-34-

17 ноября^[1] 1930 года Михаил Ершов«простился с матерью и сестрами, с тетей Машей, со своим дядей Феодором Михайловичем, вышел из дома и пошел по направлению города Чистополя. Погода была холодная, мороз, дул ветер и шел снег. В летней одежде и брезентовых полуботинках прошел в этот день 35 верст до села Изгары, зашел ночевать к знакомому его дяди. Рано утром встал, с благословением Божиим вышел в путь. Оттепель, шел дождь, и снег наполнился водой. Михаил шел до колен по снегу и воде». В Чистополе остановился у знакомой Марии Ивановне Хохловой — «хозяйка была очень благочестивая, проста и жалостливая во всем», — у нее он еще «постом говел, целую неделю жили с дядей». И, чтобы прокормить себя, начал сапожничать.

-35-

Приближался праздник — Собор святого Архистратига Михаила и прочих бесплотных сил (8/21 ноября). Помолившись в кладбищенском храме, после обедни встретил блаженного старца Феденьку^[2]. Но два дня пути по снегу и воде дали о себе знать, юноша занемог и пролежал несколько недель, — «очень тяжело болел». Об этом стало известно в округе, и Михаила начали навещать не только благочестивые христиане из города и окрестных селений, но и монашествующие: они просили хозяйку дома, смотреть за ним, готовить еду, кормить, во всем помогать. «Старец юродивый <Платоний> узнал и послал ко мне навестить одного из христиан. А когда я поднялся с постели, пошел к старцу. Он меня принял и что-то очень много плакал надо мной. Конечно, я был исхудалый. И сказал старец: "Я больше тебя не пущу от себя"».С этого времени юноша, как он позднее показал на следствии, «стал его послушником и начал ухаживать за ним», ночуя у М. И. Хохловой^[3].

О старце Платонии на сегодня известно немного^[4]. В миру: Платон Васильевич Васильев, родился в 1879 году в деревне Перепутье Чистопольского уезда. На следствии он сообщил: «Инвалид от роду. Утеряна трудоспособность на 100%. Читаюпечатанное. Отец мой был пастух. С детства я был взят на воспитание купцом г<орода>Чистополя Чукашевым^[5]. Жил у последнего до революции 1917 го-

-36-

да^[6]. Лет 10 тому назад у меня парализовались ноги, и я окончательно лишился возможности передвигаться самостоятельно. Меня носят и ухаживают за мной знакомые, которых у меня очень много, и среди них я пользуюсь уважением. Определенного местожительства я в данный момент не имею. Живу, где придется^[7]. Меня возят по селениям и кормят»; «С детства я одарен талантом узнавать грехи. В этих целях ко мне раньше много приходило народу».

Монахиня бывшего Чистопольского монастыря Анастасия Ивановна Шкурова показала: «С Платонушкой я знакома с детства. Будучи в монастыре он часто приходил к нам, но постоянно не жил. Он пользуется от нас большой любовью. Считаем его мы за очень умного человека, с которым всегда можно посоветоваться». Сохранились и воспоминания христиан о старце Платонии, например, о его прозорливости и тактичности рассказала Анна Александровна Кандалина^[8]: «Петр Иванович^[9] собирался в Чистополь за Платонушкой, чтобы тот пожил в их селе Елантово. Люди любили слушать его проповедь, наставления; очень его уважали и почитали за прозорливость. Стояла зима. Одевая тулуп, Петр Иванович попросил у жены еще один для Платонушки. "Ну да, он его своими косолапыми ногами затопчет". Но все-таки дала. Приехал Петр Иванович в Чистополь: "Платонушка, я за тобой приехал". Обрадовался Платонушка — он любил в Елантово ездить. Петр Иванович подал ему тулуп, а

-37-

тот говорит: "Ну да, я его своими косолапыми ногами затопчу". Приехали в село. Подходит Петр Иванович к жене и шепчет: "Анна Ильинична, а Платонушка повторил слова твои слово в слово". Стыдно стало Анне Ильиничне, она и говорит: "Платонушка, я ведь в шутку это сказала". А он ответил: "Да я знаю, что в шутку". Еще, помню, рассказывали, как Платонушка обличал людей. Соберутся послушать его проповедь. Платонушка в беседе начинает кого-нибудь обличать. Говорит про него: по имени не называет, даже не смотрит на человека. Но его слова так ожгут этого человека, что тот или уходит от стыда, или падает ему в ноги и кается».

