Глава V
Я ПОДНИМАЮ ГОЛОВУ
Было это в разгаре зимы. Вскоре после моей поездки купленные вещи мне очень и очень пригодились. Приближался день первых после начала войны выборов в Верховный Совет. Кандидатом в депутаты выдвинули партийного работника одного из сел Сухобузимского района. В честь этого события районное начальство решило организовать в том селе торжественное собрание и после него — концерт. Первый секретарь райкома Рожнев, приятный человек, в лице и в движениях много мягкости — мы уже раньше были знакомы, он заходил в колхозную контору и беседовал со мной, да и на концертах слушал меня,— присылает за мной курьера, приглашает зайти к нему в райком.
Конечно, пошла. Рожнев, первый человек района, высокое начальство, принимает меня на редкость приветливо и просто. Просит принять участие в предстоящем завтра концерте.
«Вы поедете со мной, в моей кошевке,— говорит он.— Тулуп мы вам достанем, и ночлег в том селе обеспечим»
На следующий день надеваю на себя все новое и иду в райком. Дело к вечеру Рожнев уже ждет меня. Помогает влезть в огромный теплый тулуп, усаживает в кошевку — небольшую санную повозку на двоих,— и мы едем. Дорога неблизкая, мой спутник все беспокоится, не замерзла ли я, кутает мне ноги в теплую кошму К зданию клуба подъехали почти к началу торжественной части. Рожнев идет в президиум, я — в зрительный зал.
Сижу в середине зала. Со сцены говорят о выборах, о значении их в приближении Победы, в мирном социалистическом строительстве, рассказывают биографию кандидата в депутаты. Я и слушаю, и не слушаю Все нарастает во мне какое-то смутное волнение Тут и поездка с Рожневым, и его доброе отношение ко мне, и то, что я попала в совершенно незнакомую обстановку и здесь, в этом зале, вскоре буду петь.
Смотрю — справа от меня, чуть впереди, сидит красивый смуглый человек средних лет. В военной форме, на груди — орден Суворова, еще несколько,— это я увидела, когда он повернулся ко мне, будто почувствовал мой взгляд. Мужественное, приятное лицо. Смотрю на его профиль и думаю о том, что четыре года назад стоило мне глянуть на такого мужчину — и какая-то струнка в его душе наверняка дрогнула бы в ответ на мой взгляд. А сейчас. Постаревшая, униженная
с этим столь незаслуженно прилепленным клеймом антисоветчика — и это я, так любившая, несмотря на нелегкие обстоятельства, нашу жизнь, наших людей, все, меня окружавшее,— сейчас кому я нужна? На меня смотрят с жалостью, бывает, что к этой жалости примешано немного уважения, вызванного моей работой, и все. И вот, впервые за эти трудные годы, сладко прихлынули к моему сердцу отголоски далеких прежних радостей. Но тут меня приглашают на сцену, и эти робко проснувшиеся чувства снова уходят куда-то далеко.
Знакомят с баянистом, наскоро репетируем. Начинается концерт, я пою, вызывают на «бис», все хорошо. Только закончился концерт — Рожнев уже ищет меня за кулисами, приглашает на банкет, который состоится в одной из комнат за сценой.
Меня? На банкет? Быть не может! Ведь там будет сплошное начальство... Но тут же мелькнуло мелкое, женское: ведь я уже не в той рвани, в какой ходила здесь все годы. Что ж, иду с Рожневым на банкет.
Длинный стол, уставленный согласно тому времени скромными закусками. Но все же я вижу не только винегрет и соленые огурцы, но и тарелку с жареным мясом, с холодцом. Поблескивают два графина с водкой. Рожнев гостеприимно усаживает меня за стол, и вдруг...
Рядом со мной сидит тот самый военный с орденами, на которого я смотрела, сидя в зале. А напротив меня — Рожнев. Сердце дрогнуло: что-то новое входит сегодня в мою жалкую жизнь. А вокруг — сплошное начальство: все три секретаря райкома, председатель райисполкома, начальник районного отделения НКВД, конечно, кандидат в депутаты Верховного Совета, в честь которого все это устроено. Кроме меня, еще одна женщина — инструктор райкома... И... тут же знакомый мне Лалов. Я сразу узнала его — высокий, с грубым лицом.
Впился в меня недовольным, придирчивым взглядом. «И для чего ее сюда позвали?» — читалось в этом взгляде. А я думаю: «Смотри, смотри!» Даже показалось в эти минуты, что мы с ним на равных, и это чувство опьянило меня, захватило все мое существо, наполнило жаждой жизни, жаждой обновления.
