МОЙ «УЧИТЕЛЬ» АСЛАМБЕК

 

Пустырь показался мне бесконечно длинным.

К тому времени, когда мы вернулись на проходную НКВД, дежурные уже сменились. Заканчивался обед, до меня доносилось слабое звяканье ложек об алюминиевые миски. Есть мне не хотелось, хоть завтракал я в этот день очень рано. Безучастно следил я за тем, как вписывают меня в журнал, как отпирают передо мной решетчатую дверь...

Коридорный подвел меня к двери с окошечком, отпер ее и молча втолкнул в камеру. Я огляделся и увидел одноэтажные нары, а у дверей на глиняном полу — деревянный бочонок, схваченный железными обручами и закрытый массивной крышкой. На нарах и под нарами на разноцветных подстилках из кошмы, соломы и всякого тряпья лежали одинаково остриженные, похожие друг на друга люди. Все смотрели на меня.

То ли киргиз, то ли узбек, у которого вся грудь и руки были в татуировке, указал мне мое место на нарах. Он, видно, был тут главным.

Я прислонился к столбу, подпиравшему низкий, в трещинах, потолок. Стоял и недоуменно молчал. Коридорный буркнул:

— Принимайте новичка,— и с грохотом захлопнул дверь.

Только тут я по-настоящему понял, что произошло. Я кинулся к двери, стал колотить в нее руками, локтями, ногами. Я бился об нее головой, кричал, рыдал, звал на помощь — со мной случилась истерика.

Не знаю, как долго продолжалась истерика, знаю только, что на время успокоился, а потом приступ снова повторился. Моя мама как раз находилась в «дежурке»— она тоже кричала и плакала. Энкэвэдэшники не выдержали — маму вытолкали и погнали прочь, а мне пригрозили карцером. Мне было все равно. Зэкам — тоже. Они не обращали на меня никакого внимания.

Единственным, кто проявил ко мне участие, оказался тот самый узбек или киргиз с татуировкой. Он подошел ко мне и сказал на чистом русском языке:

— Меня зовут Асламбек. Я — староста. И сижу не в первый раз ... Ты в КПЗ этим ничего не добьешься. Завтра тебя начнут колоть, тогда и отведешь душу. Сейчас все твои фортели — даром. Слушай, сынок, мой совет, ничего не подписывай, и будешь молодцом ... О побеге пока не думай. Слышишь, как за стеной стонет? Тоже молодой. Киргиз .. Через забор ушел. Порвал себя о проволоку. Взяли его на базарной площади, за ноги сюда волокли ...

Я смотрел на него отсутствующим взглядом. Он продолжал:

— На вопросы следователя или лягавого отвечай — нет, не видел, не слышал, не говорил, не знаю. Говори, короче, совсем мало — пусть

 

болтает ищейка! Не поворачивайся спиной, влепит пулю при попытке к бегству. Будет метелить, не сопротивляйся, перетерпи, а то примажет нападение при исполнении — это срок. Главное, ни на кого не стучи и не бери по делу. Если можешь — сунь фуфло.^* Больше прикидывайся пришибленным пыльным мешком из-за угла!

Выслушав этот первый тюремный урок, я внезапно для самого себя успокоился. Рухнул на нары и уснул как убитый.