Сучья война

Когда началось расслоение в мире блатных, в этой лагерной латифундии? На моей памяти — вскоре же по окончании войны. Неписаный кодекс воровской чести не допускал никаких отступлений. Нарушителя объявляли "сукой" и тогда любой "законный вор" мог с ним расправиться как угодно: загнать под нары, изувечить, отнять одежду, а то и саму жизнь. Голод, мучавший ла-

герное население особенно в годы войны, невыносимые условия штрафных колонн, куда загоняли рецидивистов, толкали многих блатных на разного рода авантюры. Один брал на себя обязанности бригадира, хотя в некоторых зонах бригады отвечали перед Оперчекотделом за все провинности работяг. Другой помогал нарядчику выводить на производство заключенных. Третий становился тайным осведомителем Органов — в обмен на обещание перевести его в обычную колонну или в лазарет. Были и такие, что совершили нечто непростительное еще на воле, и об этом стало известно здесь, в лагере. Проштрафившихся год от года становилось все больше, на отдельных колоннах они уже преобладали над "честными" уголовниками. Суки хватали воров и заставляли их, под ножами, нацеленными в грудь и спину, принять "сучью веру". Процедура перевода была предельно проста: честный брал в руки грабли и разравнивал разрыхленную перед проволочным ограждением землю. Ведь по следам на этой трехметровой полосе (в предзоннике) надзиратели устанавливали факт побега.

Иногда на колоннах, в этапах завязывались настоящие сражения, и фраера отчужденно наблюдали, как "законники" режут сук или — наоборот... Видел я не раз, как на колонну прибывал этап с группой блатных. Во время обязательного обыска у них отбирали все режущие и колющие предметы — по инструкции — и безоружных кидали в лапы осатаневших сук. Тех, кто отказывался перейти на их сторону ("жил честным вором и умру так!" — восклицал патетически иной знаменитый урка), резали тут же, в бане, куда прибывших загоняли на санобработку. Здесь же грабили мужиков, отнимали последнюю вольную одежонку. Но это давно уже стало бытом.

Вскоре мы уразумели, что подобные стычки в уголовной среде не случайны, их организует 040 с благословения начальства. Зачем Лубянке понадобилась эта всесоюзная резня? Блатные слишком долго и жестоко угнетали — истребляли мужицкое население в Зоне Малой. Рабочих рук стало не хватать. И потом, Берия не

терпел нарушения своей монополии на убийства. Можно было просто расстрелять рецидивистов, но зачем же так явно нарушать закон. Пусть блатные сами себя истребят. Погибнут в основном главари, полезная государству масса блатных останется. На том и порешили лу-бянские калькуляторы.

Мир блатных не был сведен на нет, но именно при Берия ему нанесли сокрушающий удар. Ссученные не взяли окончательно верх над "честными ворами", к тому же среди сук началось расслоение, появились "предельные" и "беспредельные", "зеленые" и "птичий базар", "махновцы", об этом впору трактат писать...

Между уголовниками и лагерными охранниками издавна сложились самые теплые отношения. Все награбленное у фраеров блатари сбывали надзирателям, конвоирам, оперуполномоченным и получали взамен вино, женщин, удобные этапы, досрочное освобождение за хорошую работу. Если возникала нужда в дополнительных доходах, оперативник или офицерик из отряда охраны выбирал на колонне самого шустрого бандита и выводил его ночью за зону "на допрос" к "куму". Они направлялись к баракам или вагонам, где жили вольнонаемные специалисты. Урка грабил, конвоир стоял "на вассере". Если пострадавшие поднимали шум, оперативник накрывал грабителя и, грозно щелкая затвором нагана, уводил подопечного в зону. При благополучном исходе делили добычу и вновь выходили на дело. Разновидностей сотрудничества родственных душ было много, всего не упомнить.

Симбиоз уголовников с чекистами утвердился повсеместно, он так въелся в лагерную систему, что пережил и бериевские времена. А разве сам Берия, разве все эти кобуловы и Меркуловы, мильштейны и деканозовы не являлись уголовниками, вырядившимися в государственные мундиры?