В поисках дорогого папочки

Когда я освободилась, многие мамы стали обращаться ко мне с просьбой найти отцов их лагерных детей. Некоторые отцы еще сидели в зоне, некоторые уже освободились и жили где-то в шахтных поселках. У меня, как у вольняшки, появилась еще одна обязанность - поиск отцов лагерных детей. Задача эта оказалась трудной, а порою и неприятной. Но отказаться от нее я не могла: я ведь вырвалась на свободу, а они, лагерные мамы, еще сидят за колючей проволокой! Папы встречались разные - от любящих и заботливых до равнодушных и не признающих свое лагерное потомство. Некоторые придерживались простой мужской позиции: ничего не знаю и знать не хочу. Найти с такими отцами контакт было очень трудно, и я нередко впадала в отчаяние. Да и сам процесс нахождения лагерных отцов оказался изнурительно долгим и требовал подключения многих людей. Для примера расскажу, как я искала одного папу.

В одном из своих посланий Клава мне пишет: «Выберись в Северный район, найди Петра Эльтера и узнай о состоянии ребенка Марии Питкеевской Геночки. Ей все обещают, но никто ничего не сделал». В начале я ничего не могла понять. Потом вспомнила, что Мария Питкеевская имела лагерного мужа (Петр Эльтер, наверное, и был им), который освободился раньше ее и сумел забрать на воспитание их сына Геночку, чтобы он не попал в детдом. Видимо, Эльтер ничего не пишет Марии и она просит его найти. Но по таким кратким данным трудно искать человека - шахтерская Воркута большая. Кто Эльтер по специальности? Где конкретно его искать? Я прошу прислать мне более подробную информацию. Через некоторое время получаю: «Эльтер Петр Сергеевич, год рождения 1912, проживает в Северном районе на шахте № 7, работал на подстанции или в горноспасаловке. Если его там нет, то наведи справки в комендатуре, куда он выбыл. Представь, одна надежда на тебя». Что поделать, нужно было обязательно найти Эльтера. На шахте № 7 работал мой добрый знакомый Борис Сократович Басков. Он, как и я, недавно освободился и жил в комнатке у главного инженера шахты № 7, который «дал ему угол». Я к нему за помощью - так и так, нужно найти Эльтера. Далее события развивались как в детской сказке «Репка». Главный инженер поручил своей секретарше сесть за телефон и поочередно обзвонить отделы кадров всех шахтных служб, ссылаясь на его имя. Естественно, если бы звонила я, никто не удостоил бы меня ответом. Наконец Эльтера нашли. Я с ним связалась и узнала, что Геночка жив и здоров, но требует много забот, а он, Эльтер, так загружен работой и домашними заботами, что не имеет ни секунды свободного времени, поэтому и не пишет Марии. Я не-

медленно отправляю радостную весть Клаве, чтобы она успокоила несчастную Марию. Получаю ответ:

«За Эльтера большое спасибо, но Мария уехала на Предшахтную, так что я не могла ей сообщить, что ее сын жив. Если сможешь это сделать - сделай!»

Каждый поиск имел свой долгий путь, забирал много сил и времени, требовал подключения многих людей, которые становились участниками поисковой операции. Но что интересно: никто не отказывался, все помогали! Это характерная примета той далекой воркутинской жизни. Если бы люди не помогали друг другу, то весь запроволочный воркутинский мир просто-напросто вымер.

Мысли Клавы постоянно уносились в Харьков к любимому сыночку. Она представляла себе, как трудно старым родителям его содержать и воспитывать. Он часто спрашивал, где его мама, где его папа? Решили говорить, что мама в длительной командировке, что она любит своего сыночка и часто пишет письма. А где папа? Тоже в командировке? Почему же от него нет ни одного письма? Клава решила исправить плачевное положение с папой: нужно разыскать лагерного папу, рассказать ему о сыне, сообщить харьковский адрес, обязать его, лагерного папу, писать сыну письма и финансово ему помогать. Реализовать этот сложный проект Клава поручила мне. Я пришла в отчаяние. О лагерном отце Костика я ничего не знала, даже его имя и фамилия были мне неизвестны. Да и как я его могла заставить писать сыну письма и помогать ему финансово? Такие вопросы должны решать сами родители, а не посторонние лица! Но Клава как всегда была лаконична и беспощадна: ищи Павла Рубинова!

