Глава I

Семейные предания. 1855—1911

В Петербурге и сегодня проживает немало людей с иностранными фамилиями. В 1920-е годы, во времена моего детства, такие фамилии встречались чаще, но уже тогда их, как правило, носили люди, которые родились в России, считали ее своей родиной и по-русски говорили свободно, без акцента. Таким был и мой отец. Он считал себя русским гражданином, хотя носил немецкую фамилию, а его фамильные корни уходили в Прибалтику, Польшу, Англию, Швецию... Сегодня можно только удивляться тому, как причудливо в генеалогическом древе одной российской семьи пересеклись представители различных культур, национальностей и вероисповеданий.

На первых листах семейного альбома, названного отцом «.Домик в сосновом лесу», старинные фотографии — одни выцвели, другие прекрасно сохранились. На фотографии, датированной 1860 годом, скромная девушка в темном закрытом платье задумчиво смотрит в сторону. Это моя бабушка по папиной линии Мария Тыдельская. Она родилась в 1848 году во Влоцлавске. Ее отец поляк, пастор евангелического вероисповедания Джон Тыдельский, а мать англичанка, урожденная Черч. У Марии был брат, по-видимому, близнец — Вильгельм-Адольф. Он окончил в 1873 году Горный институт в Петербурге, успешно работал горным инженером в Туле и инспектировал горные разработки в разных губерниях страны. О детстве Марии Тыдельской мне ничего не известно.

На той же странице альбома фотография также 1860 года: высокий стройный красивый брюнет с небольшими усиками, рядом сидит другой, помоложе, в пенсне. Оба они в форменных сюртуках — это братья Вольдемар-Карл и Адольф фон Виттенбурги. Родители их были тоже

разной национальности: отец — немец, а мать — шведка. Вольдемар-Карл, мой дедушка, родился в 1840 году в г. Вольмара¹ вблизи Риги. О его брате Адольфе никаких сведений не сохранилось.

Вольдемар-Карл воспитывался в частном учебном заведении и окончил в Риге телеграфную школу. Его направили служить в Польшу, где он и познакомился с юной Марией Тыдельской. Молодой телеграфист обладал хорошими знаниями и добросовестностью, что видно из его быстрого продвижения по службе. Вскоре ему доверили заведование телеграфной станцией в Лодзи. В его послужном списке написано: «Во внимание отличной усердной службы, всемилостивейше награжден полугодовым окладом»². В это же время он получил первый чин — коллежского регистратора.

В 1862—1863 годах в Польше вспыхнуло восстание³. Оно не оставило равнодушным молодого немца. Видимо, слишком велики были его симпатии к полякам. Его участие в восстании было обнаружено с некоторым запозданием, возможно, он не сражался с оружием в руках, а помогал восставшим, задерживая телеграфные депеши. Наказание было суровым: ссылка в Сибирь, лишение дворянства и всех привилегий. По окончании срока ссылки Владимир Иванович (так его стали называть в Сибири) должен был оставаться в тех же краях. В 1870 году он получил назначение в Благовещенск начальником телеграфного отделения. Сильный характер Марии Тыдельской, любовь и преданность толкнули ее на поездку в дальнюю суровую страну к своему избраннику. В Сибири они обвенчались.

Службу Владимир Иванович нес по-прежнему добросовестно, и его заслуги были отмечены орденом Св. Станислава 3-й степени и чином коллежского секретаря за поездку на Амур. В 1877 году его перевели на должность телеграфиста во Владивосток, который в то время представлял собою небольшое селение, только в 1880 году получившее статус города.

Уссурийские тигры не раз появлялись на его улицах, как отмечали современники⁴. Виттенбурги обосновались на окраине в маленьком деревянном домике на Косой улице. У четы Виттенбургов родилось в Сибири девять детей — пять девочек и четыре мальчика. Жили очень скромно, кроватей на всех не хватало: подросшие мальчики спали в одной из комнат на полу, но зато каждый имел свое постельное белье.

Дети были предоставлены в основном самим себе, так как у Марии Ивановны было много забот по дому. Старшие дочери и сын Сергей учились в гимназиях, а младшие бегали по окрестностям и шалили. Не раз Марии Ивановне приходилось их строго наказывать, иногда даже и розгами. Отец семейства очевидно обладал мягким характером и наказывать детей не мог. Часто и мой отец попадал под тяжелую руку матери, уважал ее, но решил, что своих детей розгами никогда учить не будет, так как этот метод воспитания отдаляет ребенка от родителей.

Однажды к ним во двор забежал бурый медвежонок. Мальчики загнали его под навес сарая, накинули на него аркан. Удалось продать его в зоологический сад Шанхая, на вырученные 10 рублей купили малокалиберное ружье «Монтекристо». С этим ружьем ходили в лес стрелять бурундуков и других мелких животных, препарировать которых их научил французский натуралист Бонхов. В составе французской экспедиции он собирал естественнонаучный материал для Парижской международной выставки 1900 года. Таким образом, молодые натуралисты помогли в создании небольшой коллекции фауны Уссурийского края.

В 1884 году Владимир Иванович принял участие в основании первого на дальнем Востоке научно-просветительного общества — Общества изучения Амурского края⁵, которое успешно действует и поныне. В этот же год Мария Ивановна принесла восьмого ребенка — моего отца Пауля-Людвига.

Зимою этого года семью постигло большое несчастье — Владимира Ивановича отстранили от должности. Он имел поручение следить за строительством телеграфной линии Благовещенск—Шанхай. Произошла растрата казенных денег. Будучи человеком доверчивым, Владимир Иванович в расходах положился на десятника, а тот оказался нечист на руку. Обвинение пало на Владимира Ивановича, для него это явилось большим ударом. Лишь в Петербурге можно было доказать свою невиновность, но он не имел права выехать из Сибири.

