КАССЕЛЬ

Это бывший работник Коминтерна. В последнее время, перед арестом, был не то ректором, не то деканом факультета общественных наук в Академии коммунистического воспитания имени Н.К.Крупской. Прибыл в камеру одетым в добротное пальто,

в шляпе, с большим свертком продуктов, который прижимал обеими руками к своему толстому животу. Выше среднего роста, очень полный, с небольшой "бухаринской" бородкой (мы очень удивились, что ее ему оставили, не сбрили), с наголо бритой головой — он представился мне как старосте. Без всякого смущения и, как мне показалось, не очень удрученный своим новым положением, он потребовал у меня "место". Я тут же ему предоставил его под нарами, в "метро", около самой параши у двери, учитывая, что товарищ тепло одет. И тут он резко, с гонором крикнул: "Я туда не лягу, предоставьте мне место наверху!" — "Установленных порядков в камере прошу не нарушать", — довольно грубо ответил я (он мне почему-то сразу не понравился). На следующий день его вызвали на допрос и через десяток дней он уже подписал 206 статью об окончании следствия. Мы очень удивились тому, как быстро и безболезненно прошел у него следственный период.

Всего 4-5 раз его вызывали на допрос, держали по 2—3 часа и отпускали без единого синяка.

После подписания Касселем протокола об окончании следствия я был вызван в кабинет к начальнику корпуса, который с ходу приказал: "Немедленно предоставьте Касселю место на нарах у окна". На мой удивленный вопрос, почему Касселю такое преимущество перед другими товарищами, последовало категорическое: "Прекратить пререкания!" Возмущенный до глубины души такой несправедливостью, я решил посоветоваться с Изгоевым, Немировским и другими товарищами, что предпринять. В камере я застал Касселя в окружении нескольких человек, которым он внушал странную философию "чем хуже, чем лучше": "Чем больше активистов партии заберут в тюрьмы, тем скорее разберутся в этой ахинее. Я решил сберечь себя и свое здоровье, поэтому все подписал, и меня, как видите, больше не беспокоят, разрешили получать из дома передачи". Откровения Касселя отдавали таким беспардонным цинизмом, что у наших товарищей отпало желание разговаривать с ним.

После того, как сокамерники узнали о полученном распоряжении начальника корпуса, Сергей Завьялов шепотом предло-

жил: "Братцы, это явный "стукач", устроим ему "темную" в параше". Предложение было принято и этой же ночью выполнено. Весь измазанный испражнениями, Кассель взвыл, открылась дверь камеры и от дружного толчка Кассель вылетел в коридор. Таким образом, камера избавилась если не от "стукача", то от явной сволочи. Для камеры эта история окончилась тем, что все на семь дней лишились прогулки, а меня на двое суток посадили в карцер. В темный подвальный, насквозь отсыревший закуток. Рацион — триста грамм хлеба, кружка холодной воды.