Тюгай Лидия Андреевна

Писать это воспоминание мне помогает одно твердое убеждение: тюрьма — очень жестокая школа жизни, и она должна исчезнуть из обихода людей. То, что случилось со мной, было давно, и, кажется, пора бы все забыть, но душа не позволяет забыть. Воспоминания с годами становятся все ярче и острее.

Я Тюгай Лидия Андреевна, родилась в 1914г. в городе Никольск-Уссурийске, в семье железнодорожного рабочего.

По национальности я — кореянка, поэтому начальное образование в объеме семи классов получила в корейской школе.

С целью преодоления языкового барьера в русском мне предоставили возможность закончить шестимесячные подготовительные курсы во Владивостоке.

Было огромное желание продолжать обучение, найти свое место в жизни, помогать людям. Очень хотелось получить медицинское образование.

В 1931 году я окончила Владивостокский медицинский техникум и в этом же году сдала вступительные экзамены в Свердловский мединститут.

Обучение в институте я начала в тяжелых материальных условиях: не было надежды на получение помощи из дома, отца разбил паралич.

Поэтому свое дневное обучение в институте пришлось сочетать с ночной работой в больнице в качестве санитарки.

17 декабря 1937 года, когда я уже была студенткой 4-го курса Свердловского мединститута, меня внезапно арестовали.

Следствие продлилось недолго. 16 января 1938 года меня обвинили в контрреволюционной деятельности и участии в работе какой-то шпионско-диверсионной организации. Срок отбывания наказания — 10 лет ИТЛ.

Мой лагерный ад начался в Карпаче 17 января 1938 года и закончился в 1947 году. С первого же дня пришлось работать в песочных карьерах, где полностью отсутствовала какая-либо механизация. Мы получали 500 граммов хлеба и пустой суп только после того, как вырабатывали норму.

Позже выполняла сельскохозяйственную работу: косила сено, поливала посадки.

Когда появилась необходимость в медицинских работниках, меня перевели работать на полевой стан по своей специальности. До 1940 года я работала медсестрой.

Все свои силы и знания я старалась отдать больным, изможденным и замученным непосильным режимом людям.

В лагере была большая смертность, главным образом — с диагнозом истощения и дизентерии. Все другие заболевания проходили в очень тяжелой форме. Заключенные умирали на ходу. Только за один месяц летальный исход составлял свыше тридцати человек.

В 1941 году по приказу Управления медицинской службы лагерей меня назначили заведующей стационаром на сто коек. Со мной работали порядочные, принципиальные и человеколюбивые товарищи. В течение трех месяцев мы полностью ликвидировали эту страшную цифру смертности, мы свели ее почти к нулю.

Вместе с моими друзьями, а по-другому я не могу называть этих людей, мы брались за любую работу, если она имела отношение к здоровью заключенных. Образно говоря, мы не знали, когда день и когда ночь. Мы работали в любое время дня и ночи, делая лишь кое-какие передышки, необходимые человеку. Со своим здоровьем мы не считались. Разве можно забыть таких людей?! С удовольствием храню нежные и добрые воспоминания об этих искренних, самоотверженных людях.

Я знаю, что к старости большинство людей становятся добрее. Это происходит не потому, что они слабеют. Это — иллюзия! На самом деле они становятся добрее потому, что прозревают: им виднее, где добро, а где зло.

К старости незыблемо и постоянно мной владеет одна и та же мысль: пусть рухнут с лица земли все тюрьмы! Пусть в сердцах людей сгинет страх перед ними!