Так как нужны были средства на содержание семьи, Владимир Иванович попробовал заняться совершенно не свойственным его натуре делом — открыть омнибусное движение в городе:

«В конце марта 1885 года горожане были поражены новым видом транспорта. На улице появился омнибус. Карета, запряженная парой лошадей, тащилась на подъем медленно, но она все же надежно развозила пассажиров. Это новшество ввел Виттенбург. Пара карет, пущенных им в работу, обеспечила хозяину в первый же день 40 рублей валовой выручки. За проезд надо было платить 15 коп. Но, к сожалению, хотя новый вид транспорта и понравился нашей публике, Виттенбург вынужден был отказаться от этой коммерции. Пара лошадей с трудом затаскивала карету на крутые подъемы, нужна была третья лошадь, а это сводило на нет всю прибыль предприятия»⁶.

Дело не удалось.

Осенью 1885 года Мария Ивановна, несмотря на то что была на сносях, решила ехать в Петербург хлопотать за мужа. Предание о героической поездке моей бабушки передавалось в нашей семье из поколения в поколение. Она потеплей оделась, взяла пистолет и санным путем отправилась в столицу. В дороге у нее родился сын Александр. Она продолжала путь, держа в одной руке младенца, в другой пистолет. Дорога заняла два месяца. В Петербурге ей удалось доказать невиновность мужа. Вернулась домой благополучно с высочайшим помилованием и со здоровым сыном. Владимир Иванович вновь получил свою должность в почтово-телеграфном ведомстве. Однако ему следовало компенсировать растрату в размере 1080 рублей из суммы, выплаченной ему за время отстранения от должности.

Вероятно в это время Мария Ивановна каким-то образом нашла возможность приобрести в Хабаровске или Благовещенске доходный дом, квартиры которого сдавались внаем. Доход от этого дома поддерживал бюджет семьи и в дальнейшем помог получить мальчикам высшее образование. Вскоре Владимир Иванович заболел туберкулезом легких и в 1895 году скончался. В городской газете было помещено извещение: «15 марта происходили похороны умершего старожила края, почтово-телеграфного чиновника В.И. Виттенбурга; гроб сопровождали сослуживцы покойного и многочисленная публика, в числе которой были все служащие Датского телеграфа. На гроб был возложен металлический венок "От сослуживцев"»⁷.

В мае того же года Мария Ивановна получила право на жительство во всех городах и селениях Российской империи.

О жизни братьев и сестер моего отца у меня очень неполные сведения.

Старшая сестра отца Елена (рождения 1871 года) во Владивостоке окончила гимназию, приобрела специальность телеграфиста и некоторое время работала. В 1890 году вышла замуж за телеграфиста Датской телеграфной компании Гуйдо-Эрнеста Шуман-Делакроа. Вскоре супруги уехали в Либаву, где муж получил место телеграфиста в той же компании.

Старший брат Сергей окончил в Санкт-Петербурге Военно-медицинскую академию и связал свою жизнь со службой на Российском флоте. Участвовал в нескольких морских сражениях, в том числе в Цусимском. Корабль, на котором служил Сергей, был взорван японцами. С тонущего корабля его спасли японцы и взяли в плен. После освобождения из плена в 1905 году Сергей был переведен на Балтийский флот и служил в Кронштадте. Он плавал старшим судовым врачом на многих судах: на эскадренном броненосце «Император Николай I», линкоре «Цесаревич» и других, совершая внутренние и заграничные плавания.

Еще во Владивостоке в 1899 году Сергей женился на дочери покойного контр-адмирала Александра Армфельта — Фриде. В 1903 году у них родился сын Вильгельм-Александр. И Фрида и сын через несколько лет умерли. Сергей женился на сестре Фриды — Карин — вдове чиновника министерства финансов Леонтия Бородовского. Дочь Карин — Ольгу (рождения 1897 года) он удочерил.

В списке личного состава судов флота за 1914 год значится: «Фон Виттенбург Сергей Карлович. Лекарь. Ст. врач 1-го Балтийского флотского экипажа. Род. 18.11.1872, Еванг. - Лют. женат, 1 дочь. В службе с 1897 г. Коллежский советник (30.ХI.1908)...»⁸ Там же перечислены его награды: Орден Св. Анны 3-й степени, Св. Станислава 2-й степени и 6 медалей, в том числе Черногорская медаль «За храбрость», В Первую мировую войну Сергей служил в Гельсингфорсе главным доктором русского морского госпиталя, имея чин статского советника. Затем был назначен флагманским врачом второй бригады линейных кораблей Балтийского флота⁹. Когда Юденич наступал на Петроград в 1919—1920 году, Сергей был врачом походного госпиталя. Умер он 25 января 1921 года в Эстонии от какой-то инфекционной болезни, похоронен на кладбище Куремяки

в Ракверском районе волости Иллука. Ольга, дочь Карин, жила в Шотландии и работала медицинской сестрой.

После Сергея родились три девочки: 1873 — Виктория (дома ее звали Тозой), после революции она вместе с мужем Эрнстом Блинком, возможно, уехала в Финляндию; 1877 — Елизавета-Мария (Лиза). Она была особенно красива. Умерла 6 мая 1912 года в туберкулезном санатории Шнберг (Швейцария); 1879 — Каролина-Луиза (Кеда). Окончила гимназию во Владивостоке, вышла замуж за Фридриха Мейсселя, кандидата прав. У них в 1905 году родились две девочки-близнецы Марго и Ира. Фридрих рано умер. Кеда умерла во Владивостоке 17 мая 1920 года от воспаления легких. Ее девочки остались совсем одни. Об их дальнейшей судьбе будет сказано в другой главе; и, наконец, 1880 — Ванда. Во Владивостоке после окончания гимназии в 1910 году она вышла замуж за Константина-Акселя-Рафаэля Армфельта, сына лейтенанта Сибирского флотского экипажа Густава-Феодора Армфельта. В 1912 году Акселя перевели в Або (Турку), где он возглавлял лоцманскую службу. У них родились сыновья: Аксель в 1911 году и Эрик в 1914 году. О дальнейшей судьбе семьи Ванды напишу в главе, относящейся к 1926 году.

