8. Возвращение в Москву, январь 1943 года.

Пока я целый год прохлаждался в Казанской колонии, нашу квартиру - благо никто в ней не жил, районные власти отдали двум

офицерам-фронтовикам: подполковнику и майору без семей, которые приехали по делам в Наркомат обороны, а завершив их, отбыли обратно в свою часть. Прожили они в квартире около шести месяцев. После этого она была опечатана лентой с сургучной печатью. Вернувшись домой, я сначала возмутился, но, поразмыслив, решил гусей не дразнить, печать оставить в покое, а вход и выход перенести в окно - помещение было полуподвальным. Было мне тогда уже семнадцать лет, но я так и не понял опасности, подстерегавшей меня в связи с вторжением в "чужую" квартиру.

В ней всё оставалось на своих местах таким, как я оставил перед арестом в 1941 году, но стало гораздо чище - офицеры чистоту соблюдали и всё было в идеальном порядке.

Время я проводил в поисках работы, пытаясь поступить на любую, самую неприглядную, но - безуспешно, так как кроме справки об освобождении, где было указано о направлении в город Кукмор, других документов, тем более паспорта, у меня не было. Тогда я обратился в милицию, но там, увидев мою справку, потребовали, чтобы я немедленно покинул Москву, иначе буду арестован за нарушение закона о паспортизации. Их совету я не последовал и остался в Москве, ночуя в своей квартире. Чтобы не умереть с голоду стал продавать и обменивать на продукты разные вещи отца и мачехи. В первую очередь обменял на полмешка перемороженной картошки швейную машину "Зингер", подаренную нам Линой Джеггер в Нью-Йорке. Трудно было представить себе такую прелесть! Хранить её можно было лишь на хорошем морозе, в противном случае она быстро расползалась в мокрую кашицу и становилась вообще непригодной к употреблению. Зато, если раскалить плиту докрасна и быстро, не очищая, бросать на неё картошку, чтобы она не успела согреться, а сразу бы подгорела с одной стороны, а затем перебросить на другую - это было царское блюдо по тем временам!

Так я жил почти припеваючи до тех пор, пока какой-то доброжелатель не заявил, что вместо дверей, я пользуюсь окном. Однажды ночью, когда я досматривал очередной сон, в дверь громко постучали. Это была милиция с двумя понятыми. Потребовали документы. Справку об освобождении - от греха подальше - показывать не стал, свидетельство о рождении на английском - тем более, всё равно не поймут, а они особенно и не настаивали, им нужно было другое - обыск. Обшарили всё - ничего не нашли, да ничего и не могли найти, я был уверен в этом. Но меня действительно преследовал рок, отодвинули диван и, о Боже! - в нем оказались сабля времён гражданской войны и старый штык от русской винтовки образца начала века! Я ничего не мог понять, ни у моего отца, ни у мачехи, ни у меня такого арсенала в хозяйстве никогда не было! Но, если найдено "холодное оружие" , то следовательно, по логике милиционера, должно быть и огнестрельное. И мне было предложено добровольно выдать его, чтобы не проводить повторного обыска. Но больше ничего у меня не нашли.