По делу 1931 года он проходил как «странствующий монах». Монашеское имя в деле не указано, но из рассказов М. В. Ершова и воспоминаний его духовных чад можно сделать вывод, что старец Платоний нес подвиг юродства, был прозорлив: открывал людям их грехи, чтобы через это они покаялись и встали на путь исправления. Среди верующих у него было много почитателей, «за Платошей приезжали крестьяне из окрестных деревень и волостей и увозили его в деревню, где он жил иногда от двух недель до нескольких месяцев»^[10]. Собирались христиане, читали Священное Писание, а старец толковал прочитанное; здесь же пели духовные стихи. О принадлежности старца Платония к Истинно-Православной Церкви позднее упомянет кратко на судебном заседании Мария Григорьевна Тихонова: «Платонушка — это юродивый человек, он приезжал к нам в село <Елантово> и вел с нами беседу»; «Все это было тихоновского течения^[11]»^[12].

-38-

* * *

Здесь стоит подвести итог 1930 года. Как пишет сам М. В. Ершов в автобиографии, после посещения святого Билярского ключа он перестал употреблять в пищу мясо. В Православной Церкви, как правило, мясную пищу не вкушают монахи, или те, кто готовится к принятию монашеского пострига. Уход же из родительского дома был связан с невозможностью выполнения «уставов монашеского возложения». Во время болезни Михаила Ершова в ноябре-декабре 1930 года его навещали не только миряне, но и монашествующие — это говорит о том, что уже тогда его знали и уважали христиане, посвятившие свою жизнь служению Богу. После выздоровления старец Платоний взял его к себе, и «с тех пор Михаил жил вместе со старцем в келье». На следствии Платоний не скрывал, что юноша у него на послушании: «С Галкиным Федором я познакомился через Мишу — моего послушника». Слова «келья», «послушник» — из монашеской речи. О том, что жизнь старца проходила по монашескому уставу напишет сам М. В. Ершов через много лет: покинув родную деревню, «пошел в монастырь, где исполнял монашеский обряд»^[13]. Только на судебном заседании в 1958 году Михаил Васильевич назовет время монашеского пострига: «Меня лично в 1930 г<оду> посвятили в монахи»^[14]. Имя постригавшего — неизвестно, монашеское имя — оставлено мирское – Михаил — в честь архистратига Божиего Михаила: «Именины мои шестого сентября по старому<стилю>»^[15]. Постриг был тайный, и совершен, судя по дате именин, в сентябре 1930 года.

Недолго находясь рядом со старцем Платонием, Михаил заботился о нем, сопровождал в поездках на беседы

-39-

в те селения, куда его приглашали христиане. Вместе с ними, по воспоминаниям духовных чад отца Михаила, часто находились блаженные: упомянутый выше Феденька и Васенька^[16]. Язык их, образный и притчами, — навсегда сохранился у монаха Михаила.

* * *

На празднование памяти святителя Николая Мир Ликийских Чудотворца (6/19 декабря) старца Платония пригласили в село Остолопово, где находилась чудотворная икона святого в рост человека. «Приезжал Королев Иван^[17]. Останавливались у Добрякова Ивана Ивановича, на квартире у него читали акафист Николаю чудотворцу и пели, были и крестьяне — человек 10. Жили трое суток, два раза ходили в церковь. Там познакомился со священником Вознесенским^[18], после обедни он читал, т<о>е<сть> говорил проповедь о Николае чудотворце и о чудесах». В это время в Чистополь приехал Ф. М. Галкин, чтобы повидать племянника и старца Платония, и, не застав их, на обратном пути заехал к родителям Михаила. Василий Николаевич поинтересовался у него:

«— А где сын Михаил?

— Сын ваш Михаил больше не вернется, ибо он у старца. Он назначен на другой путь, ему Господь назначил.

— Если сына не будет и не вернется в дом, то и ты не будешь в дому у себя жить.

— Мы можем быть сильны против Бога? Кого Господь изберет, чтоб Себе служить, что мы можем сделать?» — справедливо возразил Федор Михайлович.

-40-

Рождество Христово 1931 года Михаил со старцем встретили в Чистополе, а уже 19 января они выехали в Галактионово вместе с Иваном Королевым, останавливались у него в доме. «В связи с нашим приездом собралось человек 5–6, которые поздоровались с нами и разошлись, а на другой и на третий день собрались к нам человек по 10, с ними Платонушка проводил беседы, рассказывал притчи и пояснял их». Показания Михаила Ершова об этой поездке дополнил свидетель, работник сельсовета, утверждая: «В течение ряда лет (примерно трех) в нашем селе Галактионово существует группа кулацко-зажиточных элементов, которые между собой часто устраивают сборища в доме Королева Ивана, кулака. В эту группу входит около 10 человек»; «Сборища происходят у них по ночам, бывает, длятся до 12 часов и дольше. Собираются они по 3–4 раза каждую неделю»; «Эта группа связана с другими селениями через бродячих юродивых Платонушку и Феденьку».

