Глава 23

ОТЕЦ СЕРГИЙ СИДОРОВ

В описании Воркутинских мест уместно выделить в отдельную главу судьбу еще одного типичного русского сидельца, прошедшего здешние северные лагеря.

Если не ошибаюсь, осенью 1924 г. моя мать у Огневых познакомилась с очень молодым священником церкви Петра и Павла, недавно приехавшим в Сергиев. Это был отец Сергий (Сергей Алексеевич Сидоров). При встрече выяснилось, что у нас с ним оказалось много общих знакомых в Москве. Это послужило поводом к тому, что отец Сергий вскоре посетил наш дом, а затем стал у нас частым желанным гостем. Одним из ближайших друзей отца Сергия в Москве был Сергей Иосифович Фудель — сын священника, бывшего законоучителем частной гимназии, владелица которой, Софья Николаевна Фишер, была близким другом моей бабушки, а отец Иосиф часто посещал ее. Кроме Сергея Иосифовича, у отца Сергия было много друзей, посещавших дом известного электротехника профессора Б.И.Угримова. Там в начале двадцатых годов собиралась молодежь, увлекавшаяся литературой. Вечерами устраивались чтения. Мне однажды пришлось быть на таком вечере. Сергей Алексеевич в то время еще не был духовным ли-

цом, отличался жизнерадостностью, легко вступал в дружбу со многими сверстниками, интересы которых отвечали ему.

Отец Сергий родился в 1895 г., поэтому к моменту нашего знакомства ему еще не исполнилось тридцати лет. В 1919 г. он женился на Татьяне Петровне Кандиба, создавшей ему большую сплоченную семью. Мне трудно сейчас объяснить, чем именно привлекал нас к себе этот молодой священник. Но он с самого начала знакомства с ним всех нас буквально очаровал. Было что-то притягательное в его красивом, благородном, одухотворенном лице. Всякий раз радовались его приходу, обожали слушать его рассказы, иногда кажущиеся фантастическими и вместе с тем естественными, реальными.

Приехав в Сергиев уже молодым священником, отец Сергий соблюдал неукоснительно все правила поведения, соответствующие его сану. Он не мог так скоро отучиться от некоторых светских привычек, и многие, бывая в его обществе, иногда забывали, что перед ними священник, и заводили непринужденные разговоры на светские темы.

Несмотря на то что в Сергиеве было много почитаемых светских и духовных лиц, отец Сергий очень скоро оказался особо почитаемым верующим священником не только своего прихода, но и всего города. Многие семьи желали знакомства с ним, и он, посещая их, оставлял неизгладимый след. Приведу один пример. Как-то, прогуливаясь по городу с одной школьницей старших классов, я услышал от нее, что у нас в Сергиеве появился замечательный молодой священник. Я понял тут же, о ком идет речь, поскольку уже не один раз отец Сергий бывал у нас. Тем не менее я ее не прервал, она продолжала:

— Он у нас был, мама его пригласила, такой красивый, умный, мы не могли оторваться от его рассказов; я сказала Вере (своей подруге. — С.Р.), чтобы она непременно пришла к нам, когда он снова у нас появится.

Будучи широко образованным человеком¹, отец Сергий легко заинтересовывал слушателей, в особенности любознательных, своими увлекательными и проникновенными рассказами на самые различные темы. Беседы касались литературы, истории, искусства и многих других вопросов, относящихся к духовной жизни человека, его поведению в обществе и индивидуальным качествам. Он убедительно прививал нравственные устои юношеству, мог с большим интересом толковать Евангелие и наряду с этим уводить слушателей в мир неразгаданных тайн природы.

Мы иногда заводили разговор о действиях нечистой силы, ее влиянии на нравственное поведение человека. Отец Сергий любил поддерживать разговор на такие темы и приводил много разных примеров из собственных наблюдений и рассказов других лиц, близко соприкасавшихся с ним. Я как-то спросил отца Сергия, как он относится к двум рассказам И.С.Тургенева— «Сон» и «Рассказ отца Алексея». Он ответил, что «Сон» ему не нравится, а второй рассказ великолепный.

При обсуждении поэзии отец Сергий всегда восхищался стихами Ф.И.Тютчева.

