- 47 -

Глава 4.  Москва. Реабилитация гражданская и литературная.

Письма Гронского Симонову и Молотову

 

В мае 1954 года наша семья уехала в Москву. Конечно, это было событием и для нас, и для актасцев — редко кому удавалось оттуда выбраться в столицу. Отец уехал раньше. Он хлопотал о реабилитации — восстановлении честного имени, и о восстановлении в партии. Получил квартиру на улице Строителей, с трудом устроился на работу. Никаких дипломов, справок, документов на руках не было, они все были взяты при аресте и обыске. Все нужно было доказывать, искать и восстанавливать самому — что ты учился в Институте красной профессуры, был профессором — читал лекции, был ответственным редактором одной из самых крупных газет — «Известий» и не менее известного и любимого, печатавшего лучших писателей и поэтов журнала «Новый мир». Это было «в той жизни», до ареста.

В конце 1955 года Иван Михайлович написал Елене Александровне в Казахстан: «Елена, бросай все, приезжай! Времена меняются, надо ходатайствовать о реабилитации Павла». Речь шла о гражданской реабилитации — о снятии с Павла Васильева ложных обвинений, клейма «враг народа», о восстановлении чести и достоинства.

Елена быстро собралась и приехала в Москву. Жила у Гронских.

Не дожидаясь окончания знаменательного XX съезда партии, осудившего «культ личности Сталина», Гронский написал письмо Первому заместителю председателя Совета министров СССР В.М.Молотову.

 

- 48 -

«Дорогой Вячеслав Михайлович!

Едва ли нужно говорить о поэтическом творчестве Павла Васильева. Все опубликованные в печати его произведения Вы читали. Следует сказать разве только то, что кроме опубликованного, у него при аресте, произведенном в феврале 1937 года органами НКВД СССР, было взято огромное количество рукописей, в том числе множество неопубликованных, в частности, две большие поэмы «Песня о гибели казачьего войска» и «Христолюбовские ситцы».

Зная хорошо Павла Васильева, я, глубочайшим образом, убежден в его невиновности. В живых его, по-видимому, нет. Поэтому вернуть его к творческой жизни мы уже не можем. Но реабилитировать, собрать и издать его произведения мы можем. А если мы это сделаем, то тем самым мы вернем нашему народу его замечательного певца, настоящего большого поэта, с потрясающей художественной силой отразившего эпоху первой и величайшей в мире революции социалистического пролетариата».

Дата на черновике 24 февраля 1956 г. Приписка Гронского: «Через четыре дня после отсылки этого письма, из ЦК партии позвонили жене Павла Васильева и предложили ей пойти к директору Гослитиздата для заключения договора на издание сочинений Павла Васильева, что она и сделала. И.Г.»

Написала письмо В.М.Молотову и Елена Александровна:

«Мой муж поэт П.Н.Васильев в свое время мне говорил о том, что Вы не только были знакомы с его поэтическим творчеством, но и неоднократно брали его под свою защиту от несправедливых и необоснованных гонений.

В феврале 1937 года мой муж поэт Павел Васильев был арестован, а через год была арестована и я, как его жена. Со дня ареста мужа я не имею о нем никаких сведений. Хорошо зная всю его жизнь, я могу сказать о нем только одно: Павел Васильев был настоящим советским патриотом, что с достаточной определенностью выразилось во всем его поэтическом творчестве.

Будучи глубоко убеждена в его невиновности, я и решила обратиться к Вам, Вячеслав Михайлович, с ходатайством.

Во-первых, о пересмотре дела моего мужа поэта Павла Николаевича Васильева, об отмене приговора суда и о полной его реабилитации;

 

- 49 -

Во-вторых, об отмене приговора Особого совещания при НКВД СССР от 21 марта 1938 года, по которому я была осуждена к 5 годам заключения в ИТЛ только за то, что я была женой поэта Павла Васильева. Указанный срок я полностью отсидела;

В-третьих, об издании поэтических произведений Павла Васильева.

Е.Вялова

27.2.1956 г. Адрес: Москва, В-261, Боровское шоссе, корп. 24, кв. 21, тел. ВО-35-49».