В 1882 году появился на свет Вильям-Богомил (Виля). Окончив гимназию во Владивостоке, поступил в Томский университет на медицинский факультет. За участие в студенческих волнениях он до 1910 года находился под надзором полиции. В 1904 году Виля перевелся на медицинский факультет Киевского университета. По окончании университета женился на курсистке ярославских Демидовских курсов Нине Александровне Дуссет. В 1915 году у них родился единственный сын Владимир. Виля, или Вильгельм Владимирович, как его стали звать, специализировался в области акушерства и гинекологии, достиг ученой степени доктора наук и звания профессора, был ведущим гинекологом Украины. Об этой семье более подробно будет сказано в седьмой главе.

Об Александре-Михаиле мне ничего не известно, видимо, он умер в детстве.

После смерти мужа Мария Ивановна какое-то время оставалась во Владивостоке. Когда дети подросли и разлетелись в разные края, она, по-видимому, посетила Европу. Сохранилась ее фотография, снятая в ателье в городе Галле в Германии. В кресле, держась прямо, сидит пожилая дама с четкими прямыми чертами лица. Седые волосы убраны в высокую прическу, взгляд немного снисходителен. Лицо и осанка несут на себе черты значительности и душевной силы.

Последние годы ее жизни прошли в Киеве в семье сына Вильгельма. Ее могила сохранилась и сейчас. На памятнике надпись на немецком языке: «Hier ruhet sanft in Frieden Marie v. Wittenburg, geb. Tydelsky. Geb. 1848, den 2 Juli, Gest. 1920 den 8 Mai. Die Dankbaren Kinder». («Здесь покоится в мире Мария ф. Виттенбург, урожд. Тыдельская. Род. 1848, июля, ум. 1920, 8 мая. Благодарные дети».)

Пауль-Людвиг, мой отец родился 9 февраля 1884 года восьмым ребенком в семье. Из-за отстранения от службы Владимира Ивановича, отъезда Марии Ивановны в Петербург крестить мальчика повели, когда ему было почти два года. Крестил его пастор Август Румпетер — евангелическо-лютеранский дивизионный проповедник Амурской и Приморской областей. Восприемниками от купели были сестра Елена (Эля) и доктор медицины Людвиг Бирк.

Мальчик рос большим шалуном. Ему не раз попадало от матери за разные проделки, его даже привязывали к столбу у крыльца. В гимназию поступил восьми лет. Позже он вспоминал: «Старанием и поведением не отличался, и из третьего класса был исключен «за нерадение к наукам», как было сказано в кондуите»¹⁰. В то время другой мужской гимназии во Владивостоке не было, и Мария Ивановна решила отправить Павла к своей замужней дочери Елене Делакроа (Эле), которая жила в Либаве. Железная дорога к тому времени доведена была только от Москвы до Иркутска. Регулярное сообщение с Россией поддерживалось судами Добровольного флота, курсировавшими между Владивостоком и Одессой.

В конце весны 1899 года пятнадцатилетнего мальчика отправили морем на пароходе «Киев» в сопровождении старшей сестры Каролины. По пути следования пароход заходил во многие порты, можно было выходить на берег и знакомиться с их достопримечательностями. Знание английского языка, полученное в гимназии, позволило общаться с местным населением. Первым портом был Нагасаки в Японии. Вот как позднее отец описывал свое первое большое путешествие:

«Меня, как молодого путешественника, пленила миниатюрность японской природы, большой порядок и чистота, а также рикши — легкие двуколки, в которых перевозились пассажиры. Простояв два дня в

Нагасаки, осмотрев город и окрестности, мы поплыли дальше в Порт-Артур. В ту пору Квантунский полуостров населен был главным образом военными. Порт-Артур представлял собою крепость среди голых скал, где располагались орудия, на улицах расстилался мощный покров пыли. Отсюда взяли курс на остров Сингапур. Сингапур — изумительно красивый город тропиков. Легкие постройки раскинулись вдоль набережной. На рикшах мы проехали аллеями через остров с тем, чтобы на полуострове Малакке посетить королевство Джохор. На лодке переплыли пролив. На противоположном берегу стояло мрачное серое здание — тюрьма, куда загонялась большая часть населения вечером, а утром выпускалась на волю, на работу. Король маленького королевства находился в вассальной зависимости от Англии. На рикшах по прекрасной дороге мы приехали обратно. Дорога была усажена кокосовыми пальмами и мощными банановыми деревьями, а между ними располагались плантации ананасов. К пароходу приплывали туземцы на пирогах и просили бросать им деньги. Они ныряли и в зубах держали монетки, которые доставали со дна.

Как в Тихом океане, так и в Индийском качки не замечалось, и так мы подошли к острову Цейлону. Коломбо — большой портовый город со значительным волноломом. На рикшах проехали полюбоваться величественным прибоем волн в Монтелавиньи. Волны с шумом и ревом ритмично разбивались о прибрежные скалы, производя внушительное впечатление. Также большое впечатление произвела гора Адама со своим Ботаническим садом. В Коломбо, так же как и в Сингапуре, среди цветов крупными буквами по-русски было написано: «Цветов не рвать!»

Из Коломбо курс был взят в Аденский залив на город Аден, где мы осмотрели мощные цистерны для хранения пресной воды. Затем, минуя Баб-эль-Мандебский пролив, «Киев» пошел в Красное море. По пути мы приставали у берегов Аравийской пустыни, затем вошли в Суэцкий канал, останавливаясь у берегов Египта, зашли далее в Порт-Саид и вошли в Средиземное море, испытав по пути действие самума — сухого горячего ветра с сильной песчаной бурей, далее через пролив Дарданеллы в Мраморное море, и пристали к берегу Константинополя, где поражает большое количество собак. Из Константинополя "Киев" направился в Одессу, где и закончилось наше 50-дневное морское плавание. Далее по железной дороге отправились в Либаву.