— Тютчев, безусловно, прекрасный поэт, — говорил кто- то из нас, — но все-таки он не Пушкин.

— Да, я согласен, — отвечает отец Сергий, — тогда Пушкин и Тютчев, хотя я бы сказал — Тютчев и Пушкин.

— Ну уж, отец Сергий, это преувеличение.

Наиболее частые встречи с отцом Сергием мне вспоминаются летом 1925 г., а зимой в декабре того же года произошло печальное событие. После операции в области брюшины скончался Александр Иванович Огнев — близкий друг отца Сергия.

На похороны съехалось очень много народу. Отпевание происходило в небольшой церкви Св. Георгия, бывшей вблизи здания университета на Моховой улице. Заупокойную службу вели три священника: настоятель церкви (имени не помню), отец Павел Флоренский и отец Сергий Сидоров. Похороны состоялись на Пятницком кладбище.

Следующий, 1926 г. был для нас последним годом нашего пребывания в Сергиеве. В декабре мы переехали в Москву и в Сергиеве появлялись лишь время от времени. Вскоре, в начале 1927 г., семья Сидоровых тоже покинула Сергиев и переехала во Владимир.

Отец Сергий, бывая в Москве, навещал нас, но длительные беседы вечерами, как в Сергиеве, в Москве уже не возобновились. По какой причине, затрудняюсь сейчас сказать. Очевидно, жизнь в Москве была более суетной и занятость большая. Помню, я вернулся с работы и обнаружил сидящего у нас отца Сергия, беседовавшего с моей сестрой Еленой. Я обрадовался, подошел под благословение. Отец Сергий сказал: «А я удивился, обнаружив на столе моих учеников по Закону Божьему портреты безбожников». Сказано это было безо всякого упрека и удивления, скорее всего в шутку.

Год 1927-й для жителей Сергиева Посада был тягостный. В «Рабочей газете» появилась пасквильная статейка, озаглавленная «Гнездо черных воронов». В ней упоминались многие наши близкие друзья, в том числе Ю.А.Олсуфьев и П.А.Флоренский. Вскоре Павел Александрович был арестован и по выходе из тюрьмы был переведен на работу в Нижний Новгород, где пробыл до весны 1929 г., когда ему было разрешено вернуться в Москву на прежнее место работы (Всесоюзный электротехнический институт). В это время, летом 1929 г., заходил к нам отец Сергий. Я показывал ему разные фотографии, снятые мною, и, в частности, спросил, как он относится к тому, что отец Павел теперь по приказу органов носит штатское платье, а не подрясник.

Он сказал: «Не надо обсуждать это, я уверен, что отец Павел получил разрешение носить такую одежду от главы нашей Церкви митрополита Сергия».

После этого посещения мы очень скоро узнали, что отец Сергий арестован, затем получили известие о его заключении в концлагерь. Находился он в так называемом Ухто-Печорском лагере с пребыванием в поселке Чебью. Я эти места прошел этапом в 1935 г., следуя на Воркуту. Лагерь назывался режимным, и жизнь там была нелегкой.

Начались суровые тридцатые годы, пошли открытые процессы «вредителей» и аресты многих знакомых. Как-то вечером мы с братом Михаилом и сестрой Еленой сидели дома, раздался звонок, я пошел открыть дверь, и передо мной оказался человек, имевший вид арестанта, — в бушлате, дешевых брюках и в сапогах. Лицо поразительно знакомое, но на нем отпечаталось что-то тяжело пережитое. В то же мгновение я узнал отца Сергия...

Мы сидели продолжительное время, пили чай, разговаривали. У меня осталось впечатление, что отцу Сергию жизнь в лагерях была особенно тяжела из-за богохульной ругани, которую он там слышал на каждом шагу. Казалось бы, по его мнению, люди, попавшие в такую беду, должны были обернуться к Богу, просить Его защиты, а на деле они озлоблялись и богохульничали. Отец Сергий со смирением рассказывал, как его однажды приставили дневальным к оперативнику с большим чином. Этому мерзавцу доставляло удовольствие обругивать дневального за недостаточно хорошую чистку его сапог. Когда я через два года оказался в лагере, мне вспомнился этот рассказ отца Сергия. Но в наше время оперативники выбирали себе дневальных с бытовыми статьями. Политических они не допускали к себе в дом (поди, еще отравят или какую диверсию совершат).

