- 76 -

ПРЕКРАСНАЯ НЕЗНАКОМКА

Опять Зырянское КПЗ. Сижу один, остальные камеры пусты, такое случалось очень редко. Завтра праздник весны — Первое мая 1940 года. На улице стояли теплые весенние солнечные дни, слышался людской шум, по ту сторону решетки жизнь продолжалась. Только моя жизнь, втиснутая в ограниченное пространство, как будто остановилась. Вечером в саду играл духовой оркестр, молодежь танцевала, веселилась и не было никому никакого дела до того, что вот совсем рядом, в темной грязной каморке сидел еще совсем молоденький узник-мальчик, которому совсем недавно пошел 17-й год.

Первое мая. Все камеры пусты. Дежурный милиционер часто выходит на улицу и долго не появляется. Зайдет, посмотрит в волчок, убедится, что узник на месте, и опять выходит на улицу. Кому же охота сидеть в этой темной, душной и грязной пещере? А мне кажется, что я никогда и не был там, на свободе, как будто я видел сон когда-то, что тоже мог свободно пойти куда пожелает моя душа, что я когда-то, совсем давно, мог ходить в школу, мог играть в бабки, мог есть досыта хлебушко...

Праздник пролетел мимо меня, и третьего мая в КПЗ появляется первый арестант. Совсем еще молодая, красивая, бойкая женщина. Пока дежурный закрывал входные двери, она успела пробежать по коридору и заглянуть в волчок каждой камеры, и только в последней обнаружила единственного человека.

— Да тут, оказывается, есть еще одна живая душа. Мальчик, здравствуй.

— Здравствуй, — ответил я. Тут ее окликнул дежурный:

— Ты, сударочка, чего тут разбегалась, расхозяйничалась?

— А че, нельзя, что ли поздороваться? — ответила арестантка.

— Вон там, в тамбуре есть веник, ведро и тряпка. Набери воды, побрызгай в коридоре и подмети, а потом помоешь пол у меня в дежурке. Все понятно?

— Есть, товарищ начальник, подмести и помыть пол.

— Ты не называй меня товарищем, твои товарищи остались там, за оградой КПЗ.

— У-у! Какой вы сердитый, дяденька, нехорошо так принимать гостей!

— Ишь ты, гостья объявилась у меня тут, — оскалив зубы, проговорил дежурный, а сам внимательно осматривал ее красивый стройный стан.

— Ну ладно, хватит болтать, давай действуй тут, да поторапливайся, — и вышел на улицу.

 

- 77 -

Как только дежурный удалился, она бросила подметать, подбежала к моей двери и, открыв кормушку, попросила меня подойти поближе к двери. Когда я подошел вплотную к двери, она, просунув руку в кормушку, схватила меня за рубаху, подтянула мою голову к кормушке так, что наши лица почти соединились. Она начала целовать меня в губы, в глаза, в щеки, приговаривая: «Какой ты миленький мальчик, за что же тебя упекли в тюрьму такого молодого?» Потом, опустив меня, она быстро заскочила в свою камеру, затем вновь подбежала к моим дверям и стала совать мне через кормушку хлеб, отварное мясо, яйца и несколько луковиц. Делала она это очень быстро, поглядывая на входную дверь, боялась, что войдет дежурный и запретит ей общаться со мной. Смеясь, она еще несколько раз поцеловала меня в губы и, закрыв кормушку, проговорила: «Кушай, мой милый, а я побежала мыть ментовку».