Это путешествие оставило сильное впечатление, и оно немало стимулировало в дальнейшем выбор мною специальности — географа-исследователя».¹¹

Эля и ее муж Эрнест поселили Павла у себя. Он готовился к поступлению в четвертый класс реального училища, но был принят во второй. Мальчика очень изменили и путешествие и новая обстановка: он стал серьезным юношей. «В кондуите при переходе из 3-го класса в 4-й была запись классного наставника: «Ничего не могу сказать, кроме хорошего»»¹².

Когда Павлу исполнилось семнадцать лет, он смог сам зарабатывать себе на жизнь: давал частные уроки, репетировал отстающих учеников. В семье сестры Эли подрастало трое детей — Эрна (1891 года рождения), Владимир (1892 года рождения) и Валида (1899 года рождения). Павел не хотел обременять сестру дополнительными заботами, да и в доме было тесно. В одной симпатичной семье он снял комнату с пансионом.

В это время он увлекся фотографией, собственноручно собрал аппарат и при помощи легкого штатива снимал не только окрестности, своих родных и друзей, но и самого себя. Сохранились фотографии, запечатлевшие переезд на новую квартиру, интерьер его комнаты. Здесь можно увидеть все, что занимало молодой пытливый ум. Много книг на полках, сделанных собственноручно, письменный стол с пристроенной-самодельной столешницей. На столе человеческий череп, черепа мелких млекопитающих, микроскоп, бутылочки с химикатами. На столе и стене фотографии родных. Интересно, что вид этого стола изобличает характер человека, который во многом уже сложился. И позже, когда бы и где бы папа ни устраивал себе рабочее место, оно имело те же особенности: пристройки к книжным полкам, к столу, фотографии близких.

Семья Эли владела под Либавой в Рейне домиком с садом. Некоторые фотографии этих лет отразили сцены сельского быта. На одной — забор воды для поливки сада из залива: лошадь, запряженная в повозку с бочкой, заходит в море, и Павел черпает воду ковшом, наполняя бочку. Эля с малышкой Валидой стоят на берегу. На другой фотографии — метание сена на воз, и так далее.

Еще одно увлечение Павла в это время, также оставшееся на всю жизнь, — фигурное катание. Ученики реального училища устроили специальный каток, где местные фигуристы с наслаждением плавно скользили, выделывая «восьмерки» или «тройки», или катались «голландским шагом» и вертелись «штопором». Следующим увлечением был велосипед. Павлу удалось накопить деньги и купить велосипед. Чтобы правильно обращаться с ним и суметь его починить, он поступил учеником в велосипедную мастерскую. У него вообще было стремление к основательным знаниям по каждому делу, которым приходилось заниматься.

В старших классах Павел получил возможность преподавать в воскресной школе для заводских рабочих, он с увлечением занялся этим и составил для учеников первый в своей жизни учебник — учебник арифметики.

В 1905 году Павел окончил реальное училище с отличием. По этому случаю он запечатлел себя у профессионального фотографа. Перед нами молодой человек, стройный и подтянутый, с горящими глазами. Под фотографией рукой папы написано: «Все в будущем».

В этом же году по конкурсу баллов он поступил в Рижский политехнический институт, но из-за студенческих забастовок занятия в нем прекратились. Тогда он решил поехать в Германию. Выбрал Тюбингенский университет, известный хорошо организованным процессом обучения естественноисторическим наукам. Кроме того, в маленьком немецком городке можно было жить на небольшие средства. В то время перед поступающими в германские университеты был выбор: если молодой человек готовился к государственной службе, то нужно было сдавать экзамены по всем предметам избранного факультета, а если предпочитал научную карьеру, тогда необходимо было сдать 125 экзаменов по теме своей диссертации, чтобы стать кандидатом, а затем сдать докторский экзамен, состоящий из одного главного предмета и двух дополнительных. Диссертация должна была быть напечатана в одном из научных изданий на любом европейском языке. Павел избрал второй путь.

Выбор курса лекций и практических занятий предоставлялся самим студентам:

«Мною были намечены геология общая и историческая как главный предмет и дополнительно химия и ботаника. В зимнем семестре я стал заниматься в химической лаборатории по количественному и качественному анализам и посещать лекции по общей химии и ботанике, а также по физике и зоологии. В летний семестр 1906 года, кроме продолжения слушания начатых лекций, протекали параллельно занятия в лабораториях и институтах. Мною совершались экскурсии на велосипеде по Южной Германии в долине Неккера, посещались вулканы-эмбрионы в Швабской Юре. Под руководством геолога доктора Ф.Целлера изучалась геология Шварцвальда. Он был первый наставник, который познакомил меня с элементами полевой геологии и привил мне любовь к стратиграфии и палеогеографии, в данном случае к триасовым отложениям германского типа. Когда я учился в Тюбингенском университете, вернулся из путешествия по Мексике профессор К. Заппер. Профессор Заппер заведовал кафедрой географии и вел специальный курс географических

наблюдений в полевых условиях с практическими занятиями. Этот курс читался увлеченно и определил мое будущее направление — любовь к путешествиям и научным исследованиям.

Будучи на втором курсе университета, я обратился к профессору Э.Кокену, директору Геологического института, с просьбой дать мне тему для докторской работы. Профессор Кокен предложил заняться нижнетриасовыми отложениями Южного Тироля в районе Доломитов, включая Предаццо и Монцони, где, как известно, развиты сиениты и монцониты. <...> Эту экскурсию я совершил под руководством профессора Э. Кокена. С ним были совершены экскурсии и в Бергамские Альпы и в долину реки По, как по верхнеитальянским озерам Лугано и Комо, так и по озеру Гарда (1906—1907 гг.). Результаты геологических и палеонтологических исследовании были опубликованы в немецких палеонтологических журналах в 1908—1909 годах. Докторская работа о фауне верфенских отложений была издана отдельной монографией.

Будучи еще студентом-кандидатом, я был премирован Тюбингенским университетом поездкой с научной целью во внеевропейскую страну. Я выбрал Дальний Восток, место моей родины, залив Петра Великого. Собранный геологический материал послужил второй темой для докторской диссертации»¹³.

