- 273 -

Немецкое время и 1944-й год

Пока я находилась в лагере, наш дом был всегда полон — преимущественно молодежью. Из-за бомбежек и пожаров 1941 г. многие оказались бездомными и находили приют у мамы — квартира была большая. Мамины больные, жившие по окрестным хуторам (сельское хозяйство еще не было разрушено), привозили продукты, и у нее была возможность помогать беспомощным городским знакомым.

Мама рассказывала об опасностях, грозивших в немецкое время не только евреям. За левые убеждения арестовали адвоката Яска. Как и в советское время, никто за попавшего в беду человека заступаться не решался. А она заступилась, и человека освободили. Об этом во многих письмах писала мне (уже после маминой смерти) его вдова, подчеркивая, что никто не осмелился — только доктор Бежаницкая.

В лагере военнопленных был Всеволод Грюнталь — впоследствии прекрасный врач-психиатр, заведующий в Таллинне психоневрологической больницей. Тогда он был студентом последнего курса медицинского факультета. Иногда под конвоем приводили в рентгеновский кабинет на просвечивание военнопленных. Всеволод Грюнталь был среди них как медицинский работник. Мама известила его мачеху, жившую в Таллинне. Та приехала, была наряжена в белый халат, посажена в рентген кабинете как медсестра, делала вид, будто что-то записывает, и они смогли обо всем поговорить. Присутствовавший в кабинете немец-конвоир был уверен, что происходит запись данных просвечивания.

В вышедшей в Швеции книге Веры Поска-Грюнталь (дочери Яана Поска, маминой подруги) «Это было в Эстонии. 1919 — 1944», на эстонском языке, одна из глав называется «Доктор Клавдия Бежаницкая».

«<...> Я училась у нее твердости духа и оптимизму. Эти качества проявлялись и в самые тяжелые дни ее жизни, когда НКВД арестовало ее единственную дочь. Судьба дочери несколько лет была ей неизвестна, но каждый год в день ее рождения она покупала ей подарки, среди них была и книга по искусству, для дочери делала отметки в календаре.

О высланных и арестованных в доме Бежаницкой служились молебны.

 

- 274 -

Во время немецкой оккупации ее особой заботой было постараться сделать все возможное для спасения знакомых евреев. Она находила для них возможность укрыться в деревне, в то же время добывая нужные документы и привлекая знакомых и друзей к оказанию помощи. Ее хорошее знание немецкого языка помогало при деловых отношениях с оккупантами. Одновременно она помогала русским пленным, посылая им еду.

<...> Доктор Бежаницкая ничего не боялась. Так, она совершила следующее. Немцы уничтожили крещеного еврея, г-на К. (Борис Кломпус) в первые же дни, как появились в Тарту. К. был женат на датчанке, у них была маленькая четырехлетняя девчурка. С помощью доктора Бежаницкой достали для вдовы и ребенка нужные документы для выезда из Эстонии. Но прежде госпожа К. просила, чтобы доктор Бежаницкая помогла найти труп ее мужа, чтобы по-настоящему похоронить. Ночью вырыли на краю сада труп несчастного К. и в ночной темноте перезахоронили его на кладбище».

В октябре 1989 г. Тартуский тубдиспансер очень хорошо отметил столетие со дня рождения доктора Бежаницкой. Было торжественное собрание врачей с докладами доктора Арро и доктора Кангро. Статья заведующего тубдиспансером доктора Арро была опубликована в тартуской газете «Вперед» от 17 октября 1989 г. (эта же статья появилась потом на эстонском языке в газете «Эдази» и в журнале «Ээсти арст»). В своей статье доктор Гуйдо Арро рассказал также о спасении персонала и инвентаря тубдиспансера в дни бомбежки Тарту в 1944 г.

«Во время оккупации доктор Бежаницкая продолжала работу по борьбе с туберкулезом. Во время войны, 20 августа 1944 г. она эвакуировала персонал и имущество тубдиспансера. Этим она спасла его от уничтожения во время пожара на улице Лай. Помощниками в этой эвакуации были часовщик Эглит и его друг Компус, которые не только нашли грузовую машину, но и снабдили деньгами. Среди эвакуированных был трехмесячный ребенок и 70-летняя мать одной из сестер. Тубдиспансер эвакуировали в местечко Варбевере в 42 километрах от Тарту, где в помещении школы сразу же началась работа. Особенно это было важно для получающих пневмоторакс (поддувание воздуха) — лечение, которое нельзя прерывать».