Ошарашенный этой сценой, оглушенный ее горячими поцелуями, я никак не мог понять, что же произошло со мной? Или это был сон или это произошло наяву. Откуда она появилась? И кто она такая? На наших деревенских бабенок она совсем не похожа, наша деревенская не будет вот так целовать совершенно незнакомого человека. Это, во-первых. А главное: наши деревенские все заморенные, замученные непосильной колхозной работой, тонконогие, а вместо грудей ямочки. А эта — румяная, хорошо упитанная с красивой и развитой грудью, с тонкой талией — загадочная незнакомка, кто она? В коридоре подметено, в дежурке помыто, и моя незнакомка посажена в камеру, которая располагалась почти напротив моей. Когда дежурный выходил на улицу, мы продолжали наше знакомство. Вот что поведала моя соседка: она воспитывалась в детдоме в городе Томске, отца и матери не знала. И вот, когда ей сравнялось 15 лет, ее вместе с другими детдомовцами направили в Зырянский район, где их распределили по колхозам. Она с двумя мальчиками попала в деревню Дубровка, где они должны были жить на иждивении колхоза. Летом они работали в колхозе, а зимой учились в школе. На другое лето, т.е. в 1938 году, мальчишки сбежали обратно в Томск. Жизнь в деревне им не нравилась, а ей пришлось остаться не потому, что понравилась деревенская житуха, а потому, что попала в хорошую семью, к добрым людям, которые ее полюбили как свою родную дочь. Своих детей у них не было. И так она дожила у них до 39 года. А в конце года вышла замуж за деревенского паренька. Прожили они полгода и его забрали в армию, а она продолжала жить в деревне на правах солдатки. Совсем недавно кто-то написал в милицию, что она сделала аборт (аборты в то время были запрещены). Вот так она и очутилась со мной на пару в КПЗ. «Но, а ты-то давно ли припухаешь здесь?» Я коротко рассказал ей про

 

- 78 -

свою беду, что я арестован по линии НКВД и сижу уже десятый месяц. В то время значение слова НКВД все очень хорошо понимали, вплоть до малых детей. И на всех это слово наводило ужас и страх.

— Ой, милый ты мой мальчик, да что же это они с тобой делают-то? Держат так долго в тюрьме. И что же: ты здесь вот так и сидишь один все эти десять месяцев?

— Нет, в основном я сижу в Томской тюрьме, а сюда меня привозят на десять дней.

— А сколько же тебе лет?

— Да вот, нынче с масленицы пошел семнадцатый, — отвечал я.

Зашел дежурный, и наш разговор был прерван. Вскоре пришла его смена. Когда сменщик ушел, к моей двери подошел «мой друг» Хаймидулин.

— Ну, как дела, арестант? — заглядывая в волчок, обратился он ко мне.

— Сейчас видел твою мать. Она знает, что тебя привезли, хочет передать передачу, но твой следователь не разрешает.

— Передай маме, что я жив и здоров, целую всех, тятю, маму и сестер, и пусть они сильно не переживают.

В 10 часов вечера отбой. «Гражданин дежурный, подойдите к моей камере», — слышу я голос моей соседки. Когда дежурный подошел к ее камере, она начала его упрашивать, чтобы он посадил ее на ночь ко мне.

— Я одна сильно боюсь, тем более без света, а тут еще бегает множество крыс.

— Ладно, подожди немного, попозже мы сделаем. И вот моя прекрасная незнакомка в моей камере. Сначала она прильнула ко мне всем своим гибким телом, долго обнимала и целовала меня, а потом проговорила: «Ой, что я делаю, ты, наверное, голодный. Но мы с тобой сначала поужинаем, а потом ляжем спать вместе, постель у нас прекрасная: у тебя телогрейка, у меня осеннее пальто, так что не горюй». Однако наше дело не сладилось: только мы уселись, собрали ужин, в КПЗ ввалился дежурный по отделению милиции. Он сразу обнаружил отсутствие женщины в своей камере. Какой тут разразился скандал! Дежурный орал на Хаймидулина:

— Что ты натворил? Разве можно садить женщину к мужчине?

— Да какой он мужчина, — пытался оправдаться наш друг — Он еще совсем мальчик.

— Я покажу тебе мальчика, завтра же тебя вытурят из отдела, это же скандал на весь район!

Потом распахнулась дверь нашей камеры, мою незнакомку вышвырнули в коридор и посадили в самый дальний застенок. Через 20 минут Хаймидулина заменили другим милиционером. Об этом случае весь райотдел милиции вспо-

 

- 79 -

минал почти полгода, а Хаймидупин все эти месяцы был посмешищем для всех его сотрудников. Мой друг на дежурства не допускался месяцев пять или шесть.

На следующий день мою соседку сводили в больницу. Аборт не подтвердился, и ее освободили. Больше я никогда ее не встречал, но на всю жизнь запомнил.