Студенты жили в частных домах, снимая комнаты с пансионом. Университет на старших курсах предоставлял студенту- кандидату отдельный кабинет для работы над докторской диссертацией. На одной из фотографий видим просторную комнату с большим письменным столом. На столе глобус, геологические образцы, на стене карты и схемы, полки с книгами, шкафы с ящиками для геологических образцов. В Тюбингенском университете академические занятия дополнялись личным общением с профессурой. Было принято приглашать студентов вечером к себе домой на чашку чая. В семейной обстановке велись беседы на научные и философские темы.

Во время обучения в университете Павла волновали философские и нравственные вопросы. Он изучал труды английского моралиста С. Смайльса и немецкого философа А. Шопенгауэра. С товарищем по университету Шмидтом они обсуждали прочитанное за чашкой кофе в его уютном кабинете, где тот сидел в своем любимом старинном кресле в виде шкафа. Поскольку Павел по-прежнему увлекался фотографией, он принял участие

в конкурсе на лучшую почтовую открытку, которая выпускалась в пользу беженцев, пострадавших от землетрясения в Южной Италии. Его фотография Вюрмлингерской капеллы на вершине холма, засаженного виноградниками, послужила оригиналом для открытки. На последнем курсе Павел купил в рассрочку мотоцикл (за который расплачивался несколько лет, будучи уже женатым). Он хотел объехать на нем окрестности и осмотреть интересные с геологической точки зрения места. В его памяти сохранился эпизод: однажды он мчался на своем мотоцикле по горной дороге. На перекрестке оказалась лошадь с телегой. Лошадь испугалась мотоцикла, встала на дыбы, мотоциклисту ничего не оставалось, как промчаться под брюхом лошади.

Намереваясь проводить самостоятельные научные исследования на Дальнем Востоке, Павел отправился в Санкт-Петербург, чтобы согласовать свои действия с Геологическим комитетом. Здесь он нашел поддержку у директора комитета академика Ф.Н. Чернышева, в результате чего смог приступить к геологическим изысканиям в заливе Петра Великого в районе крепости Владивосток. Павел занимался сбором палеонтологического материала и знакомился с триасовой системой полуострова Муравьева-Амурского и острова Русского. В его работах этого лета принимали участие В.Е. Глуздовский, консерватор музея Общества изучения Амурского края, и поручик в отставке М.Х. Полеводин. На небольшом судне, любезно предоставленном заведующим охраной рыбных промыслов К.Н. Бражниковым, экспедиция обследовала западный и восточный берега полуострова и близлежащих островов. Во время плавания было сделано много снимков, которые послужили иллюстрациями в первом и последующих изданиях, посвященных геологии этих мест. 16 августа 1908 года Павел впервые прочел доклад о своих работах в Обществе изучения Амурского края во Владивостоке. Так началась его самостоятельная научная деятельность.

Возвратившись в Тюбинген, на этих материалах он подготовил докторскую диссертацию, которая вышла отдельным изданием в Штутгарте на немецком языке под названием «Геологический очерк восточно-азиатского берега залива Петра Великого»¹⁴. На шмуц-титуле: «Meiner lieben Mutter gewidmet» (Моей любимой маме посвящаю). Несколько статей по геологии Южного Тироля, Южно-Уссурийского края, по сравнительному анализу триасовых отложений тех и других вышли в свет в «Новом ежегоднике по минералогии, геологии и палеонтологии Тюбикгенского университета» за 1908—1909 гг.

В Санкт-Петербургском филиале Архива Российской Академии наук хранится диплом доктора Тюбингенского университета. Это огромный лист плотной бумаги с типографским напечатанным текстом. Там же хранится его русский перевод:

«Так как Бог повелевает быть лучшим, величайшим, милостивым и счастливым, при всемилостивейшем государе Вильгельме II, короле Вюртенбергском, при славном Ректоре Университета Рихарде Гербе, награжденном за искусства и науки королем Вюртенбергским большой золотой медалью на ленте, согласно уставу короны Вюртенбергской, докторе философии восточных наук <...> с соизволения славного Ректора надлежащим образом делает Ученейшего мужа Павла фон Витгенбурга из Владивостока по выдержании экзамена с большой похвалой и представлении диплом-диссертации: "Геологические исследования на восточно-азиатском берегу залива Петра Великого" Доктором естественных наук, торжественно объявляет этим дипломом и предоставляет ему все права и привилегии, связанные со степенью доктора. Тюбинген. 6 февраля 1909 г.»¹⁵.

Университет окончен. Павел вернулся в Россию.

В Петербурге удалось найти работу лишь сверхштатного коллектора в Геологическом комитете. В апреле 1909 года он избран действительным членом Минералогического общества¹⁶. Дирекция общества поручила ему составление указателя статей по геологии, вышедших в свет с 1895 по 1909 годы во второй серии «.Записок» Минералогического общества и «Материалов по геологии России». Молодой ученый с удовольствием принимается за работу, так как это давало, помимо столь необходимого ему заработка, знание специальной литературы. Указатель, составлявшийся сразу на двух языках — русском и немецком — был издан в 1911 году. Геологический комитет предложил папе летом продолжить исследование полуострова Муравьева-Амурского в районе Анненских минеральных вод и триасовых отложений на реке Амур.

Вернувшись в Петербург, Павел приступил к осуществлению своего второго после науки жизненно важного замысла — созданию семьи. В мечтах он видел жену-медичку.

Теперь перейду к другой ветви нашего семейства — Разумихиным. Она, хотя и носила русскую фамилию, тоже была многонациональной.

В том же альбоме «Домик в сосновом лесу» фотография 1855 года сидящей в кресле дамы в пышном платье, с приветливым немного простоватым лицом. Это прабабушка Шмунк, урожденная Мейссель, — немка лютеранского вероисповедания, жена столярных дел мастера Людвига Шмунка. Рядом с ней двое детей — мальчик и девочка. Шестилетняя девочка — моя бабушка (мать моей мамы) Берта-Анна-Мария Людвиговна (Анна Львовна), которая родилась в Петербурге в 1849 году. Она получила хорошее образование — знала языки, играла на рояле и отличалась веселым нравом и общительностью. До замужества преподавала французский язык.