Вернемся к показаниям М. В. Ершова: «В Галактионово мы ночевали три ночи, а затем переехали в с<ело>Остолопово и остановились у И. И. Добрякова. Народу собралось к нам человек 35–40. Пели молитвы, читали акафисты и т<ак> д<алее>. Жили в Остолопово 4 дня, а затем вернулись в Чистополь. В конце января Платонушка уехал в Билярск, приезжал за ним указанный выше Петр^[19], а я в Билярск пришел пешком. Останавливались в Билярске у Петра. Народу собиралось к нам человек по 10–20. В Билярске также пели, но чтением не занимались и прожили там дней 10. Как в городе, так и в селениях, указанных выше, Платонушке приносят подаяние хлебом и деньгами». Здесь, в Билярске, на одной из бесед старец сказал: «"Вот здесь много народу, а придет время, даже негде будет ночевать: все отпадут и охладеют. Меня не будет, а когда

-41-

придет Михаил, то даже ночевать квартиры не найдет". Все удивлялись, многие плакали, рыдали».

«Месяца за два до ареста старец был глубоко задумчив и плакал, а потом взял Михаила за руку и подвел к переднему углу, к иконам, и сказал: "Слушай". И встал старец на колени пред Михаилом. Михаил удивился: "Отче, ведь я послушник твой, а ты старец. Зачем это делаешь, я тебе должен кланяться".Старец сказал: "Теперь только ты смотри, что я делаю, а потом будешь разуметь. Я первый встретил и увидел, я и отдал честь. Скоро мы не будем в этой келии, уйдем на казенную квартиру и на казенные харчи на улицу Самарку". И много-много сказал, а потом сказал Михаилу: "Ты останешься после меня, а меня уже больше не будет. Помяни тогда меня добрым словом и не забывай. Иди путем, какой тебе дан. Не женись, Боже упаси. Хотя немощи<на> тебя большие возложены, хотя будешь падать в грех плотской и в искушения, но не женись. Господь с тебя все очистит, и узнаешь во дни того времени, что тебе будет дано. Ты, сын, даже будешь одеждой женской прикрываться и женщиной называться — лишь для того, <чтоб> сохранить себя <для> народа. Так тяжело будет, что ночевать места не будет. Но ты, сын, не бойся искушения: немощи тебя не погубят. Но ты пройдешь сквозь пламя и в глубину пучины ты войдешь, дабы открыть корень зла и уразуметь свет вечного просвещения"».

После возвращения из Билярска старец и его послушник узнали, что арестованы некоторые христиане и среди них дядя Михаила, Федор Михайлович Галкин^[20]. Возможно, именно тогда старец спросил Михаила, чтоон будет делать, если его, Платония, арестуют. И ответ послушника, приведенный его наставником на следствии, весьма показателен: «Я не отстану от тебя, я добровольно сяду с тобой"». В первых числах марта Ми-

-42-

хаил ушел в родную деревню, «пробыв несколько дней дома, ушел в Удельное Енорускино и ночевал там в доме Галкина Ф. М., на вторую ночь ночевал дома»^[21], затем вернулся в Чистополь 6 марта. Позднее М. И. Хохлова показала: «Приехали они вчетвером: он, его сестра, жена Галкина^[22] и дядя Михаила. Жена Галкина с дядей Михаила после передачи хлеба Галкину уехали обратно, а Михаил с сестрой остались у меня. Переночевав ночь, Михаил отправился в Новоселки к Платонушке».

Возможно, там, зная уже о своем неизбежном аресте, старец Платоний поведал Михаилу: «Скоро я от вас уйду совсем. Ты со мной пойдешь, но ты после обратно придешь. А я больше не вернусь. А ты очень много перенесешь за имя Божие и за народ. Только ни с кого ничего не взыскивай. Все на Бога Всевышнего полагай. Я еще ранее, по милости Божией, знал о тебе и о твоей вере, мне Господь открыл. Рука Господня на тебе, храни дар Божий, который от роду. Войны будут, Россию не победят, ибо здесь мир Божий почивает на отроке. И по всему земному шару нет того, что у нас в России». 7 марта старец Платоний был арестован и заключен под стражу^[23].

