ВТОРОЙ ПОБЕГЪ.

Какъ Екатеринбургская, такъ и Тюменская тюрьма были особенно ярко выраженные образцы старыхъ «Остроговъ» давняго прошлаго. Такъ и вспоминаются ихъ описанія — «Владимирка»... Кандалы... Ихъ звонъ, бритыя головы и старыя арестантскія песни... Тюрьмы полны легендъ. Вотъ поправленная стена — отсюда разобравъ кирпичи, летъ сорокъ тому назадъ бежала партія арестантовъ. У стены, вокругъ тюрьмы, поднята вышка часового: партія, находивщаяся на прогулке, вскочила на старую, низкую вышку, убила часового, и, перемахнувъ черезъ стену, ушла.

Въ Екатеринбургской тюрьме, ночью передъ отправкой, я слышалъ старыя арестантскія песни... Уголовники — это не интеллигенты. Въ тюрьме они редко жалуются на свою судь бу, это считается неприличнымъ, и поэтому ищутъ формы для того, чтобы высказать эту жалобу, находятъ ее въ песне и выливають въ ней всю свою душу. Вотъ потому она и звучить у нихъ такой широкой тоской; когда слышишь ее — слезы подступають къ горлу... Особенно уместны были эти песни въ этихъ старыхь тюрьмахъ.

День за днемъ проходилъ у меня въ одиночке. Я не подавалъ никакихъ заявленій и жалобь. Плохо, но можетъ быть выиграю, думалось мне. И я действительно выигралъ... Недели черезъ две меня неожиданно вызвали въ Г.П.У. и просто безъ всякихъ допросовъ и вопросовъ, выдали мне удостовереніе на право жительства до открытія навигаціи, какъ ссыльному, въ самомъ городе Тюмени. Теперь нужно было только поумнее доиграть игру.

Еженедельно я обязанъ былъ регистрироваться въ Г.П.У. На квартире я долженъ былъ быть прописанъ и при перемене адреса, какь я, такъ и хозяева, должны были доносить объ этомь въ Г.П.У.. За мной, какъ и за всеми, конечно была слежка.

Все эти обстоятельства нужно было учесть и скомбинировать побегь. Это было бы легко, если можно было довериться людямъ. Но я никого не зналъ, а положиться на незнакомыхъ людей теперь въ Советской Россіи невозможно. Спровоцируютъ, струсятъ и просто болтнуть. — Выдадутъ.

Съ прежними Сибирскими каторжанами бродягами мне мало пришлось встречаться и, только въ Тюменской тюрьме я познакомился съ однимъ изь нихъ. Это былъ еще не старый мужикъ, имевшій за собой не мало «зажимовъ». За последнее время онъ сталъ «марвихеромъ», то есть делалъ крупныя, со взломомъ кражи. Я присмотрелся къ нему, затемъ сказалъ, что я хочу бежать, и онъ мне во многомь помогъ.

Онъ далъ мне адресъ «своего» человека, и, после выпуска, я немедленно обратился къ нему. Насколько въ этихъ маленькихъ городахъ все известно, показываетъ такой случай. Я раза два сходилъ на вокзалъ посмотреть железнодорожную карту. Черезъ день я пришелъ къ моему новому знакомому Б-ву,.и онъ мне сообшилъ, что ему известно о моемъ посещеніи «бана»^*), советовалъ большетуда не ходить и держать себя «на стрёме»^**).

Деньги у меня были. Борода къ этому времени отросла. Въ Тюмени нужно было переодеться, замести свои следы, достать «липу», то есть подложные документы, затемъ купить «метъ»^***), доставить его на следующую станцію, достать подводу, доехать туда и тамь сесть на поездъ въ Петроградъ. Таковъ былъ мой планъ.

Дело съ документами у меня не клеилось, Ихъ можно было купить на рынке, но не было шдходящихъ. Мне помогъ случай. — Я сиделъ въ пивной. Къ моему столику подселъ какой то полуинтеллигентный типъ. Мы разговорились. Онъ оказался пріезжимь изъ города Кургана, не то сочувствующій партіи коммунистовъ, не то просто типъ большевицкой оріентаціи. Я уже собирался встать, но разговоръ случайно перешелъ на разныя удостоверенія и свидетельства и онъ, раскрывъ свой бумажникъ, показалъ мне свой документъ.

«У меня въ городе онъ мне совсемъ не нуженъ... Тамъ меня все знають», хвастанулъ онъ.