Семейная фотография 1859 года запечатлела другую прабабушку с прадедушкой и маленьким сыном Иваном (моим дедом). Это Разумихины — Елизавета Ивановна (Бенигна Доротея Елизавета — дочь либавского региегеря Иоганна Мибиеля) и Александр Иванович. Он девятнадцати лет начал службу унтер-офицером в Софийском морском полку, затем служил в Курляндской полубригаде пограничной стражи, участвовал в отражении английских и французских войск во время Крымской кампании 1855 года у берегов Лифляндии и Курляндии. В связи с этим был награжден орденом Св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость». Затем его перевели в телеграфный корпус ведомства путей сообщения, где он занимал должности начальника различных телеграфных станций. Был награжден орденами Св. Станислава 3-й и 2-й степени, Св. Анны 3-й степени. Вышел в отставку в чине действительного статского советника.

Их единственный сын Иван родился в 1853 году в Либаве. Мальчик был любознателен и не по летам серьезен. В нем рано проявились музыкальные способности, и его стали обучать игре на скрипке. Скрипка настолько увлекла Ивана, что по окончании гимназии он захотел стать профессиональным музыкантом, но родители ему этого не позволили. Елизавета Ивановна сказала: «Es ist Brotlosekunst!».¹⁷ Когда семья переехала в Санкт-Петербург, юноша поступил в Институт путей сообщения — один из лучших технических институтов того времени. В 1877 году Иван Александрович окончил его «с правом на чин коллежского секретаря» (чин 10 класса)¹⁸ и со званием гражданского инженера. Все эти годы он не расставался со скрипкой, много играл, увлекался литературой и с ранних лет начал собирать библиотеку.

Сохранилось предание о знакомстве Ивана Александровича с Анной Львовной. Однажды к отцу Анны Львовны пришли молодые инженеры-

путейцы. Они сразу прошли в кабинет главы семьи, а барышне Анне Львовне, проказнице и шалунье, очень хотелось на них посмотреть. Она решила переодеться горничной и подать в кабинет чай — вышла к гостям с подносом. Один из присутствующих привлек ее внимание — это был Иван Разумихин. Через год они поженились, несмотря на противоположность характеров, их брак оказался счастливым. Молодой семье приходилось переезжать с места на место, как того требовала служба Ивана Александровича. В конце 1880-х годов он служил инспектором Варшавской железной дороги в Привисленском крае. У них было двое детей. Сначала появилась на свет Наталия, а два года спустя, в 1888 году, в городе Радом родилась вторая дочь, которую назвали Зинаидой¹⁹. Девочки удивительно точно унаследовали черты характера своих родителей: старшая — матери, младшая — отца.

В конце 1890-х годов семья поселилась в Москве в Гранатном переулке. Девочкам пришло время учиться, и их отдали в частную гимназию Л.Ф. Ржевской. Среди преподавателей была сестра Антона Павловича Чехова — Мария Павловна. Она настолько запомнилась маме, что, когда спустя 50 лет мне удалось побывать в домике А.П. Чехова в Ялте, мама просила меня передать ей поклон от бывшей ученицы. Обе девочки учились в одном классе, так как младшая из сестер — Зина — рано развилась, и разница в возрасте не являлась помехой. Гимназия Ржевской давала основательные знания как в гуманитарных науках, так и в точных. Языки французский и немецкий оставались в памяти на всю жизнь. За отличные успехи и поведение при переходе из класса в класс Зина получала поощрения — подаренные ей однотомники Пушкина, Жуковского и Гоголя хранятся до сих пор в домашней библиотеке. Эти издания были любимыми и в нашей детской жизни.

Гимназические годы были веселы и беспечны. Девочки учились игре на фортепиано, правда, Зина иногда засыпала над клавиатурой, так как по ночам читала книги. Иван Александрович часто вывозил семью в театры, главным образом в Большой и оперу Мамонтова. Впечатления от голоса и игры Ф. Шаляпина, Л. Собинова, Н. Забелы-Врубель и других великих певцов того времени остались у мамы на всю жизнь. Посещали спектакли и Малого театра и МХАТа. Зимой катались на коньках. Радостно праздновался Татьянин день — 25 января — день открытия Московского университета. Мама рассказывала, как в пасхальную ночь люди с нетерпением

ожидали удара колокола Ивана Великого, и тогда по всей Москве разливались звоны «сорока сороков». Гимназисты и студенты обходили церкви, предвкушая возможность похристосоваться с хорошенькими гимназистками и курсистками. А отказать было невозможно. Летом большими компаниями уезжали на природу. Анна Львовна принимала участие во всех пикниках и других развлечениях дочерей. Иногда посещали монастыри для осмотра достопримечательностей, останавливаясь в монастырских гостиницах. Надо сказать, что ни Анна Львовна, ни Иван Александрович не были религиозны. Дедушка считал себя атеистом, однако в семье сохранялось уважение и интерес к русской церковной культуре.

В 1905 году Зина и Наташа окончили гимназию, Зина прошла дополнительный специальный курс 8-го класса «для лиц, желающих приобрести права на звание домашней наставницы и учительницы по предметам русского языка и математики». Этим правом Зина воспользовалась уже в Петербурге, когда Ивана Александровича направили служить в столицу. По приезде семья легко сняла квартиру в доходном доме. Старший дворник показывал желающим свободные квартиры, узнать о наличии которых можно было по наклеенным белым бумажкам на их окнах. Сдавая квартиру, хозяин предварительно делал ремонт соответственно вкусу нанимателя, затем приглашались обойщики, которые расставляли по указанию хозяйки мебель, вешали гардины, шторы, картины, расстилали ковры. Интересно, что в начале лета, когда семья уезжала из города, а на будущий сезон предполагала снять другую квартиру, то мебель и вещи отвозились на склад, а осенью их привозили уже на новую квартиру. Квартиры менялись часто: то изменялся состав семьи с приездом кого-либо из родственников, то прошлогодняя квартира оказывалась холодной или неудобной и т. п.

