- 168 -

НАКАЗЫВАЮ ОБИДЧИКА

 

На склад прислали пшеничную муку. Мелехов распорядился стахановцам колонны вместо добавочного хлеба выдавать блины из пшеничной муки. Но то ли повара не хотели, то ли не умели — блины всегда были невкусные, и премированные оставались недовольны. Теперь я должен печь из этой муки булочки вместо блинов.

На кухне работают двенадцать поваров под руководством шеф-повара Саши. Саша — стройный парень лет тридцати из Ленинграда, был там шеф-поваром в известном ресторане. Человек легкомысленный, любитель выпить, он был замешан в каких-то махинациях и попался. По характеру он очень добродушный, сердечный и чувствительный.

В кухне железный порядок и чистота. Последнее, конечно, поварам больших трудов не стоит. Только пальцем помани — любой заключенный прибежит с любыми услугами. Однако организованность и дисциплина — несомненно, заслуга Саши.

Бригада поваров встретила меня дружелюбно. Первым долгом дали хорошо поесть. Потом выдали мне спецодежду. Видя, что я очень слаб, сами приносят муки и всячески помогают.

После бесконечного унижения и одиночества последних дней, когда я часто думал, что осталось жить совсем немного, я тронут такой встречей до глубины сердца.

Свои туфли и костюм я продал. Но осталось еще пальто. Я его вшил внутрь шинели как вторую подкладку. Мой мешочек с одеждой за последние полгода принес мне столько хлопот и бед, что вещи мне стали противны. Я вижу, на какие преступления и подлость способны люди из-за какого-то тряпья не такой уж большой ценности и вовсе не нужного для сохранения жизни — разве что для наживы. В последние дни, лежа в бараке, я часто думал: весь путь сюда я нервничал и страдал из-за своих вещей. Здесь из-за костюма поссорился

 

- 169 -

с нарядчиком, отчего пострадал не только сам, но и вся бригада. Из-за пальто лекпом не дает лекарств. Ведь и надо мне самую малость, немного рыбьего жира — и вся моя куриная слепота пропадет, и мучения кончатся. Боюсь думать, какие страдания может еще принести мне пальто.

Прием, оказанный поварами, заставил меня совсем расчувствоваться. Видно, еще и от слабости я стал совсем сентиментальным. Медленно нахожу свою шинель, вытаскиваю оттуда пальто и отдаю его повару. Сашка не хочет наживаться. Он давно уже понял сам, что вещи добра не приносят. Он и не думает, что я даю пальто ему лично. Он это понимает как знак признательности всем поварам. Через полчаса пальто превратилось в две бутылки водки. Закуска на кухне всегда найдется. Вечером у нас ужин в честь моего прихода. Сашка и вся бригада клянутся быть мне верными друзьями до могилы. Все вместе мы проклинаем Кандыбу и лекпома.

После ужина в круглой деревянной посудине, которой бригада меня снабдила, замешиваю «эфштик», как меня учили в Алуксне. Потом ложусь рядом на чистом полу немного вздремнуть, пока тесто взойдет. Но после хорошего ужина я скоро заснул крепким сном.

Просыпаюсь и спросонья не могу сообразить, где нахожусь и что со мной. Я весь в тесте. Пока я спал, «эфштик» давно взошел и пошел через край. Потом перебродил, и обратно в посудину отошла самая малость.

Что теперь делать?

Я в отчаянии. Тесто скисло, больше половины на полу. Так хорошо всё начиналось, и так скоро придет печальный конец. Кто будет есть мои кислые булочки? Конечно, выгонят.

Однако деваться некуда, что-то надо делать. Собираю тесто с себя, с пола. Пол, к счастью, чистый, а спецовка на мне новая. Собранное тесто бросаю обратно в квашню. Потом добавляю еще муки и всё окончательно перемешиваю заново.

Соображаю: кислое тесто плохо поднимается, когда печется. Поэтому булочки мои будут маленькие, сплюснутые —

 

- 170 -

никакого вида. Придумал: буду делать кренделя. У каждого кренделя две дырки, стало быть, выглядит он больше — и вид лучше, и быстрее испечется. Но возни с кренделями много, надо торопиться. Стараюсь изо всех сил. Заходит Саша. Увидев, чем я занимаюсь, говорит:

— Вот молодец, кренделя сегодня как раз будут кстати, Папсуйшапка приедет.

Я не отвечаю. От первого удара я немного успел прийти в себя, но от этой вести у меня опять душа в пятках. Только Папсуйшапки мне не хватало! А если он вздумает попробовать мои кислые кренделя?

Настроение подавленное. Нечего надеяться, что Папсуйшапка пройдет не попробовав, — я его привычки знаю. И Мелехов тоже, очевидно, захочет попробовать мою работу. Но поправить больше ничего не могу. Мне только становится себя жалко, так жалко, такая грусть, что на глазах слезы. Однако надо торопиться.

