- 62 -

Этап на Волгу

 

К лету 1942 нефтеямы в горах были готовы. Последние месяцы землю вынимали с помощью экскаваторов, и, глядя на это чудо техники, обидно становилось за несчастных зеков, поднявших тачками на поверхность многие тысячи кубометров земли. В управлении, в бараках заговорили о свертывании лагеря, поползли слухи-догадки о дальнем этапе. Начальство держало сведения о маршруте в строжайшей тайне, и все же удалось выведать, что стройка № 149 передислоцируется со всем своим оборудованием, механизмами, автоколоннами на Волгу.

Часть обслуги, которую оперчекотдел считал неспособным на «побег, использовали на погрузке. Мне довелось вместе с бригадой кантовать и поднимать вручную на железнодорожные платформы огромные стальные цистерны.

 

- 63 -

Несколько недель мы грузили в вагоны с продовольствием конторскую мебель, инструменты, разного рода инвентарь... Видимо, наша бригада вошла в доверие к охране, и когда на станцию подали эшелон, нас поместили в особый двухосный вагон для обслуги. По дороге на Ашхабад во время стоянок мы бегали с ведрами и чайниками за питьевой водой и кипятком, разносили по вагонам хлеб. Это разнообразило тягучие дни бесконечного этапа. Он длился почти два месяца, на крупных станциях состав, как обычно, загоняли в дальние тупики: зеленые семафоры светили тогда лишь военным эшелонам.

На станцию Петров Вал, близ Камышина, этап прибыл в августе. Разгрузка вагонов, установка охраняемых зон, строительство бараков — все это вершилось в невиданно краткий срок: Москва потребовала сразу же приступить к строительству стратегической железной дороги Саратов—Сталинград. Без нее удержать фронт на Волге было невозможно.

В этом регионе находилось три крупных лагеря: Верхневолжский, Средневолжский и Нижневолжский ИТЛ. На этот счет немцы были хорошо информированы и, когда бомбили железную дорогу и строительные объекты, всячески оберегали лагерные зоны. Пристанционные здания пришлось строить в земле, углубляясь на три-четыре метра и маскируя водонапорные башни, пакгаузы, ремонтные пункты.

В самом Камышине располагались Центральные авторемонтные мастерские (ЦАРМ). До войны там был авиаремонтный завод, и теперь немецкие бомбардировщики почти каждый день пикировали на этот важный объект.

Начальником ЦАРМа был некий Эйдес, экипированный по-военному брюнет с генеральскими замашками. К заключенным инженерам и механикам, к надзирателям и охранникам он относился в равной степени с вельможной брезгливостью. Нарочито тихий, очень внушительный тон, медлительные движения, усталый взгляд человека, пресыщенного властью и ответственностью. Отдавая очередное распоряжение молодой смазливой секретарше, он выходил к ней из кабинета и диктовал текст на виду у посетителей. Она бойко стенографировала указания шефа, а он шагал вдоль канцелярии, заложив руки в карманы га-

 

- 64 -

лифе, отстранение глядя поверх юлов.

В январе сорок третьего подошел к концу мой срок, первый срок лагерного заключения. Получив справку об освобождении из ИТЛ, документ весьма ненадежный, поехал на Саратовскую пересылку. Уже тогда я сознавал, что в родной Москве мне лучше не показываться, лучше попасть в армию. Но на медицинской комиссии симулировать нормальное зрение не удалось, мне выдали белый билет с освобождением от воинской службы — бессрочно. При этом писарь почему-то причислил меня к инвалидам Отечественной войны и оформил документ на Антонова, а не на Антонова-Овсеенко. Это обернется для меня бедой...