10 марта^[24] 1931 года Михаил пошел в ГПУ, чтобы«попросить свиданку с дядей», а потом передать продукты арестованным Ф. М. Галкину и юродивому Феденьке. Ему хотели разрешить, но, «когда спросил о старце Феденьке блаженном, тогда начальник ГПУ схватил и стал его допрашивать и бить, но Михаил ничего не сказал. Обыскали, побили и нашли в шапке венок из колючей про-

-43-

волоки: "Носил я в дар Господу на голове своей терновый венец из колючей проволоки. Всегда из головы текла кровь. Сняли его у меня в ГПУ при первом аресте". Взяли терновый венок и в дело положили, показуя всем. Взяли мою карточку, я снимался в 1930 году в ноябре месяце. Они показывали и говорили: "Каков человек"». На допросе юноша пояснил: «Железный венец на голове я ношу приблизительно с полгода. Вычитал это из Евангелия».

После допроса его поместили в камеру к старцу Феденьке^[25], а ночью вновь увели на допрос. Указав на список христиан, допытывались: знает ли он их, и где они живут. Михаил молчал, его били, а потом возили ночью по городу, чтобы он указал, кто и где живет. Но он твердил, что ничего не знает, а сам живет у М. И. Хохловой. После этого страдальца Христова «посадили в холодную одиночную камеру № 10 и обращались очень строго». Сюда же, чуть позже, был заключен и старец Платоний, так что старец со своим послушник вновь оказались вместе, но уже в неволе. На допросе монах Михаил не скрывал своего отношения к существующей власти: «Власть советскую я считаю властью антихриста, поскольку она является безбожной властью». В последующие «три недели много-много совершилось арестов. Тюрьма^[26] была наполнена священниками, монахами, христианами, происходило пение и беседа».

Светлое Христово Воскресение (30 марта/12 апреля). «Священство и христиане в день Пасхи ночию совершили службу на верхнем и нижнем этажах. У нас, в шес-

-44-

той камере наверху, сидели 13 человек, самых хороших певчих мужчин из села Остолопово, регент и священник. И вот, когда священник дал возглас, певчие со страхом и слезами запели — великая, торжественная служба. В городе народ вышел из домов и слушал, как узники-христиане славят в тюрьме Бога Всевышнего» — «смерти празднуем умерщвление, адово разрушение, иного жития вечнаго начало»^[27]. Слова святителя Иоанна Златоуста: «Где твое, смерте, жало; где твоя, аде, победа: Воскресе Христос, и ты низверглсяеси. Воскресе Христос, и падоша демони. Воскресе Христос, и радуются ангели. Воскресе Христос, и жизнь жительствует», —обретали плоть на их глазах.

Монаха Михаила знали уже многие в округе, приносили ему передачи^[28], и большую часть их дежурный помощник начальника тюрьмы и надзиратели забирали себе, а самого юношу притесняли. В конце апреля всех арестованных христиан, в их числе и Михаила, перевели в тюрьму ГПУ^[29], сбылось пророчество старца Платония о казенных харчах и квартире на улице Самарка. Здесь юношу допрашивали, иногда вместе с дядей Федором^[30]. Тогда же, в конце апреля 1931 года, следователям удалось побоями и угрозами заставить монаха Михаила подписать ложные показания на старца Платония. Учитывая это, а также первый его арест, молодость парня и данное им обещание «жить и работать в своей деревне», подкрепленное поручительством матери^[31], Михаил

-45-

был освобожден. Выйдя на свободу^[32], он помолился с родными в кладбищенской церкви Чистополя, приобщился Святых Христовых Таин и только тогда отправился с близкими в деревню, сокрушаясь, что он «отстал от старца».

«На второй день прибыли на родину. Неплохо встретили родные: сестры, старший брат^[33], отец. <Родитель>думал, что <сын>, посидев в тюрьме, вкусив тюремной пайки, изменит свои взгляды и путь жизни. <Поначалу он> ничего не говорил, не укорял, только жалел, это нужно справедливо <признать>. Но <сын> сразу уразумел намерения отца своего. Многие пришли встретить Михаила, <среди них> и бывшие товарищи. <К ним он> отнесся как к своим ребяткам, с которыми разделял свою жизнь в детстве: хорошо, тепло и приветливо». «Михаила посетила и Мария Ивановна Лизунова, которая любила и уважала его как сына духовного. Пришла и поплакала над ним еще узница одна, сидевшая в тюрьме около года за доброе дело, звать Анной, прозвище ей Биляеха».