 

3 марта пришло письмо из Управления делами Совета министров СССР от И.Лапшова, в котором сообщалось, что письмо на имя В.М.Молотова получено и им рассмотрено, а также «направлено т. Руденко и копия Вашего письма — т. Поспелову (ЦК)».

«Прошло всего лишь несколько дней, и мне позвонили из отдела печати при ЦК и предложили в Гослитиздате заключить договор на сборник произведений Васильева», — вспоминала Елена Александровна те дни, насыщенные радостными хлопотами.

Отсутствие документов заставляло быть везде просителем — надо было обращаться в архивы, к людям, которые могли быть свидетелями того или иного факта биографии двадцатилетней давности. В недоверии было нечто унизительное. Надо было доказывать, что ты жила в Москве, что ты была женой Васильева, что ты была знакома со многими известными людьми — писателями, поэтами, артистами, и что это не было вымыслом. Да, находились люди, которые не верили, что в доме Тройских они с Павлом запросто встречались с самыми известными людьми — артистами, художниками, летчиками, композиторами, государственными деятелями и, конечно же, — писателями, поэтами. Прошло почти двадцать лет. Многих уже не было в живых — одни были арестованы и расстреляны, кто-то погиб на войне... Грустные, но и радостные встречи. Жизнь продолжалась.

Через месяц, 3 апреля 1956 г. из Главной прокуратуры СССР на улице Кирова (Мясницкая), дом 41 — пришло извещение от майора юстиции Ожегова:

«Ваше дело и дело Вашего мужа Васильева П.Н. направлено для рассмотрения в Верховный суд СССР». На обороте красными чернилами написаны номера реабилитационных справок: 4н-6998/56 жена и 4н-6976/56 муж.

 

- 50 -

Елена Александровна была на приеме у Ожегова. Я слышала разговор взрослых об этой встрече. Помню главное:

«Ожегов сказал, что Васильев погиб. Он не виновен. Вышел из кабинета, дал мне прийти в себя.

Дело читать не разрешил, но оставил открытым на странице, где стояла дата 15 июля 1937 года. Я поняла, что это была дата расстрела. Именно в этот день — 15 июля я в последний раз приходила на передачу денег, мне сказали, что Васильеву дали «десять лет дальних лагерей без права переписки».

Позже стало известно, что в этот черный день свершился «суд» над Васильевым.

Прошло три мучительных месяца ожидания реабилитации. И наконец 2 июля 1956 года тетя Лена получила долгожданную справку(1). Через 30 лет, в 1988 году на наш повторный запрос о том, что было причиной ареста, гибели, и месте захоронения П.Н.Васильева мы получили другую справку(2).

Елена Александровна работала в архивах, библиотеках, восстанавливала старые знакомства. Ее время было заполнено до отказа, она торопилась, собирала материалы для сборника стихотворений. То были радостные хлопоты.

19 июля 1956 года Елена Александровна написала заявление о восстановлении П.Н.Васильева в Союзе писателей СССР (посмертно)(3).

Время шло, надеялись на благополучное решение, но Елена Александровна получила отрицательный ответ.

Встревоженный этим обстоятельством, Гронский обратился с письмом к К.М.Симонову, секретарю правления Союза писателей СССР:

«Дорогой Константин Михайлович!

Секретариат Союза советских писателей своим постановлением отказал в восстановлении в союзе поэта Павла Васильева, отказал, несмотря на то, что имел в своем распоряжении все документы о полной его реабилитации.

Военная Коллегия Верховного Суда СССР, принимая решение о реабилитации Васильева, тем самым авторитетно установила, что он абсолютно ни в чем не был виноват перед своим народом, перед советским обществом и государством. В живых, как Вы знаете, Васильева нет. Он уничтожен бандой Ежова и Берия, уничтожен в расцвете творческих сил, в расцвете своего большого и оригинального дарования.

 

- 51 -

До ареста поэта, произведенного органами НКВД СССР в феврале 1937 года, его дико травили. Собственно, его травля в какой-то мере и была причиной ареста и последующего его уничтожения. Так неужели и сейчас, после его смерти, Союз писателей не оборвет эту линию травли и не восстановит поэта во всех правах члена Союза?

