Глава II
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ В АЛМА-АТЕ
Через год с лишним, зимой, я получаю из Верховного Суда УССР сообщение о своей реабилитации: «Определением Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда УССР от 21 декабря 1957 года постановление от 8 апреля 1942 года в отношении Савенко Ирины Анатольевны, работавшей старшим лаборантом в Киевском институте усовершенствования врачей, отменено, а дело производством прекращено за отсутствием в ее действиях состава преступления». Все меня поздравляют, радуются за меня.
Решаю переехать в Киев. Ведь по существующим теперь законам мне положено не дольше, чем через два месяца после прописки, получить квартиру — то ли мою прежнюю, то ли другую, равноценную, в городе, откуда была выслана.
Но отправлюсь я в Киев не сейчас, а только после окончания учебного года. Ведь у меня — двое выпускников-дирижеров, с которыми мы готовим к выпуску большие оперные сцены — из «Онегина» и «Садко».
С сестрой Натой мы теперь видимся редко. Встречаемся на концертах в консерватории, Ната обычно приходит слушать вокалистов. Всегда ухоженная, нарядная. Расстались мы с ней миролюбиво. Знаю, что она увлекается преферансом, проводит за ним в какой-то компании целые ночи, но все же поет на выездных концертах.
Поехала я на несколько дней в Чимкент — попрощаться с мамой, с Таней. Что с мамой прощаюсь навсегда — приходило в голову, хоть я и надеялась впоследствии забрать ее в Киев, а вот в отношении Тани — и в помине не было таких мыслей.
Таня, как обычно, кипит в работе — вся напряженная, взбудораженная. Весь день расписан — с одной работы на
другую, мне все это знакомо. Речь у нее всегда была приподнятая, экзальтированная, а теперь это особенно заметно.
Таня всегда жила только духовными интересами, а все приземленное, материальное, рядовое было ей чуждо. Один из бывших ее учеников, навестивший меня в Алма-Ате, сказал: «Уроки и наставления Татьяны Анатольевны, как ничьи другие, делали нас настоящими, честными коммунистами».
Не сомневаюсь, что так оно и было.
С мамой очень больно было расставаться, глядя, как мучительно она переживает это расставание. И сейчас вижу ее глаза, устремленные на меня с любовью, с тоской, с отчаянием...
С сотрудниками консерватории, со студентами рассталась тепло. Были там хорошие люди, многие сердечно ко мне относились. Вообще — от Алма-Атинской консерватории осталось доброе чувство. Всегда с отрадой вспоминаю, как интересно, как славно мне там работалось. Особенно последний год, когда уже достаточно легко справлялась с техническими трудностями в своей работе.
Собралась я ехать в середине июля. Пианино и все грузные вещи — ноты, книги — отправляю контейнером. На вокзале меня провожают и студенты, и друзья. Как горько плачет, когда отходит поезд, моя квартирная хозяйка Нина Михайловна — очень ко мне за три года привязалась. Не по себе мне от ее рыданий, хоть, с другой стороны, какое-то тепло пробирает от сознания, что тебя так любят и горюют, расставаясь.
С этим грустным теплом и уехала.