О Федоре Емельяновиче Самохине,
духовном моем наставнике
Я встретил его в концлагере Магадана, куда меня завезли этапом в декабре 1946 года.
Дважды осужденный за дерзновенную проповедь Евангелия, он ко времени встречи со мною отбыл уже двенадцать лет в нечеловеческих условиях неволи. Не помню, чтобы Слово он говорил без слез, не помню, чтобы чей-то грешный поступок оставил без вразумительной проповеди. "Грех, мимо которого проходишь равнодушно, становится в какой-то мере и твоим грехом", — говорил он мне. Поддерживал он меня не только духовно, но и материально, отрывая от себя часть своего лагерного пайка: я часто болел, а его Господь наделил крепким здоровьем. "Ты должен жить, сын мой, — ободрял он меня, — Жить, чтобы описать все, что выпало нам на долю. Мне осталось немного (он был с 1900 года рождения), а ты поживешь, я в это верю".
Вошел в мое сердце один эпизод. Однажды мы сидели с ним в лагерной столовой, хлебая из жестяных мисок жиденькое варево. К нам за стол подсели уголовники. Я приготовился, как обычно, к какой-нибудь наглой выходке с их стороны, но вдруг один из них посерьезнел и, посмотрев на моего наставника, воскликнул: "Батя, какие у тебя глаза — ты святой!" Это сказал отпетый рецидивист, в то время, как многие из политических язвительно подсмеивались над Федором, а заодно и надо мной!
В феврале 1948 года, когда я находился на лечении в лагерной больнице на 23-м километре Колымской трассы, Федор явился мне в сновидении. Подойдя, он положил мне на плечи руки и сказал: "Прощай, мой сын". Лицо его выражало великую скорбь, глаза были наполнены слезами, а позади него, совсем близко, ползла по земле, приближаясь к нам, тяжелая, черная туча, сверкали молнии и глухо рокотал гром. Это было предзнаменование. Вскоре он, по озарению Божьему, ушел из-под охраны в тайгу и там был застрелен стрелком погони. Убийцы потом хвалились, что "распяли этого святого", даже не разбудив.
Позже, в разные годы, Федор не раз являлся мне во снах, разговаривая со мною как наяву, открывая мне тайны, которые я воспринимал как откровение Божье, как чудо. Все это в стихотворении, которое я написал на одном дыхании.