- 381 -

Минусинск

В Минусинске, в центре города — большие каменные дома еще царского времени, в которых размещались городские учреждения. Были и старинные особняки. В одном из них прекрасный этнографический музей, созданный умным и образованным старожилом города — Мартьяновым. При музее была закрытая библиотека. Рассказывали, что потомки декабристов, возвращаясь в Россию, оставляли Мартьянову книги своих библиотек. В наше время самым известным врачом в Минусинске был сын основателя музея — доктор Мартьянов. Увы, и он не избежал общей участи — сын его отбывал срок, кажется, на Колыме...

Был район современных домов, вообще же город был из деревянных одноэтажных построек на высоком фундаменте, около каждой большой огородный участок, что удлиняло улицы. Вход был со двора. Ходили по мостовой, потому что из окон на тротуар иногда выплескивали грязную воду! Жили без канализации и водопровода, питьевую воду несли из колонок. Может быть, в центре было цивилизованнее — этого я не знаю.

Нас приютила на первое время уехавшая год назад из Богучан семья. Дали комнату, куда вместились наши вещи и пол которой ночью был покрыт нашими спящими телами. Дети в дороге подхватили ветряную оспу и так, на полу, ею и переболели. Иван Корнильевич бросился искать какую-нибудь половину дома (на целый у нас не хватило бы денег), чтобы скорее переехать. Главная улица, как и полагалось в то время, была улица Сталина. На ней больше всего продавали домов, но для Ивана Корнильевича жить на улице с таким названием было совершенно неприемлемо. Наконец нашли половину низкого старого дома по улице Пушкина, 16. Был и двор, и сараи, и огородный участок вдоль берега Минусинки. Не знаю, была ли она где-нибудь более приглядной — около нас

 

- 382 -

представляла собой широкую, обшитую досками канаву. Как-то не очень было видно, что вода в ней течет, но поливать огород было удобно. Мы не знали, покупая, что каждую весну во время таяния снегов в горах, эта часть города — вместе с нашим домом — оказывалась затопленной. Говорили, что раньше на Минусинке, у подножия гор, стояла водяная мельница, шлюзами регулировавшая напор воды. После разрушения мельницы Минусинка исправно заливала окрестности. Вообще же в Минусинске была и настоящая река, называвшаяся Протокой. Рядом протекал Енисей.

Мы сразу же перебрались в купленную нами половину дома. Она состояла из передней с кладовками, кухни и большой комнаты, половина которой была занята русской печью. Вместе со всем этим нам достался кот, и сразу же стала приходить очень симпатичная собака от соседей, которые ее не кормили и были рады, что она к нам пристроилась. В первую ночь мы не могли заснуть от странного шелеста и какого-то чавканья. Зажгли свет: стена русской печи была коричневая и шевелящаяся — вся покрытая тараканами! Их жевал сидящий перед печью кот! Страшное зрелище...

Надо было все коренным образом переделывать и торопиться. Стоял август. В Минусинске летом +40 градусов, зимой тоже 40, только с минусом. Мы наслаждались овощами и фруктами — были дыни, а помидоров, созревших на огородах на солнцепеке, на килограмм помещалось только три штуки!

Мама и Иван Корнильевич устроились на работу — он инженером в Управление шоссейных дорог, а для нее нашлось место врача в физиотерапевтическом кабинете. Заведующей горздравом в то время была очень неприятная женщина, по фамилии Лоханина. С трудом верилось, что она врач и имеет образование. Но ее муж был председателем горисполкома, поэтому она была самым влиятельным и заметным человеком в городе. Ссыльных, естественно, не любила...

На мне были дети, хозяйство, огород, куры и коза Майка. Мы с детьми всячески развлекались, поэтому у нас сложилось своеобразное стихотворение о местах работы всех членов нашей семьи;

Если прямо ты пойдешь,

Сразу ФеТеКа найдешь,

Вверх прошу поднять ваш взор —

Перед вами ГУШосДор.

Служба мамы — лучше всех:

Кот-Кур-Коз, Кух-Дет...

(ФеТеКа — физиотерапевтический кабинет, ГУШосДор — Главное управление шоссейных дорог).

Стали из всех сил переделывать наше жилище в более приемлемое. Прежде всего сломали русскую печь — комната сразу стала просторной, вывели тараканов, из кухни сделали вторую комнату, переднюю превратили в кухню. Из кирпичей Иван

 

- 383 -

Корнильевич сложил печь на две комнаты и в новой кухне — плиту. Все побелили, полы выскоблили. Едва успели к зиме. За это время к дому была пристроена веранда (вместо передней). Ее строил очень забавный человек — степенный, небольшого роста, бородатый. Звали его Автоном Корнильевич. Наши мальчики, постоянно слышавшие имя и отчество своего отца, очевидно считали это одним словом и стали называть нашего строителя — Автоном Иванкорнилич! Мы смеялись, пытались поправлять, но постепенно и сами (за глаза) стали так о нем говорить. По воскресеньям Автоном Иванкорнилич был неузнаваем — в шляпе! Приходил к нам, целовал мне руку и просил «авансик», где-то его пропивал, но в понедельник утром всегда был в полном порядке. Веранда удалась на славу — достали стекла и застеклили ее.

Весной 1956 г. нас затопила Минусинка, в погребе стояла вода, пол комнаты был покрыт выловленной из погреба мокрой картошкой. Долгое время все это сушили, чистили, приводили в порядок. На следующую весну Иван Корнильевич устроил такие валы и заграждения, что вода наш дом обошла.

На соседней половине дома жил шестнадцатилетний школьник из села Кривая — Ваня Шустов. Высокий, красивый, прекрасно сложенный, спортивный. Приходил за книжками. Серьезно читал. Скоро стал нашим добрым другом, достойным собеседником. Понял, что для меня приятно и важно, — из деревни всегда возвращался с большим букетом полевых цветов. Однажды прибежал сказать, что в книжном магазине объявлена подписка на Всемирную историю искусств и можно сразу же приобрести первый том, что выстроилась большая очередь. Все мои были на работе — денег у меня не было. Ваня собрал все имевшиеся у него деньги, выстоял очередь, подписался и принес выкупленный том. Так мы были ему благодарны, возвращая деньги. Очень смешно однажды получилось. Ворота у всех там добротные, высокие, из толстых досок. Соскочившая с петли калитка тяжела неимоверно. Иван Корнильевич всячески примеривался, чтобы ее посадить на место. Если удавалось посадить наверху, то при попытке посадить и нижнюю часть все опять соскакивало. Уж мы и стул подставляли, и я командовала — безрезультатно. Двор наш стоял совершенно беззащитным. К счастью, это произошло в воскресенье. Вернувшийся вечером из деревни Ваня увидел наши мучения, удивился, присмотрелся, поднял тяжеленную калитку, чуть направил плечом и насадил петли. Никогда не забуду.

Я не могла удержаться и с таким умным и соображающим юношей говорила откровенно, рассказывала о несправедливостях, лагерях, расстрелах, о гибели невинных, об уничтожении интеллигенции. Ваня слушал и ужасался, я видела, что он не мог поверить. Шел 1956-й год, прошел XX съезд, на котором Хрущев разоблачил Сталина. Об этом не было открыто напечатано, но говорилось на закрытых партийных и комсомольских собраниях. Ваня прибежал к нам совершенно потрясенный. Не верил раньше, а все оказалось правдой.