Сидим, едим, пьем. Тосты за кандидата. Мои соседи по столу ухаживают за мной, подкладывают на тарелку, наливают в рюмку — особенно тот военный, он оказался директором большого совхоза. Выпиваю одну рюмку, за ней — другую и ощущаю поначалу робкое, а потом все
более острое, все более пьянящее чувство возвращения к жизни.
И тут совершается чудо: после нескольких душевных патриотических тостов — за победу, за счастье народа, за здоровье нашего кандидата — встает второй секретарь райкома Турпанов, высокий, жилистый, с маленькой головой, слегка напоминающий верблюда, но отнюдь не злой и не грубый человек, встает и говорит: «Предлагаю тост за женщину, которая в силу ни от кого из нас не зависящих обстоятельств находится среди нас. Если бы не война, не вероломное нападение фашистов, нам бы никогда не довелось быть в одном обществе с этой женщиной, артисткой, воплощением всего прекрасного на земле. Так пожелаем же, чтобы скорее кончились ее невзгоды, и скажем ей наше сердечное русское «спасибо» за то, что она одарила нас светом своей женственности, своего артистизма и тем возвысила наши грубые мужицкие души!»
Все шумят, поднимают рюмки. Я, обрадованная, смущенная, поднимаю свою, и все чокаются со мной, и усмехаются, и что-то хорошее говорят. И у Рожнева на лице — улыбка, он доволен речью Турпанова. Даже женщина из райкома, даже начальник НКВД Степаненко приветливо и уважительно кивают. Я улыбаюсь так широко, как наверняка не улыбалась с киевских времен, чокаюсь со всеми подряд. И смотрю на Лалова, единственного изо всех, не протянувшего мне свою рюмку: «Что же ты? Давай!» Но он отводит глаза.
Банкет продолжается, но уже идет на спад. Кончились речи, сидящие за столом разговаривают между собой о том, о сем, о разных своих делах. Директор совхоза тихонько трогает меня за руку: «Выйдем на воздух, покурим?»
Меня обожгли эти слова. Не страстью, нет, это было бы слишком мелко для того, что происходило со мной в тот вечер — его слова обожгли меня какой-то благодатной, словно давно ожидаемой радостью. Радостью самоутверждения
Встаю, иду. Вышли на крыльцо. Темень, вокруг ни души. Тут мой спутник сразу же хватает меня в объятия и принимается исступленно целовать. Приятно. Отвечаю на поцелуи. Но ответной страсти нет, плоть моя молчит, лишь душа радуется, ликует, чувствуя, что сегодня в жизнь мою вошло что-то новое, что я черт возьми, еще не старуха, не убита окончательно жестокостями жизни. Выше голову! Снова я — человек, уважаемый и почитаемый, снова — женщина, волнующая самых красивых самых достойных мужчин. Как это хорошо!
Но — довольно! Вырываюсь, стараюсь умерить пыл своего спутника. Куда там! Помгло то, что во двор вышел Рожнов.
Тоже, наверно, покурить. Я — к нему. Шепчу: «Не оставляйте меня с ним!»
Он понимает меня, мягко ведет под руку в комнату. Сели на свои места.
Когда стали расходиться, Рожнов подошел ко мне и сказал, что проводит к дому, где меня ждут с ночлегом. Это оказалось совсем рядом. Открыла женщина и, ничего не говоря, ведь была уже глубокая ночь,— показала на приготовленную постель, но я, несмотря на усталость, долго не могла заснуть, уж очень захлестнули мое сознание ярким светом все события и впечатления сегодняшнего вечера.
Утром все тот же славный Рожнов сообщает мне, что он куда-то везет депутата, а меня подбросит в Сухобузим председатель райисполкома.
Едем с председателем, полным и, видать, добродушным человеком, по чистому, облитому солнцем, скрипучему снегу Он всю дорогу расспрашивает меня о моей прежней жизни, о том, как и почему я сюда попала. Откровенно отвечаю на все его вопросы, как-то сразу расположил он меня к себе своим участием.
Навсегда запомнился мне тот вечер, такой необычный, наполнивший изболевшееся сердце легкостью, светлыми, давно забытыми чувствами, сознанием, что я могу еще ждать от жизни какой-то радости.
А через несколько дней сидим мы с Марусей вечером дома, когда слышим стук в дверь. На пороге — несколько рабочих парней: «Мы привезли вам пианино».— «Какое пианино? Откуда?» — вскакиваю я. «Из Дома культуры. Председатель исполкома велел доставить, чтобы вы пользовались»
Да, помню, в Доме культуры за сценой стояло второе, старенькое, пианино, очевидно, его вытащили туда, когда купили новое. А теперь председатель райисполкома решил отдать его мне, пока я здесь, понял из нашей беседы, как это важно для меня. Это пианино служило нам с Марусей верную службу до конца нашей жизни в Сухобузиме.