- 33 -

Оперуполномоченные и следователи

 

Гулаговские оперуполномоченные и следователи в большинстве своем не имели не только юридического, но даже общего семилетнего образования. Это были невежественные тупицы. Их роль сводилась к тому, чтобы выявлять как можно более "злоумышленников". Это позволяло им быстро подниматься вверх по служебной лестнице.

Остров Вайгач, начало 1934 года. Я подследственный, сижу в одной камере с молодым московским воришкой Мотей Костричкиным. Его посадили на три дня за пьянку и дебош. Веселый, никогда не унывающий Мота, был очень сообразите-

 

- 34 -

лен и находчив. Заметив, что надзиратель часто подкрадывается к нашей камере и подслушивает разговоры, Костричкин решил разыграть его.

- Вот, братва, какое дело, - нарочито громким шепотом, начал он свою игру, - только одно условие: ни один легавый не должен знать об этом! Работал в прошлом месяце в забое, нагружал тачку. Смотрю, сверкнуло на лопате. Камень с кулак - золото! Век воли не видать! Вынес наверх и затырил у копра. Летом освобожусь, получу ксивы и махну с ним домой. Погуляю вволю! Права была моя бабка: есть бог на небе!

Мотька рассказывает, а сам рукой показывает на дверь: не смейтесь! Мы поняли его и подыгрываем.

Надзиратель бежит к оперу и докладывает. Опер почувствовал, что тут пахнет деньгами и повышением по службе, если, конечно, удастся "расколоть" Костричкина. Вызывает его на допрос. Тот не сознается, говорит, что надзиратель все придумал, наверно, с перепою. Стали и нас всех таскать на допрос. Все в один голос утверждают, что никакого разговора о золоте Костричкин не заводил. Опер все же решил добиться признания зека.

На следующий день истекал срок наказания Моти. Оперуполномоченный заявил ему, что не выпустит из изолятора, пока тот не сознается, где спрятано золото! Костричкин взъерепенился и, отказавшись от дальнейших разговоров с ним, потребовал встречи с начальником оперчекотдела Тимонтаевым. А по поселку уже гуляет легенда о самородке. Заинтересовался и главный геолог, позвонил Тимонтаеву. Объяснил ему, что золота, да еще самородка, по всем законам геологии в нашей шахте быть не может. Костричкин сознался в своей проделке, и опер получил выговор.

Сразу же после убийства Кирова в декабре 1934 года в стране началась небывалая вакханалия террора против "врагов народа" - массовые аресты невинных людей, громкие процессы и расстрелы.

В Архангельске арестовали студентов первого курса медицинского института - пятерых комсомольцев. Среди них - девушку. Обвинение стандартное -антисоветская агитация. Приговор "тройки" - по пять лет исправительно-трудовых лагерей. Двое ребят - Васильев и Рогулин попали в Амдерму. Василь-

 

- 35 -

ева устроили в геологический отдел на должность коллектора - отбирать образцы кернов на буровых. Жить определили в нашем итээровском общежитии.

Молодость есть молодость - бесшабашная, порой слишком самоуверенная. Молодой человек порой не отдает себе отчета в своих поступках, совершаемых по легкомыслию, не задумывается о последствиях. Васильев нарушает лагерный распорядок - играет в карты на деньги и попадает в изолятор. Следователь Белов вызывает его на допрос, составляет акт. Обычная процедура дознания.

-     Фамилия? - спрашивает Белов.- Васильев, - отвечает Жора. - Имя, отчество? - Георгий Михайлович. - Год рождения. - Март 1917-го. - Социальное происхождение? - Из крестьян. — Место рождения? — Архангельск. — В армии служил? - допытывается Белов. - Нет, не служил. — Служил в белой армии или бандах?

Тут мальчишку словно муха укусила: — Служил! — Где? — продолжал невозмутимо допрос Белов. - На Украине. - У кого? — У Махно, — отвечает Жора, не моргнув глазом. - Кем? - Есаулом! — продолжал играть комедию Жора.

Белов тщательно вносит в протокол вопросы и ответы. Записывает автоматически, не вдумываясь в содержание. Затем отсылает его обратно в изолятор. Кроме Жоры, в камере находились еще трое зеков. Жора под общий хохот рассказал о своей проделке.

Прошло часа три, в камеру врывается вохровец и забирает Васильева в Опер-чекотдел. Развалившись в мягком кресле, сидит начальник и сквозь очки рассматривает его. Сбоку, у стола, с видом побитого пса, опустив голову, на краюшке стула, примостился Белов. Начальник смотрит то на Васильева, то на Белова. Затем обращается к Жоре: - Ты Васильев? Говори! - Да, гражданин начальник! - В каком году соизволил родиться? - В 1917-ом. - Так, так, - медленно произнес начальник, барабаня пальцами по столу.

-   Ответь мне! Как бывший студент, ты должен знать историю гражданской войны. Когда же на Украине орудовал Махно?

- В 1918-1920-е годы, гражданин начальник.

-   Вижу, что историю ты усвоил хорошо. Какого же черта морочишь голову следователю, что был есаулом у Махно?! В то время ты еще без штанов ползал! И

 

- 36 -

не на Украине, а на Севере! Да еще, наверняка, сиську сосал! Отвечай, махновский есаул!

