- 458 -

ТРУДОВОЙ ПЕЙЗАЖ

Но Видемана здесь нет. Он, оказывается, в колонии не живет: климат неподходящий. Его резиденция находится где-то в десяти верстах. Тем лучше: можно будет подготовиться к дискуссии, а кстати и поесть.

Брожу по скользким камням колонии. Дождь перестал. В дырах между камнями заседают небольшие группы ребят. Они, точно индейцы трубку мира, тянут махорочные козьи ножки, обходящие всю компанию. Хлеба в колонии мало, но махорку дают. Другие режутся в неизвестные мне беспризорные игры с монетами и камушками. Это, как я узнал впоследствии, проигрываются пайки, или, по-местному, «птюшки».

 

- 459 -

Ребята — босые, не очень оборванные и более или менее умытые. Я уж так привык видеть беспризорные лица, вымазанные всевозможными сортами грязи и сажи, что эти умытые рожицы производят какое-то особо отвратительное впечатление: весь порок и вся гниль городского дна, все разнообразие сексуальных извращений гпреждевременной зрелости, скрытые раньше слоем грязи, теперь выступают с угнетающей четкостью...

Ребята откуда-то уже услышали, что приехал инструктор физкультуры, и сбегаются ко мне — кто с заискивающей на всякий случай улыбочкой, кто с наглой развязностью. Сыплются вопросы. Хриплые, но все же детские голоса. Липкие, проворные детские руки с непостижимой ловкостью обшаривают все мои карманы, и пока я успеваю спохватиться, из этих карманов исчезает все: махорка, спички, носовой платок...

Когда это они успели так насобачиться? Ведь это все новые беспризорные призывы, призывы 1929—1931 годов, Я потом узнал, что есть и ребята, попавшие в беспризорники и в нынешнем году: источник, оказывается, не иссякает.

Отряд самоохраны (собственный детский ВОХР) и штуки две воспитателей волокут за ноги и за голову какого-то крепко связанного пацана. Пацан визжит так, как будто его не только собираются, а и в самом деле режут. Ничьего внимания это не привлекает — обычная история, пацана тащат в изолятор. Я отправляюсь в «штаб». Огромная комната бревенчатого барака переполнена ребятами, которые то греются у печки, то тянут собачьи ножки, флегматически выискивают вшей, то так просто галдят. Мат стоит необычайный.

За столом сидит некто — я узнаю в нем товарища Полюдова, Который в свое время заведовал культурно-воспитательной частью в Подпорожье. Полюдов творит суд — пытается установить виновников фабрикации нескольких колод карт. Вещественные доказательства лежат перед ним на столе — отпечатанные шаблоном карты из вырванных листов. Подозреваемых штук десять. Они стоят под конвоем самоохраны, клянутся и божатся наперебой — галдеж стоит несусветимый. У Полюдова очумелое лицо и воспаленные от махорки и бессонницы глаза. Он здесь помощник Видемана. Я пока что достаю у него талон на обед в вольнонаемной столовой и ухожу из штаба, обшариваемый глазами и руками беспризорников; но мои карманы все равно пусты — пусть обшаривают.