Сам же юноша скорбел: «Старца нет — в тюрьме и дяди нет — в тюрьме, как я буду? Люди страдают, а я…». И Михаила не радовало окружающее, не влекло его ни к чему мирскому, он не хотел даже думать о той жизни, которая его окружала. Он мечтал о другом — «запавшая в душу пламенная искра веры живой и надежды на спасение в вечной жизни в любви Христовой позволяла созерцать жизнь другого света, света незаходимого, которого никто не мог видеть очами греховными». Прошла неделя, Михаил как-то молился в амбаре.

-46-

Отец нашел его там и вновь предложил изменить жизнь, отойти от Церкви и прекратить молиться, предлагал также пойти учиться, где захочет, и хорошие материальные условия^[34]. «Михаил сказал твердо и резко: "Нет, отец, не будет того, что ты думаешь; я об этом знал, когда был в тюрьме"». После этого разговора юноша понял, что в покое его не оставят, «угрожает большое притеснение». Поэтому, по внушению Всевышнего Господа, помолясь, с надеждой на Бога и Его милость, решил «уйти из дома совсем и странничать», зарабатывая на жизнь сапожным ремеслом, и «благовестить людям о Царствии вечном Христа Бога нашего, о Святом Писании, о жизни последнего времени».

Но как уйти? За ним ведь смотрят родные. Поэтому он тайно подготовил мешочек: положил в него немного сапожного инструмента, две пары колодок, Святое Евангелие, Псалтирь. О том, что уходит, не сказал даже сестре Анне: они росли и играли вместе, сестра уважала брата. В одну из майских ночей, «заочно простился со всей семьей, попросил прощения, у Господа — благословения, поклонился трижды в землю и на все четыре стороны и, как вольная бесприютная птичка, пошел в мир». На нем были единственные рубаха и штаны, которые старец Платоний подарил на молитвенную память. Он радовался, что «встретит много друзей и добрых людей и, может быть, даже и старцев. В Аксубаево пришел прямо к вдовице Елене Степановне Кульковой и к Александре Мячковой, там у них побыл: беседовали о Святом Писании, пели молитвы и песни церковные. От них он пошел в <Нижнюю> Баланду в дом к Ольге Исаенковой. Добрая и благочестивая вдовушка приняла Михаила и была так рада, как будто бы праздник у нее в доме. Приходили христиане побеседовать».

Несколько дней пролетели незаметно. Далее путь пролегал на святой Билярский ключ, где у монаха Михаила

-47-

было много добрых знакомых. По дороге беседовал с христианами в селениях Лашевка, Русская Киреметь, Сосновка и Шама. Достигнув источника у Билярска, провел несколько дней у знакомых — в молитвах и беседах, затем отправился в Остолопово. «На пути — мордовское село Лягушкино. Там жила в истине одна добрая христианка: келейница^[35] Софья-вдовушка. Ей Господь, через благодать Святого Духа, возвестил еще до прихода Михаила: "К тебе придет добрый человек, юноша мой, ты его храни и обращайся с ним нежно, ибо отрок сей жизни доброй". И как только <монах> вступил на порог келии, вдовушка со слезами и радостию воскликнула: "Он, он, точно он!" — и бросилась к Михаилу. Снимала с него походную ношу-сумку и называла: "О, мой дорогой гость незабвенный". Прорицательно говорила: "Странничек ты наш, ради нас". Сколько был у нее — всегда приходили христиане добрые, беседовали, пели».

9/22 мая — праздник в селе Остолопово^[36]. Собралось множество христиан и среди них старцы и странники. У Михаила и здесь были знакомые — добрые рабы Божии, они дали ему денег и продукты. Желая облегчить участь заключенных за веру Православную, он пошел в Чистополь. Но не успел. Через два дня после прихода монаха Михаила в город этап, в котором находился старец и другие осужденные христиане, отправляли пароходом в Казань. Юноша проводил их издали, так как близко конвой не подпускал. Спустя несколько дней он сам поехал в Казань с одной вдовушкой-христианкой и здесь уже смог передать продукты Платонию и другим узникам. Находясь в Казани, Михаил посетил церкви, которые еще не были закрыты. Там и узнал, что в горо-

-48-

де находится «прозорливец», старец Петр Лаишевский, и решил посетить его.

Отец Петр имел благословение от отца Иоанна Кронштадтского, тридцать лет прожил в пещере, но в это время, подвергаясь преследованию властей, жил в затворе на колокольне церкви великомученицы Параскевы Пятницы. Но он никого не принимал, только отвечал на записки верующих. Возле храма, в сторожке, жила целая община женского монастыря. После богослужения монах Михаил передал записку одиннадцатилетней девочке, которая носила питание старцу и посещала его по необходимости. Через несколько минут она передала слова отца Петра: «"Это вот ответ Михаилу, который стоит возле стены под порогом храма. Дай ему просфору от меня, а благословение ему не от меня, но от Бога. А каким ему идти путем? Какой ему дал Господь, таким пусть и идет. Это — чистопольский Михаил". В храме было много монахинь и христиан, они очень удивились: "Старец никого не принимает, кроме только Вас. Боже мой, какие же люди есть!" И пригласили приходить почаще в храм».