После ареста отца Сергия в 1929 г. его семья из Владимира переехала в деревню Ларево Московской области, неда-

леко от станции Катуар Савеловской железной дороги. Прожив там около четырех лет, Сидоровы переехали в Муром, куда после освобождения из лагерей приехал отец Сергий. Велика была радость семьи, когда он вернулся после долгой разлуки. Но отцу Сергию не нашлось в Муроме прихода, где бы он смог продолжать служение Церкви. Пришлось принять предложение служить в сельском храме невдалеке от Мурома.

Между тем для людей, остававшихся на свободе, жизнь продолжалась обычным порядком. В конце 1935 г. близкий друг отца Сергия, Николай Сергеевич Чернышев сделал предложение Елизавете Александровне Самариной — человеку близкому, родственному нашей семье (брат Е.А. был женат на моей сестре). Венчание в церкви в то время было опасным, и решено было службу осуществить в доме Васнецовых — родственников Самариных. Моя сестра вспоминает, что при подготовке к предстоящему венчанию соблюдалась крайняя осторожность. Татьяна Викторовна Васнецова изготовила венцы. Служба проходила при крайне ограниченном числе приглашенных. Со стороны невесты были только ее тетка Александра Саввишна Мамонтова и брат Юрий Александрович. Жена его — моя сестра не присутствовала. Венчание проводил отец Сергий, приехавший накануне свадьбы в Москву со старшей дочерью Верой. Безо всяких подробностей мне письмом сообщили, что Лиза Самарина вышла замуж. Я не сомневался, что состоялся церковный брак, но, будучи в лагере, я не мог не волноваться о возможных последствиях, принимая во внимание постепенную, но совершенно очевидную для меня накаляющуюся атмосферу, охватывающую весь наш многострадальный народ. Однако вскоре женился и мой брат, выехавший для венчания в одну из подмосковных церквей. Венчал молодых отец Алексий, хорошо известный нам еще будучи дьяконом церкви Николы Плотника на Арбате. Все эти подробности я узнал, уже вернувшись в 1939 г. из Воркутинского лагеря.

Когда 1936 г. подходил к концу, многим людям, жившим на свободе, казалось, что наступило какое-то облегчение. Как ни парадоксально, такое ощущение появилось и у нас, заключенных. Ведь Сверху был провокационно выпущен лозунг: «Жить стало лучше, жить стало веселей».

Но все эти радостные ощущения, охватившие наши наивные натуры, очень скоро рассеялись, как дым. Наступил злосчастный, кровавый 1937 г. Снова аресты, публичные процессы, бесконечные преследования всех, кто не подходил под определенный стандарт «благонадежного» и «преданного». Впрочем, и такие попадались на крючок. Словом, страх, вечный страх за свою судьбу объял весь народ.

Настал новый черед и для отца Сергия. В апреле 1937 г. его арестовали, и ему не суждено было теперь обрести свободу. След его исчез. Единственный проблеск показался в письме одного священника, сообщавшего своим родным, что он ехал по этапу в среднеазиатские лагеря вместе с отцом Сергием Сидоровым и отцом Михаилом Шиком. Мне говорили, что позже сын отца Михаила Дмитрий Шаховской ездил в Казахстан, где узнал, что в юрте жили два священника. Какова их дальнейшая судьба, покрыто неизвестностью. Были ли эти два священника теми, о которых было написано в письме, никто не знает.

Так закончился путь священника Сергея Алексеевича Сидорова, светлая память о котором навсегда сохранилась в нашей семье. Я надеюсь, что эти короткие отрывочные воспоминания будут прочитаны людьми последующих поколений, которым не приходилось встречаться с такими личностями, каким был отец Сергий. Более того, люди последующих за мной поколений, мне кажется, и представить себе не смогут, что в недалеком прошлом жили такие чистые, светлые личности, замечательные по своим душевным качествами, горько исчезнувшие с лица земли.