Васильев не растерялся. Парень был не из пугливых. - Гражданин начальник! Разрешите объяснить вам откровенно. Дело в том, гражданин начальник, я думал во время допроса, что гражданин следователь - человек умный. А он, зная мой возраст, задает такой наивный вопрос, служил ли я в белой армии или бандах? Как он мог поверить мне, что я в двухлетнем возрасте мог служить есаулом у Махно? Это меня и заело, гражданин начальник. Извините меня за откровенность. Должен же он был понять всю несуразность такого опроса и моих ответов, если ему доверили обязанности следователя? Вот я и высказал свое мнение, гражданин начальник, теперь я полностью готов нести ответственность за свои слова. Все зависит от Вас. Я считаю, что все следователи — люди умные! Рад, что не ошибся.

Начальник смотрел на Жору и слушал, не перебивая. Белов же сидел, опустив голову, красный, как рак... Подумав, начальник вызвал вохровца и велел отвести Васильева в изолятор. Вскоре всем стало известно о разговоре Жоры с начальником. Многие не поверили: слишком рискованно было так говорить о Белове. Думали, что Жору строго накажут. Но ошиблись в прогнозах: к концу дня Васильева освободили. А Белова с должности сняли и перевели на другую работу.

На строительстве тракта Чибью - Крутая лагпункт Седью был центральным, здесь находилось Управление строительства. В здании управления размещались кабинет начальника, проектный отдел, планово-производственный отдел, бухгалтерия, УРО, КВЧ и кабинет старшего оперуполномоченного Ильина

Вольнонаемные сотрудники управления в зону являлись только на работу. За зоной, почти напротив вахты - казарма ВОХРы. Рядом - домик опера Ильина и его жены. Нрав ее был весьма крут. Про таких жен метко сказано: крепко держит мужа под каблуком.

Ильин - щуплый низкорослый человек, родом из глухого Карельского села, малограмотный. С трудом окончил сельскую семилетку. По комсомольской путевке как выдвиженца Ильина направили в ГУЛАГ, на должность следователя. Это был самолюбивый, с убогим мышлением, очень злопамятный служака, морально нечистоплотный. Он мог располовинить жалкую посылку заключен-

 

- 37 -

ного, бражничал, самодурствовал. Даже в кругу своих друзей из лагерной охраны он считался непроходимым тупицей. Помимо своей должности Ильин выполнял и обязанности начальника по режиму. Злые языки утверждали, что эту тягостную ношу он взвалил на свои хилые плечи, чтобы иметь полный контроль над заключенными.

Как и все вольнонаемные, Ильин пользовался лагерной баней, которую посещал вместе с супругой. Баня находилась по соседству с пекарней, в дальнем углу зоны. А пекарем был мой старый знакомый но Вайгачу Семён Раппопорт. Он жил в той же пекарне. В теплом закутке за печью едва помещались два топчана и тумбочка. Вход в жилье Семена отделялся лишь небольшой тесовой перегородкой и тонкими дверьми.

Вольнонаемные пользовались баней обычно в течение дня, когда заключенные работали на трассе.

Приблизительно в полдень Ильин с супругой решили сходить в баню и заодно попить кваску. Заказывали его на пекарне. Уже раздевшись, Ильин вспомнил про квас и направил за ним супругу. Дверь в пекарню открывалась бесшумно. Из закутка раздавался голос: Москва? Говорит Седью! Как вы слышите меня? Говорит Седью! Как поживает столица нашей Родины? - У нас...

Ильина опешила: Заключенные имеют прямую связь с Москвой! По телефону или радио?! Вдруг лагерники готовят восстание. А муж и в ус не дует -недотепа!

Она стремглав выскочила из пекарни и потянула с полки своего муженька. - Скорей! Пекарня разговаривает с Москвой! Наверняка что-то замышляют! Ну, чего вытаращился? Перестань копаться! Да брось свои брюки. Надевай шинель, недотепа! Ну, наградил бог муженьком!

Раскрасневшийся Ильин ворвался в пекарню, распахнул ногой дверь в закуток. Раппопорт, его помощник и дневальный из соседнего барака мирно попивали чай. Ошарашенные вторжением, они уставились на Ильина. А тот, оглядывая стены и тумбочку, хрипло спросил: - Где рация?!

Раппопорт недоуменно глянул на опера: - Какая рация?

 

- 38 -

Жена Ильина завизжала: - Разве они сознаются?! Обыщи помещение! Выгони всех!

Под напором супруги Ильин закричал на растерянных пекарей: - Вон! Вон отсюда! Из пекарни ни шагу! Анюта! Кликни кого-нибудь, чтобы прислали коменданта! Проследи, чтобы не удрали!

Прибежал комендант с нарядчиком. Ильин скомандовал: - Топор и лом! И вместе с нарядчиком принялся выбрасывать из закутка в пекарню топчаны и постели пекарей. Те сидели на полу и наблюдали за действиями уполномоченного. Около входа, широко расставив ноги, стояла на стороже, вызывающе подняв голову, жена Ильина и зорко следила за пекарями.