- Ну а мне онъ очень нуженъ, подумалъ я, и въ голове уменя созрелъ планъ. Я сделалъ все, чтобы объединиться. Влилъ въ него пива, затемъ мы хватили водки, еще пива и мой новый знакомый надрался. Была уже ночь… Время спать... Я взялъ его лодъ мышку и повелъ къ себе ночевать... Принесъ постель, уло-

жилъ... Долго шли у насъ пьяные разговоры, наконецъ, онъ успо-коился и заснулъ. Тихо зажегь я свечу «помылъ его шкары, взялъ его кожу», т. е. вытащилъ изъ его кармана бумажникъ и вышелъ въ корридоръ... Долго я рылся въ чужомъ бумаж-нике, — никакъ не могъ найти документъ... Наконець вытянулъ его оттуда , спряталъ, вернулся, положилъ бумажникъ на место и со спокойной совестью заснулъ. Такъ я сталъ карманнымъ воромъ.

Теперь нужно было форсировать свой отьездъ. Регистрація была въ субботу... Поездъ на Петроградъ шелъ въ воскресенье Я купилъ себе кое что изъ одежды, сказалъ хозяевамъ, что я нашелъ себе новую квартиру, но не знаю насколько она мне по-нравится и можеть быть я перееду обратно. Заплатилъ имъ за несколько дней впередъ и оставилъ у нихъ свои вещи. Б-овъ до-сталъ подводу, купилъ въ Тюмени билетъ и его человекъ долженъ былъ доставить его на следующую станцію. Въ субботу я въ последній разъ «выкупался»^*), а въ воскресенье рано утромъ, дошелъ до конца города, где меня ждала подвода, селъ въ нее и прощай Тюмень...

Была распутица... Колеса вязли. Намъ нужно было ехать 40 версть. Въ начале мы ехали хорошо. — Лошадка была крепкая и тянула. Но воть пошелъ дождь, снегъ сталъ таять, почва набу-хать и мой возница началъ действовать кнутомъ.

Все чаще и чаще я смотрелъ на часы. Мы опаздывали... Разговоры прекратились... Мы оба были сосредоточены на одномь — какъ бы доехать. Досадно было опоздать. Слишкомъ дорого это стоило бы. Кнуть свисталъ, но не действовалъ. Конь вставалъ. Но вотъ показалась станція... Я сиделъ съ часами въ рукахъ... Мы опоздали!

Я вышелъ на станцію, спросилъ, и оказалось,что поездъ опаз-дываетъ на два часа! Обрадовался я сильно.

Наконець подошелъ поездь. Безъ разговоровъ, какъ было условлено, мне былъ переданъ билетъ. Я нашелъ место, сходилъ въ уборную, сжегъ тамъ все свои прежніе документы, забрался на верхнюю полку, вынулъ «липовыя очки»^**) легь, и началъ учить: «Я — уроженецъ Тюменской губерніи, Яренскаго уезда, Николай Петровичъ Вершининъ».

Первый этапъ былъ конченъ... Но я не закрывалъ глаза на будущее и зналъ, что мне предстоитъ еще много препятствій:

Надо доехать. Надо жить въ Петрограде. Надо достать кладъ. И уйти за границу!..

Я сделалъ все отъ себя зависящее, чтобы меня не хватились раньше, чемъ черезъ четыре дня. — Я отучилъ своихъ немногочисленныхъ знакомыхъ ходить ко мне, я никогда не ходилъ по главной улице и не бывалъ даже въ кинематографе. Но всетаки, я никакъ не могь быть застрахованнымъ отъ того, что мне въ догонку пошлютъ телеграмму о моемъ аресте. Кажется около Вятки, по поезду прошелъ контроль съ напріятнымъ для меня окрикомъ: «Ваши документы»...

Я подалъ... Прошло... Значитъ тамъ еще ничего неизвестно.

Надо было есть. Не очень опасаясь, я вышелъ на двухъ-трехъ станціяхъ. Знакомыхъ въ Тюмени у меня было мало и бояться мне было нечего... Но случай всетаки загналъ меня опять въ вагонъ. — На одной изъ станцій, я носъ къ носу, столкнулся съ однимъ изъ служащихъ въ Тюмени, который зналъ, что я ссыльный. Быстро поднесъ я руку къ лицу, какъ бы почесывая глазъ, повернулъ въ сторону, въ вагонъ, и опять забрался къ себе на верхнюю полку.

Начиналась жизнь, въ которой нельзя было страховать себя на пять минутъ впередъ. Ехалъ я четверо сутокъ. Вотъ показались знакомыя места... Скоро Петроградъ. Благоразумнее было сойти на одной изъ ближайшихъ станцій. Хотя я зналъ, что успехъ такихъ делъ основанъ на мелочахъ, но мне всетаки не хотелось останавливаться на нихъ, и я доехалъ до самаго Петрограда. Вылезъ изъ вагона, прошелъ контроль, не взяли... Тогда я сдалъ свой маленькій багажъ на храненіе и вышелъ на Николаевскую площадь. — Куда ?!..