НА БАРЖЕ ПО ОБИ

Привезли нас к небольшой пристани, где была пришвартована баржа огромного размера. На таких баржах по сибирским рекам перевозят грузы. Сама пристань тоже была оборудована на старой барже, так что сначала мы не поняли, на какую нам грузиться.

Вниз баржи вели широкие, крутые ступени. Нам указали наше место: внизу, в носовой части. На другом конце находился уже раньше привезенный эстонский эшелон.

Если нужно было подняться на палубу баржи, то было трудно добраться до лестницы, так как все кругом было забито людьми. Надо было перешагивать через лежащих людей и вещи. Не повезло тем, кто находился вблизи лестницы: их все время тревожили, им не было никакого покоя. На пристани можно было кое-что купить. Тут продавали сметану, творог и русские пироги с капустой и яйцами. Было даже мороженое. Мы купили кружки и тарелки, так как свои забыли взять из дома.

Подвезли новые эшелоны, что следовали за нами. Этих тоже пригнали на нашу баржу. В общем, здесь оказались четыре эшелона: три латышских и один эстонский. На барже мы чувствовали себя свободнее, чем в поезде. На обширной

палубе можно было прогуливаться. Мы не были также разделены вагонными стенками, а находились все вместе. В большой толпе бодрее себя чувствуешь. В подъезжавших эшелонах можно было встретить знакомых.

Когда наконец всех погрузили на баржу, ее потащил большой буксир.

Спать на барже было гораздо хуже, чем в вагоне, так как там, по крайней мере, у каждого было свое место на нарах, а здесь все должны были устраиваться на своих вещах. Приходилось спать в скрюченном положении. Вытянуть ноги было невозможно. Спать в таком виде было трудно, и ночи были мучительно долгими. Не было здесь также и питания, которое мы получали в поезде. Каждый день нам давали жижу из переквашенной капусты, сдобренную прогорклым постным маслом. Эту жижу почти никто не ел, за исключением тех, у кого не было своих продуктов, взятых еще из дому. И хлеб выдавали более скудно, чем в поезде.

Однажды днем случилось с нами несчастье. Мы сидели на своих вещах и обедали. Внезапно с палубы через открытый люк прямо на нас свалилась какая-то молодая женщина. Наше место было прямо под люком. Женщина была пьяна и, не устояв на ногах, свалилась в люк. Больше всех пострадали бабушка и младшая сестренка. Бабушка получила сильный удар по голове, и она у нее потом долго болела. У сестры появился большой синяк под глазом. Вся купленная посуда была перебита, а также разбилась банка с маслом. Нам пришлось масло растапливать и процеживать сквозь марлю, чтобы очистить его от осколков стекла.

Большую часть дня мы, помоложе, проводили на палубе, а бабушка оставалась внизу с вещами. Она не хотела карабкаться по крутым ступеням и преодолевать настоящие мучения, чтобы добраться до лестницы.

Нам казалось странным, что везущие нас не боялись, что мы можем убежать, ибо на барже не было ни одного охранника, кроме одного чекиста, нашего начальника, который должен был доставить нас по месту назначения. Но, прикидывая возможности побега, каждый понимал, что они

очень малы. Однако позднее появились слухи, что кое-кто из парней, узнав о начале войны, сбежал и добрался до Латвии.

Мы плыли по большой сибирской реке Оби. Баржа медленно скользила по течению на север. Проехав несколько дней, мы заметили, что за нами плывет большой белый пароход. Распространились слухи, что на пароходе везут мужчин, отделенных от нас в поезде. Когда пароход подплыл ближе, мы увидели на нем много женщин и детей, а также юношей, только-только достигших совершеннолетия. Их потом отчислили и увезли куда-то.

Белый пароход присоединился к нашей барже, и мы поплыли рядом. На пароходе разместились один латышский и один эстонский эшелоны. Там мы встретили знакомых. На кухне парохода продавалась еда, но ее так быстро раскупали, что всем не хватало.

Помню один красивый летний вечер. Стояла теплая, приятная погода. У некоторых латышей и эстонцев были аккордеоны и скрипки. На скорую руку они составили оркестр. Над баржей поплыли милые звуки латышской музыки. Многие молодые стали вращаться в танце... Было так странно слышать мелодию вальса "У янтарного моря", звучащего над широкой Обью. И жизнерадостные парни и девушки, одетые в свои лучшие одежды, кружились в вихре танца. В молодости невзгоды так долго не подавляют, как в старости. Но для многих, очень многих этот странный танец в багровом озарении заходящего солнца над широкой Обью был последним в их жизни! Об этом мы тогда еще не знали и даже не могли себе представить, как много молодых латышских парней и девушек очень скоро будут покоиться в этой чужой земле.

Вместе с радостью танца было так страшно... Кругом широко открывались взору дикие и мрачные пейзажи. Обь - одна из самых широких рек в мире, и здесь она раскрывала все свое могущество. Местами она была так широка, что невозможно было разглядеть ее берегов. Казалось, что мы плывем по морю. Особенно сильно Обь разливается летом,

выходя из своего русла и затапливая берега. На высоких берегах росли деревья. Фруктовых садов я не видела. Здесь, наверное, зимы очень холодные. Проплыв сотни километров, мы не увидели ни одного дома, ни одной деревни. Все так мрачно и жутко, и мы скользили все глубже в этот безлюдный, как бы опустошенный мир. Мы начинали понимать, что нас преднамеренно увозят подальше от всяких путей сообщения, чтобы затруднить бегство и возвращение на родину.