Вернулся с топором и ломом комендант. В зоне такой инструмент держать не положено: он представляет большую опасность! Все возможно - убийство, подкоп... Да мало ли чего вздумает зек?

- Ломайте пол! — скомандовал Ильин, тщательно осмотрев стены. Комендант с нарядчиком рьяно взялись за дело. Ильин внимательно следил за каждой доской. Наконец, Раппопорт не выдержал и обратился к Ильину:

- Гражданин начальник! Разрешите спросить, что Вы ищете?

-   Я тебя еще раз спрашиваю, где рация? - спросил Ильин.

-   Не пойму Вас, гражданин начальник, о какой рации Вы спрашиваете? Откуда ей взяться?

-   Вот об этом-то я и спрашиваю тебя, как она к тебе попала? - допытывался Ильин.

Раппопорт молчал, не зная, что сказать.

- Значит, не сознаешься? Хорошо! Сейчас выведу на чистую воду. Думаешь, нет свидетелей!? Анюта! Расскажи, что слышала!

Анюта затараторила: «Вот этот (она показала на помощника пекаря) говорил с Москвой! Я все слышала своими ушами!»

- Говори, что слышала? - прервал Ильин.

- Он, - продолжала жена, - кричит: - Москва? Москва! Говорит Седью!

Раппопорт и его дружки захохотали. Ильин с женой и помощниками уставились на них.

 

- 39 -

-   Прекратить! - гаркнул Ильин. - Чего заржали? Встать! Смирно!

-   Гражданин начальник! Посмотрите на стенку, что это? - спросил Раппопорт. И указал на самодельный репродуктор из черной бумаги, установленный лагерным радистом в рабочих бараках. Правда, то ли репродуктор по своей конструкции был маломощным или по другой причине, но им можно было пользоваться на самом близком расстоянии. По слышимости он едва превосходил обычный наушник.

-   Как что? Репродуктор. Какое это имеет отношение? - спросил Ильин, взял его, повертел в руках, поднес к уху и пожал плечами.

-   Ты что из меня дурачка делаешь? - прошептал он с угрозой.

Семен попросил разрешения подойти к репродуктору. Приложил ко рту и заговорил: — Алло! Алло! Говорит Москва? Говорит Седью! Прекрасно вас слышим. Продолжайте ваши интересные передачи. Вот так мы и разговариваем с Москвой, гражданин начальник!

Комендант с нарядчиком громко фыркнули. Ильин обернулся к жене, а та стремглав выскочила из пекарни.

- Три ночи в карцере! На работу выпускать вовремя! - отдал Ильин распоряжение коменданту.

- За что, гражданин начальник? — вскричал Раппопорт. Ильин вышел, ничего не ответив...

Я столкнулся с комендантом и нарядчиком, когда они спешили с инструментом в пекарню, спросил у них, куда бегут. Они только махнули рукой - некогда. О дальнейшем мне рассказали Раппопорт, банщик и дневальный.

Вскоре Ильин вторично опозорился. Ему нужно было поехать в Чибью. Тракт от Седью до города был еще в таком состоянии, что добираться туда можно было только пешком или на верховой лошади. Привели лошадь. На конюшне были только обычные рабочие лошади северной породы - малорослые, невзрачные, но выносливые.

- Ты кого мне привел? - закричал Ильин на конюха, приведшего лошадь.

- Как кого? Коня, как вы просили! - ответил конюх.

 

- 40 -

- Ты думаешь, я в лошадях не разбираюсь? Уведи эту кобылу, приведи коня! — распорядился Ильин.

А, между тем, рядом стояли люди - вольнонаемные и заключенные управленцы.

- Гражданин начальник! Да это и есть конь! Вот убедитесь, — и старик конюх высоко поднял конский хвост. Все расхохотались...

Помню, как в 1939 году к нам попал один из номеров журнала "Крокодил". На передней обложке — карта гитлеровской Германии. По всему контуру, опоясанному колючей проволокой, возвышались смотровые вышки с автоматчиками, державшими под прицелом всю территорию несчастной Германии, превратившейся в сплошной концентрационный лагерь. Надпись гласила, что Гитлер загнал все население за колючую проволоку!

На шестом лагпункте тракта ретивый воспитатель велел художнику перерисовать эту карикатуру на большой фанерный щит и вывесить около вахты. Пусть, мол, заключенные видят, как проклятый Гитлер расправляется со своим бедным народом, не то, что у нас! Мы страна свободная, у нас такого нет! Лагерники усмехались, говоря, что автор карикатуры ошибся: контур Германии напоминал шестой лагпункт. Были и остряки, намекавшие, что Германия мало чем отличается от нашей Родины. В первую же ночь на щите появились надписи: Соловки, Колыма, Вам, Воркута, Чибью, Караганда...

Из Политотдела пришел приказ: щит уничтожить. Незадачливого воспитателя отозвали в Чибью.

На другом лагпункте над входом в клуб вывесили популярный в то время мопровский лозунг "Братский привет заключенным Запада! " Только вообразите: узники "свободного" Советского Союза приветствуют своих заключенных братьев на Западе!