В ПАРАБЕЛИ

Рано утром мы выехали из колхоза. Пожитки всех латышей погрузили в две поводы. Латыши из соседних колхозов тоже ехали вместе с нами. Добравшись до Чигары, немножко передохнули и поехали дальше. Дорога большей частью

извивалась по полю. Несколько раз мы давали лошадям отдохнуть и отдыхали сами. К вечеру мы уже очень устали. Женщины постарше попеременно сидели на подводах. В двух километрах от Парабели мы остановились в маленькой деревушке, где решили переночевать. Была теплая летняя ночь, вдали мелко мерцали огни Парабели, и долетали отзвуки далекой музыки. Рано утром мы оставили деревушку.

В Парабели мы встретили некоторых латышей. Парабель — небольшой городок на берегу речки Парабель. В городе были одно- и двухэтажные дома, а также электричество и радио. Мы подъехали к клубу, который находился в большой церкви со снятым куполом. Здесь нам велели выгрузиться. Стало съезжаться все больше латышей. Приехало также много молдаван. Они устроились в прихожей. Нас было теперь здесь вместе триста человек. Мы едва могли протолкнуться к дверям — как много людей тут собрали!

На другой день мы пошли на мамино место работы. Ее там не нашли. Я уже хотела уходить, когда увидела выходящую из рабочей столовой сестру Дзидру с кувшином в руке. Ее было трудно узнать — так она похудела, высохла, болезненно бледная с темными мешками под глазами. Ноги все были в нарывах, на плечах висело зеленое зимнее пальтишко, а на голове вязаная шапка. Ноги ее были босыми. В руке она держала кувшин — "крынку", без ручки. В кувшине была жидкость, в которой плавали редкие кусочки соленых огурцов и помидоров. Похлебка противно пахла. Такова была еда, которую Советский Союз не стеснялся давать своим рабочим на обед.

У сестры в руке была ложка, и она жадно глотала эту похлебку. Она сказала, что какой-то рабочий не берет свою обеденную порцию и отдает ее им, таким образом еды перепадает больше.

На лице сестры отразились отчаяние, горе, голод и унижение. Удовлетворив сколько-нибудь свой голод, она накрыла кувшин крышкой и сказала, что остаток отнесет Маечке, которая с нетерпением уже дома ждет.

Нас, приезжих, регистрировали. Потом выдали муку и

соленую рыбу. В первые дни шли сильные дожди, из-за чего мы не могли на дворе разжигать костер и хоть что-нибудь сварить. Мы брали в соседней столовой кипяток, разводили в нем муку и ели эту жижу. От этого потом становилось плохо и тошнило.

Когда дожди перестали, мы разводили костер и варили еду. В одном доме у знакомых латышей мы испекли даже хлеб. В дальнейшем нам запретили у церкви-клуба разводить костер, чтобы не вызвать пожар. Нужно было идти со всем котлом на берег реки и там готовить. Вечерами ходили осматривать Парабель. В конце главной улицы был кинотеатр и небольшой парк. Здесь звучала музыка из громкоговорителя. После мрачной тишины в колхозе нам здесь понравилось.

Однажды в воскресенье мы пошли на рынок, где встретили многих латышей, пришедших продать свои оставшиеся вещи. От них мы узнали, что многие из латышей, с которыми мы вместе приехали на барже, уже умерли.

Однажды утром нам велели собраться на работу. Нужно было перетащить какую-то баржу. Около десяти человек шло вдоль берега, на канате они тащили баржу против течения. Находившиеся на барже гребли. На ходу мы пели любимые латышские песни.

С причаленных барж нужно было выгружать соль. Чаще всего это происходило по ночам. Это была тяжелая и грязная работа, ибо соль сильно намокла. В другой раз нужно было идти за несколько километров за городносить кирпичи. Тут находились большие горы кирпичей, которые мы должны были перенести на расстояние в два километра к берегу реки, чтобы потом их транспортировали дальше на баржах по реке.

Мы перекинули через плечо веревку, связали спереди и сзади петли, в которые поместили кирпичи. Таская эту тяжесть целый день, болела спина, и веревка врезалась в плечи. Так как тут были большие трудности с транспортом, эту тяжелую работу пришлось выполнять нам.

После сильных дождей вся дорога превратилась в море

грязи. Почва здесь была глинистая: пока вытащишь одну ногу, другая тут же утопала в грязи. Мы мучительно продвигались вперед. После того, как двести человек помесили эту дорогу ногами, она стала совершенно непроходимой. Издали казалось странным, что люди, высоко поднимая ноги, шагают, таская на спине кирпичи. Особенно трудно было в жаркие дни. Солнце пекло, саднило плечи, и веревка врезалась все глубже. Когда мы после работы добирались до бараков, то тут же, грязные, сваливались спать. Все равно, в какую погоду - в жару или в дождь, — нас гоняли на работу, пока все кирпичи не были перенесены на берег реки.

Затем отделили пятьдесят человек, тех, кто без семей, оставили здесь на временные работы, а остальных назначили для переезда дальше, в Былин, за шестьдесят километров от Парабели — наше будущее место жительства.