, если точно такой же бред бешеной слюной брызжет отовсюду: от генсека и передовой доярки, из черной тарелки репродуктора и с каждого обрывка газетного листа. Шизофренический донос Гнуса попал в резонанс с шизофреническим бредом самого гигантского дурдома в истории человечества: дурдома, разметнувшегося на одной шестой части суши всей планеты! И сработал донос да еще как сработал! Не будут Таракана и его кодлу судить за воровство, потому что и воровство, и пьянку посчитают ловкой маскировкой японских шпионов под нормальных советских людей. Загремело Тараканище по чистой пятьдесят восьмой. Туда ему и дорога. И кодле его - тоже.

Но тут, во время наших рассуждений о судьбе Таракана, Пузырь вдруг начинает пузыриться от идеи, бурно расширяющейся внутри его организма. Будто бы Архимед, который всех удивил тем, что всплыл как пузырь в своей персональной ванне . И как всплывающий Архимед, Пузырь  пузырясь от озарения, чуть-чуть не лопается от переполняющего его нетерпения осчастливить своих отсталых современников глобальным открытием мирового значения.

- Пацаны-ы! Я новый закон природы открыл!!

- И-иди ты... - скептически отношусь я к такой сенсации, зная, что Пузырь из тех беспокойных и дотошных зануд,  которые любого учителя запросто доводят до умопромрачения своими неожиданными озарениями во всех областях науки и техники, вплоть до новых открытий в таблице умножения.

Но другие пацаны удивляются и интересуются:

- Да ну-у! А какой закон?.. - ведь не каждый же день у нас в ДПР открываются новые законы природы.

- Просто - "Закон Бу-ме-ран-га!" -торжественно объявляет Пузырь.

- Чего-чего-чего-о??? - заудивлялись отсталые современники Великого Передового Пузыря.

- Да Бумеранга! Разве не понятно?! - горячится Пузырь, досадуя на консервативность своих замшелых современников.

- Да ты нам толком объясни, - урезониваю я распузырившегося Пузыря, - великих открывателей человечество не всегда сразу же понимает...

- Так вы слушайте, а не перебивайте! - с досадой восклицает Пузырь и  облокотившись на спинку койки, принимает позу снисходительного гения  щедро озаряющего заблудшее во тьме невежества человечество своими путеводными идеями. И не то - от сознания важности реченного, не то - для большей доступности для нас, недоразвитых, но свой закон формулирует Пузырь нараспев:

- Че-ем сильнее бро-осишь бу-ме-ранг, тем с бо-ольшей силой возвращается он!

- Три ха-ха! Тоже мне - загадка природы! -фыркает разочарованный Хорек. Ты уж лучше назови свой закон - "законом кирпича... подброшенного над головой!"

- Хм... - как и полагается мыслителю, с достоинством отвечает Пузырь. - Можно назвать и так. Дело-то не в названии, а в действии закона. А ты перебиваешь... Этот закон объясняет, что чем сильнее коммунисты наносят удар по кому-нибудь, тем сильнее получают они ответный удар тем же самым и по тому же месту. Вот например: расстреляли они тех, кто на этих дачах до революции жил и сами тут поселились... А удар-то -вернулся! Коммунистов расстреляли чекисты и поселились на этих дачах... А удар-то - опять возвращается!! Таракан и его кодла - первые, которые по доносу пошли,  а за ними и другие чекисты пойдут туда же!..

- "Круговорот воды в природе"  -вспоминает учебник естествознания Капсюль.

- А  ведь, точно... Заставлял нас Таракан доносить и сам же поплыл по доносу... - размышляю я вслух.

- Не рой яму ближнему своему... - начал было излагать Мученик заповедь  усвоенную от своей верующей бабушки  но его тут же перебивает Капсюль  затараторив:

- Не рой яму - повредишь кабель, - это мы  Никола  уже слышали  а вот...

Дрын затыкает ладошкой словоизвержение из Капсюля и  слегка заикаясь от волнения, говорит:

- Ребя! А раз ч-чекисты дон-носы ст-трочат на своих же - значит - кранты энкеведе  а?

Дрын длинный и поэтому до него не всегда сразу все доходит  тугодум он  но коща до него что-нибудь дойдет  то -здорово!

- Эх  пацаны... - запальчиво вступает Хорек  -узко думаете! По частностям. Потому и не видите, что это не закон  а частный случай! Надо думать так,  как Вещий учил: сразу в масштабе всей страны. Это же в самой советской власти свойст-

 

- 72 -

во такое заложено, как в бумеранге. Она бьет по тем, кто создал ее, кто ее строит, на ком она держится! Петрите? Советская власть бьет по самым нужным для нее людям! Она сама себя уничтожает! Петрите? А Таракан... энкавэдешники -просто случайность! "Лес рубят - шепки летят", -как говорит Сталин. Петрите? А раз советская власть на одном страхе только и держится - значит она не жизнеспособна и...

-Точно! - Восклицаю я перебивая Хорька. - Лес рубят - щепки летят, а бревна - гниют! Это - самый дубовый закон советской власти! Дело не в том, что она по своим бьет, а в том, что без этого она не живет! Потому, что тогда - гниет! Без крови она пропадет! Это - мертвая власть, как тот ... во-во - вурдалак! Если кровь не будет пить - сразу будет гнить! Вурдалачьей власти надо, чтобы кровь лилась непрерывно, чтобы ей всегда вдоволь крови было - море крови!! И все, что творит сейчас Советская власть, все это по "Закону вурдалака"!!

Хорек сразу же со мной соглашается а Пузырь, хотя и не пузырится, но что-то думает и лоб морщит озадаченно. Видимо, жалко ему несостоявшегося открытия Всесоюзного Закона Природы с таким красивым названием.

А я рад. И не открытию "Закона вурдалака", а тому, что удалось придумать такое злое сравнение для ненавистной Советской власти. Жаль, что нет с нами огольцов -.они бы оценили мое открытие... да и граф Монте-Кристо тоже понимал, что «... иные мысли родятся в мозгу, а иные в сердце.»