Приговор – «враг народа»

 

И вот в конце декабря зычный крик в дверь нашей подвальной камеры: "Ахтямов с вещами!" Что тут было! Все заволновались необыкновенно: "Домой, Якуб Ахмедович, домой!" - одни поздравляют, другие, более близкие знакомые, просят передать семьям, что они Живы и невинны, они не "враги народа". Какой был переполох! Говорили, что начало конца, скоро все выйдут из темницы, что эти муки - награда им за стойкость, мужество и честность. Я же весь дрожу, сердце колотится, как птица в клетке, хочет вырваться на волю раньше тела. Что собирать арестанту, какие вещи? Надел свое демисезонное пальто, измочаленную шляпу, взял кусок черного хлеба граммов сто и хотел сунуть в рот, но передумал - отдал товарищу. Зачем мне теперь? Ведь иду на волю. там наемся.

Меня вывели во внутренний дворик. Жду. Жутко. Холодно. Скоро уже январь. Обращаюсь к охраннику, дескать, долго нас еще тут будут держать на холоде? Он же в ответ обложил меня матом и отвечает: "Завербовать хочешь, вражина?" Обмер я: значит что-то не то они против меня сегодня затеяли! Вывели ко мне еще двух из нашей камеры, потом из других. Набралось человек двадцать. Стоим в недоумении.

Привезли нас в тюремный двор. Тюрьму многие расценивали как курорт, по сравнению с подвалом НКВД. Нас поместили всех в одну камеру с деревянным полом: правда, коек и матрацев здесь тоже не было.

На другой день разрешили тем, у кого есть на счету деньги, изъятые при аресте, купить в тюремном ларьке съестное. Это был дурной признак, такие "привилегии" давались только осужденным. И все же это был праздник. Неясно было только одно, сколько брать, на сколько дней, что впереди - свобода или тюрьма? Сомнения безжалостно точили мое сердце.

И вновь первым, видимо, по алфавиту, вызывают меня с вещами. Их у меня после отоваривания в тюремном ларьке теперь стало заметно больше. Но брать или не брать их с собой? если на свободу, то зачем они? А если нет...Но так уж устроен бедный человек! Все ему хочется надеяться на лучшее.

Приводят в кабинет. За столом - трое в форме НКВД. Стула не предлагают. Один встает и читает с листка:

"Постановлением особого совещания НКВД СССР от 26

 

января 1940 года вы осуждены на три года исправительно-трудовых лагерей за антисоветскую деятельность".

Вот так. Все стало ясно! Я буквально взорвался, себя не помня, выпалил все, что накопилось в душе за время подвальной отсидки: "Не мы, а вы- враги народа! Истребляете лучшие силы страны. Слезы и кровь безвинных жертв на вашей совести. История еще заклеймит ваши черные имена..." Они вначале опешили, а потом один говорит спокойно:

"Дурак, хочешь заработать еще одну статью? Подпиши справку, что с "приговором ознакомлен..." Я отказался, и меня увели. В скором времени стали вводить новых осужденных особым совещанием, моих сокамерников и других. Сроки были разные: от минимального, как у меня, до 15 лет. Всех долгоседов-отказников осудили разом, в одно время. В общем, на душе стало легче. Уже не висит над тобой, подобно дамоклову мечу, неопределенность. Лагерь, так лагерь. Будем трудиться во славу любимого "Отца всех народов".

А с другой стороны, из крупного "врага народа", которому "шились" статьи 58 п.6, 58 п.8, 58 п. 11 УК РСФСР, то есть шпиона, террориста и троцкиста особым совещанием НКВД я был низвергнут до простого антисоветчика со сроком наказания три года исправительно-трудовых лагерей. Даже обидно как-то получать такой смехотворный срок за такие предварительные мучения на следствиях.

Вскоре всех осужденных вновь вызвали с вещами. Меня на тюремном дворе поставили отдельно. Я опять засомневался, неужели на свободу!?

Прозвучала команда для караульных. Двое конвоиров ( один был с собакой) взяли меня и повели... Переход через город на вокзал был весьма примечателен. Выглядело это, вероятно, жутковато. Полуживой скелет в мятом демисезонном пальто, шляпе, с "сидором" за спиной. Люди, среди которых, возможно, встречались и мои знакомые шарахались в подворотню.

На станции нас под собачий лай с толпой других таких же" заключенных загнали в коричневый товарный вагон. С железным лязганьем захлопнулась дверь, щелкнули засовы. Состав тронулся. Адрес известен - ГУЛАГ.