Этот вопрос немаловажный и не формальный.

Это вопрос об отношении к поэту его профессиональной и творческой организации: пускает ли ССП поэта Павла Васильева в будущее с ярлыком отщепенца, чуждого советской литературе человека, или, наоборот, ССП пускает его в будущее как своего равноправного собрата по перу, по творчеству, по работе в советской социалистической литературе?

В этом суть вопроса.

Убежден, что Вы правильно поймете мою тревогу и за доброе имя погибшего поэта и за авторитет Союза писателей.

14.8.56 г. С ком.пр. Гронский»

Ответа не было — ни письменного, ни устного, а его так ждали! 5 сентября Тройский отправляет еще одно письмо К.М.Симонову, уже официальное(4).

Тем временем Елена Александровна берет направление из Союза писателей, подписанное Е.А.Долматовским, и едет в Литературный архив при МВД в селе Никольское. Она начинает собирать архив поэта, «выражающийся в рукописях, дневниках, записях, переписке и других литературных материалах, изъятых при аресте». Что конкретно ей удалось найти в Никольском, сказать не берусь, знаю одно: стихи и поэмы Павла Васильева приходилось собирать по крохам в самых разных местах. Что-то сохранили друзья поэта, что-то уцелело в журналах и газетах.

Позже Елена Александровна вспоминала:

«Главный редактор Гослитиздата Котов, если мне не изменяет память, оказался моим старым знакомым, после долгих воспоминаний прошлого, перешел к главному — изданию сборника. Котов посоветовал взять в составители сборника Павла Леонидовича Вячеславова, сказав, что у него имеется много стихов Павла. С Вячеславовым я была знакома еще до ареста. И вот встретились снова. Он рассказал — откуда у него так много печатных произведений Павла. Оказывается, в те страшные годы, когда произведения репрессированных были изъяты из библио-

 

- 52 -

тек, у него был свободный доступ в макулатурный отдел библиотеки им. Ленина. Он приходил туда, разыскивал газеты и журналы со стихами Васильева, вырывал их и уносил домой. Но так как в то время держать дома подобную литературу было опасно, то он увозил все это к матери в деревню и держал все найденное в железной банке в земле. Весь свой материал он принес ко мне и со всем, найденным мною, мы начали работать над составлением сборника. Он был быстро составлен и сдан в издательство, работали мы с большим подъемом».

Черновиков Елены Александровны по подготовке первого сборника стихов Павла Васильева не сохранилось, но кое-какие записи в ее тетради все же остались. Она искала рассыпанные по разным журналам и газетам стихи Павла. Просмотрела: «Альманах ЗиФ», «Великий перелом», «Вечернюю Москву» апрель-сентябрь 1933 г., № 225-299; «Голос рыбака» 1930-31; «Женский журнал»; «Журнал для всех»; «Звезду»; «Землю советскую» 1929 — 32 гг.; «Красную новь» 1929 — 36 гг.; «Молодую гвардию» 1929 — 35 гг., кроме 1932 г.; «Московское товарищество писателей»; «Недра» 1930, кн. 18, 19; «Новый мир» 1929 — 36 гг.; «Октябрь»; «Охотник и рыбак» (Новосибирск); «Охотник Сибири» 1926 — 29 гг.; «Прожектор» 1929 — 34 гг.; «Прожектор жизни»; «Пролетарский авангард» 1929 — 32 гг. «Промпартия» 7.7 — 25.11.1930 г.; «Сибирские огни» 1926 — 29 гг.; «Советская литература»; «30 дней» 1929 — 35 гг., кроме 1933 г.

Попутно тетя Лена хлопочет о жилье. Практика прописки была такова, что реабилитированного прописывали сначала в области, а потом, если удается получить жилье, — в Москве. Друг Ивана Михайловича — скульптор Сослан Дафаевич Тавасиев в 1954 году на целых три месяца дал приют у себя на даче большому семейству Гронских, а через два года опять выручил — прописал Елену Александровну на своей даче в Ново-Абрамцеве, в поселке Художников.