От солагерниц я знала, что лагерный муж Клавы осужден не по 58-й статье, а по какой-то уголовной. Значит, искать его надо в Воркутлагере, а не в Речлаге. К сожалению, все мои знакомые находились в Речлаге. Поморслучай: кто-то сказал, что Павел Рубинов работает в культбригаде в ансамбле песни и пляски. Пришлось подключить к поиску Алексея Маркова, а он - очень многих из своих коллег-артистов. После ряда неудачных попыток Павла Рубинова удалось все-таки разыскать, но пришлось наткнуться на категорическое «ничего не знаю и знать не хочу». Я тем не менее сообщила ему харьковский адрес и передала просьбу Клавы писать и помогать сыну. Он всеми силами сопротивлялся и грозил жаловаться на меня, что я его шантажирую. Когда Клава узнала об этом, она мне

написала: «... Теперь насчет Павла. Ради Бога, брось ты ему писать, еще не хватало, чтобы ты имела через него неприятности. Он был, есть и остается подлецом. За все твои заботы спасибо, родная». А в следующем письме опять вопрос: «Что Павел Рубинов?» И снова: «Ты пишешь о письме Павла, о котором я не знаю, и знать не хочу!» В конце концов я уговорила Клаву самолично вступить в переписку с Павлом и выяснить их отношения между собой и сыном. С моих плеч свалился этот непосильный груз, но передача писем совершалась через меня, у Клавы не было налаженного канала для передачи писем из ее зоны в культбригаду. Я получала письма от нее, передавала их Алексею Маркову, а он искал удобный случай вручить письмо адресату. Иногда письма терялись. Наиболее важные письма Клава передавала мне в двух экземплярах. В моем архиве сохранилось письмо Клавы от 01.08.54 г., адресованное Павлу. По этому письму можно судить, какие непростые отношения складывались в «лагерных семьях».

«Павел! Сегодня воскресенье. Все тихо. Я сижу в лаборатории и перечитываю твое последнее письмо и ты мне кажешься каким-то чрезвычайно далеким и близким. Столько прошло лет - в памяти мелькает все, и наша коротенькая совместная жизнь, и мое одиночество, и мое счастье - рождение Котеньки, его первые шаги, улыбка, лепет и ужас разлуки с ним. И вновь - одиночество.

Ты был где-то далеко, тебя ничто это не интересовало, и вот снова твои письма. Чрезвычайно трудно описать всю гамму душевных встрясок, да и скучно читать такие вещи. Но два дня назад я пережила еще более интересный случай. Вечером меня вызывают в КВЧ и говорят, что кто-то приехал из культбригады для отбора людей. Я собираю девочек и приблизительно говорю, что нам показать, а сама иду поговорить с этим человеком. Встречаю мужчину средних лет с бородкой, к сожалению фамилии его не знаю. Начинаю расспрашивать о цели его приезда. Окончив разговор на эту тему, спрашиваю о тебе. Он говорит, что тебя очень хорошо знает и даже спит с тобою рядом. Я, конечно, была поражена, что ты, зная человека, едущего ко мне, даже не послал привета! Спрашиваю о твоей жизни, мне очень хотелось узнать о твоей работе на сцене. Вижу, что этот

человек очень скупится говорить о подробностях твоей жизни, ограничиваясь ответом: «живет Павел весело, поет и танцует». Яне стала расспрашивать дальше, а попросила передать привет и приехать с культбригадой. Он очень удивился и спрашивает, а от кого привет? Я даже немного растерялась, но потом решила сказать - от матери его сына.

Осадок после этого разговора меня гнетет и я решила тебе это написать. Я не упрекаю тебя, нет. Просто очень хотелось услышать теплое слово, но его не оказалось.

Павлик! Хочу пару слов сказать о нашем катастрофическом положении. Мы очень от всего далеко, раньше у нас были хорошие силы и работа на сцене приносила много радости. Теперь контингент переменился, силы чрезвычайно слабые, а культорг М.Н.Маньковская - это сплошная набитая дура без признаков какого-либо чувства эстетики. Так что ужасно гнусно. Ты ближе ко всем лицам, связанным с КВО, может ты добьешься вашего приезда к нам. Ты себе не представляешь, какой это угол и тоска! Конечно, для меня этот угол имеет свои преимущества. Я работаю лаборантом, что и морально и физически меня удовлетворяет, и я никуда не думаю двигаться. Но только сидеть у микроскопа и с книгами о крови и прочих отнюдь не поэтических вещах ужасно утомляет. Думаю, что ты приложишь все силы и приедешь. Может быть, тебя смущает встреча со мной в связи с каким-либо сценическим твоим романом? Пусть это тебя не волнует. Я в первую очередь мать, но увидеть тебя очень хотелось бы, так хочется рассказать все подробности о Костюше.

Ты спрашиваешь, чью он носит фамилию. Он А-ов, так как без брачного свидетельства не записывают на другую фамилию.

Большое спасибо за сборник с пьесами. Для нас возможна постановка только «Славы». Только что получила письмо от мамы, очень расстроилась. У них положение чрезвычайно тяжелое. Была засуха такая сильная, что в Полтавской и Харьковской областях из-за отсутствия пастбищ скот весь выгнали в Западную Украину, а яровые хлеба вспахали под зябь. Молоко для Кости достают с большим

трудом. Конечно, мама меня успокаивает, но я сама чувствую, что им тяжело. Вот уже четыре месяца как не получаю от них ни одной посылки. Так, Паша, болит душа, что не знаешь, куда себя деть. Мама пишет, что получила от тебя письмо и рада, что ты пишешь Коте. Она вышлет тебе последние Котины фото. Котик здоров, хорошо развивается, прекрасно для его возраста владеет речью.