Из Казани монах Михаил вернулся в Чистополь, а оттуда в Билярск, к торжеству празднования иконы Божией Матери «Живоносный Источник»^[37]. Здесь собралось много христиан. Михаил рассказал им, что старец Платоний находится в Казанской тюрьме. Сам же учился у старцев, слушая их наставления. Здесь и познакомился с Александром Плехановым^[38] из села Елантово Шереметьевского района. Вдвоем они ушли в село Остолопово, молились в церкви, пробыли там несколько дней. Затем решили сходить на Святой ключ у села Шереметьевка, там была явлена икона «Усекновение главы Иоанна Крестителя». В Чистополе ночевали у М. И. Капраловой, благодетельницы. В Елантово остановились в доме Ти-

-49-

мофея Харитоновича^[39], отца Александра, где их встретили радушно. Собрались старцы начитанные, люди книжные из сел и деревень. Началась беседа. Монах Михаил отвечал на вопросы умно, обстоятельно.

Через два дня — снова дорога. Придя в Шереметьевку, священника не застали (он уехал в Казань); церковь закрыта. Сторож отвел к церковному старосте, который, по просьбе молодых людей, открыл храм, дал свечи. Зажгли их перед образом Иоанна Крестителя, помолились. Михаил приложился к иконе и отошел. Вновь приложился и отошел. И в третий раз приложился. А на иконе был венок из живых цветов сирени, монах Михаил и Александр сорвали по цветочку. Из храма отправились на ключ, до которого было около трех верст. В то время «часовня каменная была еще цела, но уже пакостили люди». Святой ключ истекал в часовне, а оттуда проходил в купальню. Купальня хорошая была. Помолившись, искупались, а цветочки из храма положили в купальню. И некуда им деваться, а вот исчезли, неизвестно куда. Искали, искали, да так не нашли. Здесь монах Михаил спросил Александра:

«— Ты видел, Саня, сколько раз я приложился к главе Иоанна Крестителя в церкви?

— Три раза, а почему это?

— Я когда первый раз поцеловал, то мне показалось, такое ощущение, что тело живое. Я не поверил, еще раз приложился: и в другой раз — то же. Я третий раз приложился, для удостоверения всяких чудес, и третий раз тоже так. Решил сорвать цветок, и здесь чудо — исчез цветок».

На обратном пути заночевали в селении Кушниково и к обеду пришли в Елантово. В субботу он в сопровожде-

-50-

нии Серафимы^[40], жены Александра, и девицы Васенушки^[41] отправился в обратный путь через село Русские Сарсазы, где в церкви находился чудотворный образ Божией Матери «Скоропослушница». До села Кармалы вместе с ними шел один старец богобоязненный, который говорил о пути Господнем и как будет дальше жить Михаил. Помолившись в церкви села Русские Сарсазы, юноша расстался со своими спутницами: они возвращались домой, а его путь лежал в Чистополь. Добравшись до города, сходил в Остолопово и на одной квартире повстречался с тремя девицами: Верочкой, Еленой и Екатериной, — пел с ними вместе в храме, беседовал.

Через несколько дней на пароходе прибыл в Казань. Подойдя к тюрьме, встал в очередь, чтобы отдать передачу узникам-христианам. И вдруг видит: ведут человек пятьдесят монахинь и христианок из Свияжского женского монастыря, среди них было несколько мужчин. Люди возле тюрьмы расступились, конвой крикливо подгонял отстающих, изнуренных, ослабевших христиан, глумясь над ними и над Господом. Встав строго в ряды, со страхом и трепетом узники воспели песнь Богу Всевышнему. Страх напал на всех стоявших вокруг людей: они рыдали и плакали, не сдерживая себя. И было видно, что и сердца конвоиров сокрушились. Проникновенное духовное пение разливалось по улицам города. Закончилось пение, и «открылись врата тюрьмы, кротко и смиренно, рядами, вошли в дом уз и мучений». Михаил готов был броситься к ним, но сила Божия удерживала его. Полдня простоял он возле тюрьмы, этапы христиан проходили перед ним в Красинскую следственную тюрьму^[42].