Мама рассказывала, что Иван Александрович каждый день ходил на службу к 10 часам утра, а возвращался в 4 часа дня. Утром он успевал час-два поупражняться на скрипке. Вечерами, по определенным дням недели, собирались знакомые музыканты, разыгрывали квартеты, квинтеты и трио. Так бывало во всех городах, где приходилось служить дедушке. Обычно гостям подавался чай с булочками или бубликами. В другие вечера Иван Александрович играл на скрипке один, аккомпанировала ему на фортепиано или фисгармонии Зина. Анна Львовна играла слишком бравурно, и мужу это не нравилось, а Наташа, которую в семье звали Таля, избегала серьезных занятий. Иван Александрович любил в свободное время вести беседы о музыке, литературе, политике. Он брал младшую дочь под руку и часами ходил с ней по гостиной и столовой. Зина с интересом слушала отца, а он, увлекшись, не замечал усталости

дочери. Семья из года в год имела абонемент в Мариинском театре. Иван Александрович очень любил оперу и близко знал Н.А. Римского-Корсакова, Ц.А. Кюи, А.К. Лядова. Он высоко ценил их творчество, как и вообще музыку, особенно — русских композиторов.

На жалованье инженера путей сообщения семья жила в достатке, хотя скромно. Содержали одну или двух горничных и стряпуху за повара. Львовна иногда уезжала за границу лечиться — Иван Александрович никогда отпуском не пользовался. Летом 1906 года Зина и Таля отправились в небольшое путешествие по Европе. Они составили маршрут таким образом, чтобы переезд из города в город происходил ночью, а день оставался для осмотра достопримечательностей. Им удалось посетить некоторые города Германии, Австрии, Франции и Швейцарии. Зина очень любила проверять свою способность ориентироваться в незнакомом городе. Вообще она любила испытывать себя. Это свойство сохранилось у нее до глубокой старости.

Зина, как многие молодые люди того времени, мечтала служить народу, поэтому решила поступать на медицинский факультет. Она считала, что именно медицина даст ей такую возможность. Зине хотелось попробовать жить самостоятельно, и с этой целью она выбрала для поступления медицинский факультет Харьковского университета. Прежде всего, надо было сдать экзамен по латинскому языку за мужскую гимназию. Зиму 1907 года Зина усердно изучала латынь, а в апреле «успешно выдержала испытания из курса Ларинской гимназии». Свидетельством этому служит ее фотография, заверенная подписью секретаря педагогического совета и сургучной гербовой печатью. Еще предстояло сдать экзамен на аттестат зрелости при Харьковской мужской гимназии. Зина все экзамены сдала успешно и в результате стала студенткой Харьковского университета. Сохранилась фотография первокурсниц в анатомическом театре медицинского факультета: юные девушки стоят вокруг препарированного трупа. Одновременно с занятиями в университете Зина подрабатывала частными уроками и корректурой.

Старшая сестра Таля в это время поступила учиться в Санкт-Петербургскую консерваторию. (У нее был приятный голос — меццо-сопрано.) Она часто приезжала к Зине в Харьков. К этому времени относятся фотографии, снятые в ателье Р.И. Падеревского: две красивые барышни, у них открытые добрые лица, пышные волосы, прекрасные фигуры, не нуждавшиеся в корсетах, на барышнях изящные платья и элегантные большие шляпы по моде того времени.

Уже на следующий учебный год (1908) Зина перевелась в Санкт-Петербург на второй курс Женского медицинского института и на летние

каникулы поступила в семью присяжного поверенного Варушон-Яросевича в качестве наставницы к их детям. Все семейство проводило лето в Финляндии в Ваммельсуу недалеко от Черной речки. На заработанные деньги Зина заказала себе бальное платье — светло-серый плиссированный шифон на золотистом шелковом чехле. Тале сшили черное вуалевое платье на светлом атласном чехле. Она была очень красива, любила успех и отличалась беспечностью. Как-то обе барышни гостили у бабушки Елизаветы Ивановны в Царском Селе. Таля слегка кокетничала с молодым человеком, живущим в доме напротив. Тот стал посылать букеты цветов. Как оказалось, это был один из великих князей. Зина не отличалась кокетством и ловила каждую минуту, чтобы уединиться с книгой. Ночью, когда никто не мог ей помешать и чтобы не тревожить зажженным светом бабушку, которая в свои 50 лет считалась уже старушкой, она забиралась в платяной шкаф и там с электрической лампочкой преспокойно читала.

Благодаря легкому характеру Анны Львовны их дом был открыт для молодежи как в Москве, так и в Петербурге. С утра в воскресенье приходили студенты и гимназисты. Шли кататься на коньках или санках. Потом дома играли в разные игры, особенным успехом пользовались живые картины и шарады. Зимою в Петербурге устраивалось вообще много балов и маскарадов, в том числе и в учебных заведениях, особенно военных. Обе барышни охотно посещали балы и танцевали до упаду.

Летом 1909 года Анна Львовна с дочерьми отправилась в путешествие по Крыму, желая познакомиться с его достопримечательностями. Посетили и Бахчисарай, и дворцы на побережье. С места на место их перевозили татары на лошадях, запряженных в повозку с тентом. Иногда останавливались в татарских деревнях. В это время Зина вела оживленную переписку с женихом, и на почту ей приходилось ходить через татарское кладбище. Желая закалить свою волю, она проделывала этот путь ночью. (Как ей пригодилась выдержка и твердая воля в дальнейшей жизни!)

Достигнув восточного Крыма, путешественницы посетили гостеприимный дом Максимилиана Волошина в Коктебеле. Хозяин радушно встретил вновь прибывших. В доме гостило много людей, и среди них находился Василий Витальевич Шульгин, член Государственной думы, впоследствии принимавший отречение от престола Николая II. Вечером, когда устроили концерт, Шульгин играл на скрипке, аккомпанировала ему Зина.