Об этой эпопее прекрасно рассказывала доктор Хилья Кангро, в то время еще медсестричка.

А мне очень хочется написать о часовщике Эглите. В 1944 г. он не только достал машину (кажется, даже две) и снабдил маму деньгами, которые не надо было возвращать, но в 1957 г., узнав о возвращении доктора Бежаницкой, приехал в Таллинн и появился на территории больницы, в нашей комнатке над больничной кухней. Он сказал, что знает о том, что доктор Бежаницкая сейчас на приеме в рентген кабинете и пойдет к ней, но сначала хочет приветствовать меня. Тут он всунул в карман моего платья деньги, заметив, что они нам сейчас пригодятся. От мамы я узнала, что этот неизвестный мне человек был часовщик Эглит.

 

 

- 275 -

Продолжаю статью доктора Арро:

«После освобождения Тарту Бежаницкая приехала в город и стала искать подходящее помещение для тубдиспансера. Нашла две пустующие квартиры по улице Вески, 62. <...> Начали работу уже 1 октября 1944 г. Достали новый рентгеновский аппарат. В среднем с 1941 по 1949 гг. обследовались по 1800 человек в год».

Из-за того, что мама была в ссылке, умалчивалось о том, что она первая начала медицинскую работу в освобожденном Тарту. Только после ее смерти в некрологе написали правду:

«Ее заслугой было то, что в послевоенном Тарту первым из лечебных учреждений открыл двери Туберкулезный диспансер».

Когда в 1944, г. начались военные действия, наша очень сомнительная прислуга бежала, захватив с собой одну из наших собак. Хозяйственные заботы добровольно взяла на себя милая молодая студентка Галя Голубева — теперь Галина Васильевна Лавриненко, живущая в Минске. Я тщетно упрашиваю ее записать события этого страшного времени и ее героическое поведение. Когда мама эвакуировала диспансер, Галя вывезла свои и наши вещи в деревню. Спасала там от пожара больше наше имущество, чем свое. В результате ее собственные вещи почти полностью погибли. Спасала нашу собаку. Когда прогнали немцев, пыталась спасти наши вещи от русских. Какой-то предприимчивый пскович начал грузить на машину наши книги, прихватил и этажерку. Галя говорила ему, чтобы он не трогал книги, что хозяева квартиры только от бомбежки уехали и вернутся. Этот «освободитель» показал Гале револьвер и спросил: «А это ты хочешь?» И уехал с полной машиной. Героическая молодая девушка поступила очень умно: сняла с диванов обивку — вышитые мамой ковры. Грабители такую испорченную мебель брать не захотели, и таким образом она сохранилась. В квартире некоторое время хозяйничал русский санитарный отряд. О его поведении не хочется писать.

Через мамин диспансер прошло очень много врачей. Самой интересной из них была Эллен Фрей — прибалтийская немка по крови, русская по культуре. Она была не только знающим и добрым врачом, но еще и художницей. Уехала в Германию, потом переписывалась с мамой, присылала нам фотографии своих картин. Жила совершенно одиноко. Однажды наше письмо вернулось с пометкой, что она умерла. Надеюсь, что ее картины где-нибудь хранятся. На них хочется смотреть.

Сохранилось коротенькое письмо доктора Эллен Фрей, написанное 20 декабря 1980 г., в которое были вложены цветные фотографии ее картин.

«Дорогая Тамара! Случайно сегодня я нашла Вашу открытку из Таллинна и решила Вам послать несколько строк. Надеюсь, что

 

- 276 -

Вы обрадуетесь получить весточку. Вы описываете мои картины, а ведь я пишу теперь только маслом, и размеры картин у меня теперь другие. Что касается жизни моей, то я осталась совсем одна, все мои умерли, и я довольно серьезно больна сердцем, но дух мой жив по-прежнему. В моей квартире висит приблизительно 50 картин крупного размера. Пишу все фантазии.

Хорошо бы встретиться и, как мы говорили, тряхнуть стариной.

Всего доброго и хорошего в новом году. Ваша Эля Фрей».