Мои кренделя готовы. Скоро колонна вернется с работы. Приехал Папсуйшапка. Со всей свитой и с Мелеховым обходит бараки. Проверив там чистоту, все идут на кухню.

Папсуйшапка пробует блюдо за блюдом и очень недоволен:

— Пресная, пресная, вся еда пресная, никакого вкуса. Саша оправдывается, что нет уксуса.

Еще минута, и начальство у меня.

— Ну, что делаешь, старик? — спрашивает Папсуйшапка.

— Кренделечки пеку, гражданин начальник.

Он быстро хватает один кренделек, разламывает пополам и ест. Я жду своей погибели.

— Ну вот, это другое дело, — заявляет он вдруг и обращается ко мне:

— Учился где-нибудь?

— Да, в Латвии, пекарь и кондитер, гражданин начальник.

Молодец, вот молодец, его обязательно на доску почета, — уходя говорит он Мелехову. Я, совсем обалдевший, остаюсь со своими кренделями.

 

- 171 -

Не успел я опомниться, как вбегает посыльный Папсуйшапки и требует для начальника три кренделя в счет процентной нормы. Есть такой порядок: готовить всякой пищи в колонии на три процента сверх нормы, для резерва.

Положил я на блюдечко для начальника три кренделя. Через две минуты посыльный прибежал перепуганный с теми же кренделями. Говорит, Папсуйшпка страшно ругался и грозил меня прогнать к черту. Я уже совсем ничего не понимаю. Наконец уразумел, в чем дело. Оказывается, Папсуйшапка кричал — за кого это старик его принимает. Он просил три кренделя — почему я даю три с половиной? Дошло: мне надо было послать ему оставленную им половину и еще два целых кренделя. Я беру третий крендель с блюдечка, отламываю половину и кладу обратно. Посыльный дико посмотрел на меня, потом сообразил, мигнул мне и убежал.

Через некоторое время он является третий раз. Теперь Папсуйшапка прислал его выразить мне благодарность за сознательность и честное отношение к труду. Он был убежден, что посланная ему половина кренделя — та самая, которую он бросил, когда пробовал. Теперь он усматривает мою исключительную честность и сознательность в том, что брошенная им половинка сохранилась.

Заходит Саша. Он тоже очень доволен, что я так справился с грозным идиотом.

К моему великому удивлению, и стахановцы все очень довольны, и все хвалят мои крендельки из скисшего теста. Только позже мне Саша объяснил, что здесь ничего кислого в пище нет, и потому такой вкус как раз очень ценится.

Вот, думаю, не было бы счастья, да несчастье помогло. Потом я всегда давал тесту немного перебродить.

Узнав о моих успехах и о милости Папсуйшапки, в тот же день заходит лекпом с целой бутылкой рыбьего жира. Он понимает, что теперь, когда я работаю на кухне, его благополучие, его порция будут зависеть от меня.

От рыбьего жира на третий день моя куриная слепота исчезла бесследно. Теперь я страшно зол на лекпома. Как легко он мог мне помочь — а вместо этого мучил и дал бы

 

- 172 -

погибнуть из-за несчастного пальто. Я счастлив, что ничего больше не должен беречь, и никто ничего не захочет у меня выжать.

Начальство убедилось, что я не симулянт, и отношение Мелехова ко мне опять улучшается. Опять часто получаю газету и зорко слежу за событиями в Латвии. Я убежден, что час моего освобождения недалек.

Размышляю так и этак, и прихожу к выводу, что надо использовать хорошее отношение начальства и самому также что-то предпринять, чтобы ускорить свое освобождение.

Теперь я пишу длинное заявление в адрес ЦК Компартии Латвии. Там меня знают и могут всё легко проверить. Описываю всё, что со мной случилось, и прошу содействовать моему скорейшему освобождению. Заявление отдаю Папсуйшапке. Послал его Папсуйшапка или нет — не знаю, но со мной по поводу этого заявления никто никогда не говорил.

Через несколько недель я уже совсем поправился. Каждый день пеку булочки или кренделя, которыми все очень довольны. И Кандыба теперь со мной здоровается и заводит дружеские разговоры. Иногда он даже заходит ко мне на кухню и делает вид, будто мы всё время были лучшими друзьями.

Уже осень. В лесу много ягод, особенно брусники. Однажды Мелехов спрашивает меня, умею ли я варить варенье. Отвечаю, что умею.

— А много ли нужно сахара?

Говорю, что обычно надо его столько, сколько есть ягод, но бруснику можно варить и с меньшим количеством сахара и даже совсем без сахара.