С семьей Разумихиных Павел познакомился еще в Москве в 1904 году, когда наносил визит своим очень дальним родственникам. Таля и Зина тогда были еще гимназистками, а он учеником реального училища. В 1909 году они вновь встретились в Петербурге. Зина и Павел заинтересовались

друг другом, и между ними завязалась переписка. Вскоре Зина-медичка получила предложение руки и сердца молодого доктора Тюбингенского университета. И хотя жених не имел еще постоянного заработка, тем не менее предложение его было принято.

Анне Львовне, матери невесты, пришлось приложить немало сил, чтобы найти православную церковь, священник которой согласился бы обвенчать молодых без принятия причастия невестой: Зине, студентке III курса, во время сессии некогда было соблюдать церковные ритуалы. Священника нашли в церкви Св. Мефодия на Песках²⁰. Венчание состоялось 8 января 1910 года. Подвенечное платье Зине шила домашняя портниха. Во время многочисленных примерок невеста несколько раз падала в обморок, так как по ночам готовилась к экзаменам. Тем не менее платье из тонкого белого сукна, отделанное белым пухом и с небольшим треном, прекрасно сидело на тоненькой фигурке. На голове над короткой фатой — флердоранж.

С экипировкой жениха было сложнее: у него не было фрака, достать удалось только смокинг, и было заметно, что он с чужого плеча. Но хуже всего — это проношенные ботинки. Когда венчающиеся встали перед алтарем на колени, то гости могли заметить дыры на подошвах. Свадьба прошла в семейной обстановке в квартире родителей Зины в 6-й роте (ныне 6-я Красноармейская ул.), д. 22, кв. 11. Гости — близкие родственники с той и другой стороны. Молодые сняли маленькую дешевую квартирку в первом этаже дома на Архиерейской улице (ныне улица Льва Толстого), д. 33, кв. 59. Окна выходили во двор, было темновато, но зато близко к Медицинскому институту.

Научные интересы Павла Владимировича тяготели к Геологическому музею имени Петра Великого Академии наук, директором которого был академик Ф.Н. Чернышев. В те годы приоритетами музея были теоретические, фундаментальные проблемы геологии, в отличие от Геологического комитета, занимавшегося преимущественно разведкой недр. Ф.Н. Чернышев стремился создать в академии Национальный русский геологический музей, который должен был стать центром научной работы, так как, по его мнению, «успех практического приложения геологии находится в самой тесной зависимости от успехов теоретической разработки ее насущных вопросов»²¹.

Папа передал в Геологический музей палеонтологическую коллекцию, собранную им в Южном Тироле в 1907 году. Ему поручили разбор и описание коллекций триасовой фауны, собранных Ф.Н. Чернышевым в 1901 году на о. Шпицберген, и коллекции, собранной Э. Толлем и А. Бунге на реке Дулголах в Якутии в 1886 году. Эти работы были опубликованы в «Трудах музея»²². Летом 1910 года Геологический музей предложил папе произвести геологические исследования медных руд в Олонецкой губернии.

Осенью молодой ученый был избран в действительные члены Императорского Русского Географического общества²³. В личном архиве сохранился членский билет под № 307, размером в четверть листа ватмана с красиво написанным текстом, увенчанный условно изображенной в круге географической картой Земли. Собственноручные подписи председателя великого князя Николая Михайловича, вице-председателя В.П. Семенова-Тян-Шанского и секретаря А. Достоевского свидетельствуют об избрании Павла Владимировича Виттенбурга своим действительным членом.

В конце 1910 года в семье появился первый ребенок — девочка. Назвали ее Валерией. Анна Львовна предложила Зинаиде Ивановне свою прислугу Аннушку, которая жила у нее с детства. Аннушка нянчила Валерию, а молодая мать продолжала учиться. Вышла замуж и ее сестра Таля за артиллерийского инженера Игоря Лунина. В начале 1911 года у них родился сын Славушка (Ростислав).

Сестры со своими младенцами и родителями Анной Львовной и Иваном Александровичем провели лето 1911 года в Сестрорецком Разливе, где сняли дачу.

Папа отправился в экспедицию на Северный Кавказ. Геологический музей поручил ему обследовать ту часть Кубанской области, которая примыкает к реке Белой и Малой Лабе. В сохранившихся полевых дневниках этой экспедиции содержится описание маршрутов, нумерация произведенных фотоснимков и геологических образцов, зарисовки обнажений. Вот описание одного из маршрутов:

«По дороге все время видно было, какая масса зверья живет в этой местности. Все время шли совершенно утоптанными тропами со следами зубров, оленей, кабанов. Зубриные лепешки попадались на каждом шагу. Вообще вся местность носит какой-то первобытный характер, донельзя интересный и увлекательный. <...> Налево все время возвышаются причудливые скалы самого высокого отрога Оштени, под которым расположено громадное снежное поле с чудным голубым озером. <...> Там вспугнули целых два стада джейранов. Дальше пришлось идти по очень высокой дороге, причем наши лошади едва шли: одна из них свалилась под кручу, но задержалась на выступе. Перекатив этот выступ, она слетела бы под обрыв в несколько сот метров. Наконец, не доходя до гребня сажень 200, мы оставили лошадей, а я, надев на себя шесть инструментов, в виде вьючного осла пришел на вершину. Ровно в четыре часа был там. Поразительный вид: чудно видно море, все горы вокруг. Снял панораму, сделал направление главных вершин, гипсометр, анейроды, взял кое-что из окаменелостей, которых здесь много, минералов (кальциты), почву и в 6 часов 30 минут вместе с Данилой пошли назад. Едва свели лошадей. Пришли в лагерь ночью, около 10 часов»²⁴.

В последующие два года по материалам этой экспедиции в «Известиях имп. Академии наук» вышли две папины статьи о стратиграфии кавказского триаса и сравнительных данных триаса Кавказа и Аляски.

Глубокой осенью 1911 года молодое семейство Виттенбургов понесло горькую утрату — скончалась от воспаления легких маленькая Валерия.