ПРОЩАНЬЕ С НАЧАЛЬНИКОМ ТРЕТЬЕГО ЛАГПУНКТА

Вечером ко мне подходит начальник колонны:

— Солоневич старший, к начальнику лагпункта. Вид у начальника колонны мрачно-угрожающий: вот теперь-то ты насчет загибов не поговоришь... Начальник лагпункта смотрит совсем уже — правда, этаким низовым, «волостного масштаба» — инквизитором.

— Ну-с, гражданин Солоневич, — начинает он леденящим душу тоном, — потрудитесь-ка вы разъяснить нам всю эту хреновину.

На столе у него — целая кипа моих пресловутых требований... А у меня в кармане — бумажка за подписью Радецкого.

— Загибчики все разъяснял, — хихикает начальник колонны. У обоих — удовлетворенно-сладострастный вид: вот, дескать поймали интеллигента, вот мы его сейчас... Во мне поднимается режущая злоба, злоба на всю эту стародубцевскую сволочь. Ах, так — думаете, что поймали? Ну, мы еще посмотрим, кто кого.

— Какую хреновину? — спрашиваю я спокойным тоном. — Ах, это? С требованиями?.. Это меня никак не интересует.

— Что вы тут мне дурака валяете, — вдруг заорал начальник колонны. — Я вас, мать вашу...

Я протягиваю к лицу начальника колонны лагпункта свой кулак:

— А вы это видали? Я вам такой мат покажу, что вы и на Лесной Речке не очухаетесь.

По тупой роже начальника, как тени по экрану, мелькает ощущение, что если некто поднес ему кулак к носу, значит, у этого некто есть какие-то основания не бояться, мелькает ярость, оскорбленное самолюбие и — многое мелькает: совершенно то же, что в свое время мелькало на лице Стародубцева.

 

— Я вообще с вами разговаривать не желаю, — отрезаю я. — Будьте добры заготовить мне на завтра препроводительную бумажку на первый лагпункт.

Я протягиваю начальнику лагпункта бумажку, на которой над жирным красным росчерком Радецкого значится: «Такого-то и такого-то немедленно откомандировать в непосредственное распоряжение третьего отдела. Начальнику первого лагпункта предписывается обеспечить указанных...»

Начальнику первого лагпункта предписывается, а у начальника третьего лагпункта глаза на лоб лезут, «В непосредственное распоряжение третьего отдела!» Значит, какой-то временно опальный и крупной марки чекист. И сидел-то он не иначе как с каким-нибудь «совершенно секретным предписанием»... Сидел, высматривал, вынюхивал...

Начальник лагпункта вытирает ладонью вспотевший лоб. Голос у него прерывается...

— Вы уж, товарищ, извините, сами знаете, служба... Всякие тут люди бывают... Стараешься изо всех сил... Ну, конечно, и ошибки бывают... Я вам, конечно, сейчас же... Подводочку вам снарядим — не нести же вам вещички на спине... Вы уж, пожалуйста, извините.

Если бы у начальника третьего лагпункта был хвост — он бы вилял хвостом. Но хвоста у него нет. Есть только беспредельное лакейство, созданное атмосферой беспредельного рабства.

— Завтра утречком все будет готово, вы уж не беспокойтесь... Уж, знаете, так вышло, вы уж извините...

Я, конечно, извиняю и ухожу. Начальник колонны забегает вперед и открывает передо мной двери... В бараке Юра меня спрашивает, отчего у меня руки дрожат... Нет, нельзя жить, нельзя здесь жить, нельзя здесь жить... Можно сгореть в этой атмосфере непрерывно сдавливаемых ощущений ненависти, отвращения и беспомощности... Нельзя жить! Господи, когда же я смогу наконец жить не здесь?..