В последующие дни все доходяги назначаются в лес собирать ягоды. Их передают мне. Я каждый день варю варенье, иногда с сахаром, но чаще совсем без сахара. Скоро у меня уже два бочонка хорошего брусничного варенья.

Для стахановцев теперь пеку пироги с вареньем. Делаю их разной величины и вывожу подпись вареньем, за сколько процентов перевыполнения нормы какой пирог полагается.

 

- 173 -

Каждый вечер перед строем после того, как Мелехов оглашает приказ, я сам и раздаю пироги.

Мелехов очень доволен. Он строго наказывает использовать варенье только для стахановцев, устанавливает норму, сколько каждый день расходовать. Строжайше запрещает использовать варенье для других целей без его ведома.

Но Кандыба заходит ко мне всё чаще. Ему очень хочется варенья. Как-то раз я ему даже дал немного попробовать. И вот однажды вечером он прислал своего помощника с миской, чтобы я опять дал ему варенья. Отказываюсь. Кандыба приходит сам, злой:

— Где варенье?

Я показываю. Он набирает полную миску и уходит. Уходя, рычит:

— Всякое тряпье берется командовать.

Хотя он тоже заключенный, но для меня — начальство. Силой я не могу ему помешать. Он знает, что Мелехов распорядился давать варенье только стахановцам, но, если он всё же берет, значит, знает, что делает.

Однако я чувствую, что этим дело не кончится. Кандыба не простит мне, что я отказался дать варенье, опять будет пакостить.

Но теперь и я на коне. Я узнал, почему Кандыба так осмелел: варенье понадобилось ему, чтобы угостить одного из помощников Папсуйшапки. Но завтра сам Папсуйшапка будет у нас.

Всё серьезно взвесив, я решил действовать. Будь что будет, надо дать бой.

Готовлю заказанное количество пирогов соответствующих размеров. На всех делаю надписи так красиво, как только могу. Но самый большой пирог, на 230 процентов, делаю без варенья. Там надпись простая, из теста. Он резко выделяется среди других.

Приезжает Папсуйшапка. Вечером, как обычно, выхожу перед строем и я со столиком и пирогами. Большой пирог на самом видном месте. Направляясь к трибуне, чтобы огласить приказ дня, мимо моего столика проходит Мелехов. С ним Папсуйшапка и более мелкое начальство. Среди них и

 

- 174 -

Кандыба. Мелехов сразу замечает непорядок и набрасывается с криком:

— Почему этот без варенья?

— Не хватило, — отвечаю я тоже со злостью. — Кандыба вчера сожрал целую миску варенья.

— Так я же вам строго наказал, что варенье только для стахановцев!

— Я, гражданин начальник, потому и не дал ему, когда он прислал своего помощника. Но он сам пришел, взял полную миску и еще выругал меня.

— Это правда? — Мелехов грозно поворачивается к Кандыбе.

Тот мнется, потом выдавливает из себя:

— Да... приехал... я немного взял.

Он, видимо, собирался оправдаться тем, что приехал какой-то помощник Папсуйшапки, которого надо было угостить, но в присутствии самого Папсуйшапки не посмел договорить.

Зло, как зверь, Мелехов удаляется и вслед за Папсуйшапкой поднимается на трибуну. Последним, опустив голову, с бумагами в руках входит на трибуну Кандыба. Обычно он готовит приказ, и часто Мелехов ему же и дает читать. Очевидно, он и сегодня собирался прочесть приказ дня. Но как только Кандыба поднялся, Мелехов вырывает бумаги из его рук и читает приказ сам. Кончив читать, он заявляет:

— Вы видите, самый большой пирог — без варенья. Это потому, что варенье съел распределитель работ Кандыба. Приказываю с завтрашнего дня Кандыбу с должности снять и направить в колонну строгого режима землекопом.

— Урра! — раздается дружный крик заключенных. Папсуйшапка не произносит ни слова. Мне кажется, что Мелехов снимает Кандыбу с такой злостью потому, что сам он человек честный. Вместе с тем, он и заключенным хочет показать свою справедливость. У такого начальника подчиненные лучше трудятся и лучше выполняют план.

Конечно, Мелехову не хочется жертвовать Кандыбой. Это его правая рука — ведет учет, составляет приказы и

 

- 175 -

свое дело знает. Но иначе поступить нельзя. Папсуйшапка всё видел и слышал. Мелехов понимает, если бы он тут же не расправился с Кандыбой, то это сделал бы Папсуйшапка, который тоже не упускал случая показать, какой он справедливый. И тогда бездействие Мелехова могло грозить неприятностями ему самому.

Как бы то ни было, я не зря возлагал надежды на большой пирог. С одним негодяем справился.

— Ох, не думал, что у тебя такой зуб, — довольно улыбаясь, говорит Саша, когда я со своим столиком возвращаюсь на кухню.