И вот подогнали, как овец, мужской этап: священники и монахи, непримиримые христиане. По их лицам

-51-

было видно, что они не ждали милости и пощады, а готовили себя к мучительному страданию, чтобы твердыми и непорочными в вере прийти ко Господу. Впереди шел старый уважаемый пастырь. Он обратился к своим товарищам с такими словами: «Братии мои и спутники мои во Христе, в страдании за Христа и за Мать Святую Церковь. Еще прошу вас, попросим у Господа силы и крепости — устоять и совершить путь свой в непоколебимости, чтобы противник, сын проклятия, враг рода человеческого, не сказал о нас, что мы были боязливы и слабы. Нет, мы тверды, мы идем <смиренно>, как овцы,<чтобы> сиять, как <драгоценные> камни на небе Христовом. Дорогие христиане! Не колебайтесь тем, что противник, враг рода человеческого, посягнул на Святую Россию и на Мать — Церковь Православную. И не думайте, что он все уничтожит. Нет. И пускай враг не радуется: еще после нас восстанут, еще крепче наши внуки и правнуки и защитят Россию, защитят Христово Царство и Церковь, Мать Святую, не оставят сиротою, но убьют духа лукаваго. Наш пример и страдания проложат им путь светлейший и незаходимый. Мы свою судьбу знаем, но смерть сатаны будет тогда, <когда> он даже и не будет знать. Он подумал, что всех уже уничтожил, а окажется, что Христос сынов своих рождает непрестанно. Простите, христиане, меня, может быть, я кого обидел или же кто через меня соблазнялся о чем-нибудь. Я всех прощаю, и меня простите».

И все проговорили слова старого пастыря и, воспевши песнь Богу, вошли в притворы суровых и мрачных туннельных врат тюрьмы. С шумом, громко кляцая замками, закрывались за ними ворота. Со слезами на глазах каждый думал: «Завтра и за моей душой придут». Народначал говорить: «О, Боже! Кто же будет защищать? Такое полчище восстало против человечества!» «Господь Бог и сыны Христа Бога нашего убьют злобного врага», — ответил на это монах Михаил, и все окружающие обратили на него внимание. Расплата за эти слова прав-

-52-

ды пришла быстро. Юноша даже не успел отдать передачу для узников-христиан, как из подъехавшей машины вышел человек, забрал его и, подойдя к воротам тюрьмы, нажал на кнопку звонка. Открылась маленькая дверь. Через мрачный тюремный туннель Михаила провели внутрь. Оформляя арест, смеялись над ним. Сначала заключили в одну камеру^[43], а затем перевели в соседнюю в этом же коридоре. Там вместе с другими христианами находились старец Платоний и дядя Федор, и они очень обрадовались, увидев Михаила.

«Тюрьма в то время была переполнена. Кормили плохо: 300 грамм хлеба и один раз варили^[44]. Вши съедали христиан. Брали по ночам на допрос и не приводили назад, а куда девали — никто не знал. Михаил пробыл со старцем и дядей 12 суток в беседе. И старец сказал: "Тебя выпустят, ибо тебе еще не время. Ты должен делать то, что тебе вручено. Помяни и меня во Царствии Христовом". На двенадцатый день, в десять часов ночи взяли Михаила и стали испытывать: бросали к убийцам, бандитам и в темную камеру. А потом выпустили из тюрьмы в двенадцать часов ночи».

* * *

9 июля 1931 года по групповому делу «О к.-р. организации церковников по Чистопольскомур<айо>ну Татарской АССР»^[45]по статье 58-11, кроме старца Плато-

-53-

ния и Ф. М. Галкина, было осуждено 75 человек. Среди них протоиерей Александр (Вознесенский), священник Василий (Рождественский), заштатный священник Павел (Трифонов), сестры-монахини Ольга Георгиевна и Клавдия Георгиевна Ермоловы, родственницы архиепископа Андрея (князя Ухтомского);четыре монахини, жившие в кельях у святого Билярского ключа; несколько блаженных, проходящих по делу как «странствующие монахи». 22 человека были приговорены к расстрелу, остальные — к различным срокам заключения^[46]. К сожалению, о многих из осужденных сейчас можно узнать лишь из протоколов допросов.