Папа получил с 19-го отпуск, так он говорит: «Дедушка, ну что же это такое, все получают отпуск, а мои мама и папа нет, почему?» Представляешь, как родные плакали!

Я послала Коте открытку «петушок везет в экипаже зайку» и написала стишок, в котором есть слова - если Котя будет умный мальчик, то петушок привезет к нему маму. Так он каждое утро говорит: «Бабуля, я хороший мальчик? Напиши петушку, чтобы он привез маму!» Ты представляешь, что творится в душе этой малюточки! Я порой просто схожу с ума. Одно счастье, что он у родных, а если бы еще в детдоме, так тогда совсем повеситься!

Павлик, есть ли у тебя зачеты и когда конец твоего срока ? Оставайся бодрым и здоровеньким. Жду твоего приезда. Целую Клава».

Итак, между Клавой и Павликом Рубиновым установилась переписка и у Клавы порою вспыхивала слабая надежда, что Котенька обретет отца. К сожалению в письмах Рубинова было мало теплых чувств. Клаву это огорчало и раздражало. Ее плохое настроение выливалось и в письмах, адресованных мне:

«Дорогая, родная Лёсенька!

Получила твое фото и письмо с Фаиным и Павлика. Спасибо, родная, за строки. Я безгранично рада, что ты сдаешь экзамены и от всей души желаю тебе успеха. Ленусик! Ты пишешь, что я замолчала, нет, ты просто забыла, что я еще нахожусь по другую сторону от тебя и мой мир «немного» иной. Как видно, два последних письма ты не получила и мне очень и очень жаль, так как описала всю последнюю ужаснейшую обстановку моих невзгод, а может ты и получила, да не до этого теперь тебе. На последнюю же

открытку я и не отвечала. Ты же знаешь, меня ответы в двух фразах без искорки прежних отношений не радуют, а твоя открытка да и это письмо окончательно разорвали мне душу. Я для тебя уже абсолютно ненужный человек в твоем новом мире. Мне очень странно, что П.Я., бывая у тебя, никогда мне ничего не рассказывает, я не знаю почему? Я понимаю, что у тебя сейчас времени в обрез и тебе не до меня. Я очень ждала все время, что ты все-таки выберешь два дня и навестишь меня, ждала каждый день и час, но, увы, и это мне не улыбается. Конечно, зачем те, которые заживо погребены. А время прошло достаточно, чтобы изгладить следы прошлого. О моей жизни скажу пару слов. От мамы получила письмо, где она пишет, что получила от тебя письмо, спасибо за это, но положение у них чрезвычайно тяжелое, Костя (брат Клавы - авт.) ничего не помогает, а у них засуха, папа в отпуске, но никуда не поехал, потому что стараются запастись на зиму, о привозе ко мне Коти нечего и мечтать. Уже 3-й м-ца, как они не имеют возможности чем-либо мне помочь. Можешь себе представить мое состояние после таких писем, плюс к этому последние дни я имела неприятности и стала жертвой каких-то неполадок между в/н, из меня чуть не сделали сволочь такого порядка, как тогда устроила Чеся. Сколько я пережила, перемучилась только знает один Бог. Я подробно писала тебе эту историю, сколько всего пережито, трудно описать.

Леночка! Я очень рада за твои успехи и, конечно, волнуюсь, как тебе бедняжке тяжело в твоем положении еще сдавать, но крепись девочка. <...>

Крепко, крепко целую Клава.

PS. Привет от Оли Дзюбы, Лиды, Ларисы, Лиды Обориной, Гурьевой, Марии Семеновны, Вали Перовой, Мили Ковальчук».

Клава не дождалась приезда Павла с культбригадой. Она надеялась, что он поможет ей вырваться из Сейды и перевестись в культ-бригаду. Эта надежда не сбылась. Наконец, она рассчитывала, что у Павла пробудится отцовское чувство, что он проявит заботу о сыне и внимание к ее родным, которые с невероятным трудом делали все

возможное и невозможное, чтобы Котенька не чувствовал себя обездоленным. Увы, и этого не случилось. Клава пришла в отчаяние:

«Лена, насчет Павла - не смей ему больше писать, он подлец! Только это можешь ему передать. Маме напиши, что всякую переписку с Павлом я запрещаю, пусть мама напишет ему, что негодяи-отцы моему сыну не нужны. Он живет прекрасно, я знаю, у него есть новая баба (извини), а ребенку он не выслал ни копейки, да еще жалуется на свою бедность!»

Так нехорошо закончилась попытка найти Котеньке его папу. Что говорить, простой советский заключенный Павел Рубинов, то ли вор, то ли бандит, мало напоминает Курта Шнайдера, английского лорда и других зарубежных Клавиных мужчин, готовых исполнить любую прихоть юной Клавы!