Старец Платоний показал: «Виновным себя признаю в том, что я действительно письмо с явлением Христа мальчику Емельяну^[47] распространил, т<о>е<сть> дал переписать. Это письмо дала мне одна старуха в кладбищенской церкви на масленице <перед> Великим постом^[48]. Также виновным признаю в том, что ездил по селам и деревням и если где останавливался, то соби-

-54-

рались мужчины и женщины, читали Евангелие, которое было у них. У кого останавливался, собиралось народу по 10 человек. Протокол прочитал, оттиск прикладывать отказываюсь по религиозному убеждению»^[49]. Еще до ареста Господь открыл старцу Платонию его земную кончину. «Собрались как-то вместе блаженные Платонушка, Васенька, Феденька и Михаил. Вдруг Платонушка взял палку и стал изображать, будто у него в руках ружье. Наставил его на Феденьку, потом на Васеньку. Они тоже стали изображать, будто у них в руках "ружья". Наставляли друг на друга и говорили "ту-ту", будто стреляют друг в друга. Когда направили на Михаила, Платонушка сказал:"Нет". Васенька закрыл лицо руками и тоже сказал: "Нет, нет, нет". Их всех расстреляли, а он остался"»^[50].

Федор Михайлович Галкин заявил: «Я являюсь глубоко верующим человеком, последователем евангельского учения. По стопам Евангелия я и живу. На Платонушку я смотрю как на прозорливого человека»; «Обвинения я не подписал, как и всякие документы, исходящие от этой власти сатанинской»^[51].

Феденька подтвердил:«Когда бываю в Чистополе, то в церковь хожу в кладбищенскую, к обновленцам нам ходить нельзя»; «Виновным себя в предъявленном мне обвинении я признаю частично в том отношении, что я действительно ходил по деревням и селам и заставлял грамотных читать Евангелие, и по религиозному

-55-

убеждению призывал, что в колхозы ходить не нужно, т<ак> к<ак> при колхозах плохо, и их я считаю врагами религии. С Платонушкой я по деревням ходил вместе и читал Евангелие»^[52].

Иван Иванович Добряков показал: «Человек я глубоко религиозный, состоял членом церковного совета. В силу своих религиозных убеждений я в течение 5 лет не подписываю никаких документов. Советской власти я подчиняюсь, поскольку она не вредит моему благочестию. То, что принадлежит земному, — я подчиняюсь, что принадлежит духовному, — не подчиняюсь. Я иду по стопам Евангелия: "Кесарево — кесарю, Божье — Богу"»;«При царской власти подписывался. Почему я раньше подписывал, потому что не было обмана и коммун, а сейчас не хочу и никогда не подпишу».

Иван Ионович Королев заявил: «Подписываться под бумагами, исходящими от советской власти, я не считаю нужным по религиозным убеждениям».

Блаженный Митенька^[53] показал: «Место постоянного жительства я не имею. Хожу по селам, деревням, постоянно бываю в разных церквах, жил на святом ключе близ Билярска. Хожу с Платонушкой, Феденькой, Зиночкой^[54] и др<угими>. Читаем Евангелие, после поясняем слово Божие, за это нас кормят, поят. Нас слушают, мы ничего не боимся. Нам везде хорошо, Бог всегда с нами и нас не оставит. Рассказывать вам ничего не буду, все рассказал, пусть другие рассказывают, а наше дело говорить с верующими, а не с безбожниками».

Екатерина Яковлевна Суслова подтвердила: «Жила в келье на святом ключе близ Билярска, к нам часто приезжали Платонушка, Феденька, отец Петр^[55], Ми-

-56-

тенька, Васенька, Зиночка и другие, которые устраивали песнопения, читали Евангелия, рассказывали притчи, поясняя слово Божие. Собирались к нам в это время много богомольцев, которые, растроганные их проповедью, всегда плакали. Продукты нам приносят богомольцы, и сами ходим по селам, и нам дают».

Здесь же, в Казани, были расстреляны:

9 июля 1931 года: Василий Николаевич Малисев.

10 июля: Ольга (Христина) Георгиевна Ермолова, Клавдия Георгиевна Ермолова, Иван Иванович Добряков, Григорий Дмитриевич Жарков, Иван Иванович Желнов, Екатерина Яковлевна Суслова.

11 июля: Александр Ефимович Вознесенский, Федор Михайлович Галкин, Петр Дмитриевич Дмитриев, Анна Ивановна Миронова, Константин Яковлевич Молодкин, Дмитрий Федорович Николаев, Васса Алексеевна Обрядина, Василий (Сергей) Васильевич Прилежаев, Варвара Николаевна Серова, Федор Филиппович Юлымов, Филипп Петрович Якимов.

12 июля: Платон Васильевич Васильев.

Дата расстрела неизвестна: Алексей Иванович Иванушков, Ермолай Павлович Микулин, Василий Ильич Рождественский.

Господь да упокоит в селениях праведных души мучеников за веру православную!